крыльцо. Ждать агента внутри — глупо. Дилетантство.
— Слушай, Лерой, я тебя сюда привез, и ты жив, мужик. Отцепи меня от трубы. Если меня здесь найдут… знаешь ли…
— Никто тебя не тронет, кретин. Если бы тебе доверили убрать какого-нибудь премьер-министра, и все бы ходили по колено в уликах — тогда другое дело. Просветлись, Марти. Парни наши вовсе не дураки. У них бывают озарения. Счастливой тебе жизни, Марти.
— Это неблагородно, Лерой. Сам понимаешь. Отцепи меня.
— А я вообще не очень благородный человек.
— Я тебя сюда привез, я рисковал карьерой и репутацией…
— А мне [непеч. ] на твою карьеру и репутацию. Ты ждал, что я отравлюсь, и ты позволил бы мне это сделать. И ты был готов меня пристрелить, если я откажусь.
— Нет. Я бы не стал стрелять…
— Расскажи это своему начальству.
— Ты неблагодарная свинья.
— Вот это правильно. И заткнись, пожалуйста.
Лерой поморщился. Потом застонал. И, наконец, зарычал. Подхватив чемодан, он снова зарычал.
— Знаешь что, Марти? Грррр… Я бы мог тебе прямо сейчас свернуть шею. Почему нет? А? — он бросил чемодан и приблизился к Марти. — Я во всех списках значился. А Ладлоу — ни в одном. Я нашел его. Благодарность? Он меня выключил, а потом сломал мне ребра и переаранжировал некоторые черты лица. И где же ваша благодарность?
— Отпусти меня, — сказал Марти. — Сними наручники.
— Нет. Я хочу, чтобы тебя нашли именно здесь. Ради этого я сам им позвоню через час или два. И скажу, где искать.
— Ты этого не сделаешь.
— Уж поверь. Сделаю.
— Зачем?
— Ты мне давеча говорил, что все это время терпеть меня не мог. Марти, старик, я тоже тебя терпеть не могу. Ну, пока.
Он повернулся, а затем с разворота ударил Марти в скулу.
— Черт! — сказал Марти, захлопывая левый глаз.
— Купишь себе солнечные очки, — сказал Лерой.
Он взял чемодан и вышел. Захлопнулась дверь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПРАВДА О ЛЕРОЕ
— Слышу, как колеса в вашей голове поворачиваются, — сказал Президент. — Вы мне не отвечаете, командир.
— А что бы вы хотели услышать, сэр? Скоро приземлимся в Лос Анжелесе. Погода хорошая. Пляжи загрязнены. Мозги местного населения плавятся на солнышке…
— Я имею в виду заваруху с Ладлоу, — сказал Президент. — Человек, который его поймал. Какая-то темная история, имеет хождение в… В общем, просветите.
— Вы действительно хотите знать, господин Президент?
— Да. Расскажите. Он?…
— Наш ли он? Нет, сэр. — Командир допил виски и посмотрел на облака внизу. Странные формы. В какой-то момент ему показалось, что он видит человеческое лицо — какой-то портрет Рембрандта, что ли.
— Целых два дня мы думали, что он наш.
— И что вы сделали?
— Мы запаниковали.
— Да, — сказал Президент. — Поэтому все это и просочилось, наверняка. Языки из-за паники развязались.
— Нет, господин Президент. И вообще — утечки нет. Вся эта история слишком… неправдоподобна. Я вам скажу кое-что. Не возражаете, если я прибегну к аллегориям?
— Зачем? — спросил Президент.
— Потому что аллегории вам нравятся.
— Верно. Хорошо, говорите.
— Однажды жила на свете прекрасная и жестокая женщина.
— Я ее знаю? — спросил Президент.
— Нет. К тому же, вы женаты.
— Верно, — сказал Президент. — Продолжайте.
— Она жил в красивом старом городе, все еще очень живом, полном обещаний даже после тысячи лет восстаний, угнетения, искусства, и среднеклассового туризма. Была она обычная девушка из влиятельной семьи. Неожиданно ее отец стал премьер-министром… Есть специальный ритуал…
— Да, — сказал Президент. — Я помню. Двигают рычажки, и машина пробивает дырки в прямоугольных картонках.
— Именно так, сэр.
Командир продолжил. Президент вдруг так заинтересовался, что перестал перебивать.
Жил-был также американец, сын разорившегося французского магната и американской оперной певицы родом с Юга.
— А, — сказал Президент.
— Дочери славной Конфедерации, — подтвердил командир.
Детство человека проходило то тут, то там, его возили из Америки во Францию и обратно. Двойное гражданство. Образование он получал в Штатах, но тренировали его французы.
— Как так? — спросил Президент. — Откуда это известно?
— Разница очень заметна. Мы до сих пор верим в так называемую презумпцию невиновности. Даже когда нас очень рассердили, и рассердившего следует убрать, мы продолжаем верить в эту самую презумпцию. Наш символ — оперативник, зачитывающий врагу его права и делающий паузу только для того, чтобы вогнать всю обойму гаду в голову, а затем продолжающий цитирование Миранды. Французы отличаются от нас тем, что в глазах их оперативников вы виновны уже потому, что вас увидели и вы дышите. Они не делают из этого тайны. Странно, но они при этом очень вежливы. Я сам видел, собственными глазами… французского агента… он ломал подозреваемого… превратил его в всхлипывающее алое месиво… Зазвонил телефон, агент взял трубку, и ему сообщили, что он ошибся. И тогда он обратился к подозреваемому и сказал — «Простите, мсье» и попросил
— Хорошо. Продолжайте.
Началось все с кризиса в разведке. Кто-то где-то решил, что некоторые конторы не получают достаточного количества внимания и денег. Кто-то придумал заговор. Совместное предприятие. Дочь премьер-министра выбрали, как идеальный объект. Кто-то предлагал жену Президента, но решили, что она недостаточно фотогенична. У президента была любовница, но спасению любовницы аплодируют только во Франции, а предприятие было совместное. А дочь премьера была очень миловидная. В общем, русские пошарили по Ближнему Востоку и нашли подходящую группу головорезов. Возникла проблема с финансированием. Французы платить отказывались. Тогда наши ребята из ЦРУ сказали, что американский налогоплательщик все оплатит, если большая часть команды будет из Штатов. Чудики с Ближнего Востока оказались ужасно неуклюжие. На французской границе возникли накладки. Их просто арестовала бы полиция, если бы пограничные власти не отвлекал бы целый батальон агентов. Террористы таким образом оказались во Франции. Они были уверены, что совершают все ради Великого Дела, ведут свой любимый джихад, и так далее. Ни одного умного среди них не было, и ни одного профессионала. Русские искали
