терпимости и законности. Нас, таким образом, вынуждают на какой-то странный маскарад. Профессионалы знают, что психоделики – самый мощный из всех, какие только можно себе представить, инструмент для изучения ума. И, тем не менее, эти люди нередко относятся к профессуре, и им надлежит традиционно игнорировать тот факт, что ответ уже в наших руках. Наша ситуация мало чем отличается от ситуации XVI века, когда был изобретен телескоп и это поколебало утвержденную парадигму небес. Шестидесятые годы показали, что мы недостаточно разумны, чтобы взять психоделические инструменты в свои руки без определенных социальных и интеллектуальных изменений. Изменения эти следует произвести, начиная с каждого из нас.
Природа, во всем своем эволюционном и морфогенетическом изобилии, предлагает нам совершенно неотразимую модель для следования шаманскому делу ресакрализации и самоизменения, которое нам предстоит. Моделью образа тотемного животного для будущего человека является осьминог. Дело в том, что головоногие моллюски и осьминоги, хотя они и кажутся тварями весьма скромными, усовершенствовали специфическую форму коммуникации, являющуюся и психоделической, и телепатической, – вдохновляющую модель для коммуникаций человека будущего.
Осьминог не общается с помощью слабых звуков ртом, хотя вода и является хорошей средой для акустической сигнализации. Осьминог, скорее, становится сам своим лингвистическим смыслом. У осьминогов огромный репертуар изменений цвета, всяческих пятнышек, окрашивании и полосок, движущихся по их поверхности. Этот репертуар в соединении с мягкотелой физикой данного существа позволяет ему скрывать и раскрывать свое лингвистическое намерение, свой языковый смысл просто быстрым свертыванием и развертыванием меняющихся частей тела. Ум и тело осьминога – одно, а, следовательно, равно видны; осьминог носит язык свой, будто вторую кожу. Осьминоги едва ли могут не общаться. Использование ими чернильных выбросов для укрывания, вероятно, указывает на то, что это для них единственно возможный способ иметь что-то вроде собственной, частной мысли. Чернильное облачко может быть своего рода корректирующим флюидом для речистого осьминога, показывающим, что он сделал ложное заявление. Мартин Мойнигем писал о сложности коммуникации головоногих моллюсков.
Коммуникация и системы связи у головоногих моллюсков главным образом визуальные. В них входят расположения пигментных клеток, позы и движения. Позы и движения могут быть ритуализированными или неритуализированными. Изменения цвета, по-видимому, всегда ритуализированы. Разные рисунки, узоры могут соединяться многими и нередко сложными способами. Они могут сменяться очень быстро. Поскольку они визуальны, их сравнительно легко описать и расшифровать наблюдателю-человеку. Но бывают и затруднения.
Читаемые или нечитаемые, верно ли, неверно ли, но эти узоры-складки головоногих, как и у всех других животных, кодируют информацию. Поскольку это вести, намеренные ли, нет ли, они как будто имеют не только синтаксис, но и простую грамматику. / Martin Moyniham.
Подобно осьминогам, назначение наше – стать тем, что мы думаем, чтоб наши мысли стали нашим телом, а тело – мыслями. В этом сущность более совершенного Логоса, которую предвидел энциклопедист- эллинист Филон Иудейский, – Логоса, в коем пребывает Богиня, не слышимого, а видимого. Ханс Йонас объясняет идею Филона Иудейского следующим образом.
Более совершенный архетипический логос, свободный от человеческой двойственности знака и вещи, и, следовательно, не связанный с формами речи, не требовал бы посредничества слышания, но непосредственно видится разумом как истина вещей. Иными словами, антитеза видения и слышания, выдвигаемая Филоном, лежит в целом в сфере “видения”, то есть это не реальная антитеза, но разница в степени относительно идеала непосредственного интуитивного присутствия объекта. С точки зрения этого идеала “слышание” здесь, противопоставляемое “видению”, понимается именно как представляющее его условный вид, а не как нечто подлинное, иное по своей сути, нежели видение. Соответственно поворот от слышания к видению, предусмотренному здесь, является переходом от знания ограниченного к знанию адекватному того же плана. / Hans Jonas.
Призыв к возрождению Архаичного – это боевой призыв к возвращению нашего права по рождению, каким бы неудобным оно нам ни казалось. Это призыв к пониманию того, что жизнь без психоделического опыта, на котором основывался первозданный шаманизм, есть жизнь, ставшая тривиальной, отверженной, порабощенной “эго” и его страхом растворения в той таинственной матрице чувствования, которая представляет собой все, окружающее нас. Именно в возрождении Архаичного состоит действительное разрешение нами исторической дилеммы.
Более того, сегодня ясно, что новые усовершенствования во многих областях – в том числе и в пограничной сфере “сознание/техника”, в фармакологии разного рода синтетических средств, в хранении данных, образной символике и методах поиска информации – накапливаются в потенциал создания поистине демонического или ангельского образа нашей культуры. Те, кто находится на демонической стороне этого процесса, вполне сознают этот потенциал и рвутся вперед в своих планах захвата технических высот. Это положение, оказавшись в котором, они надеются обратить почти всех в доверчивых потребителей. В этом обществе коричневого фашизма никому не избежать фабрики “имиджей”.
Шаманский ответ, ответ Архаичного, ответ человеческий на эту ситуацию должен состоять в том, чтобы отыскать рычаг искусства и надавить на него до конца. В этом состоит одна из первичных функций шаманизма, и эта функция великолепным образом синергизируется психоделиками. Если психоделики – это экзоферомоны, которые растворяют владычествующее “эго”, то они также и ферменты, которые приводят в синергию человеческое воображение и наделяют силой язык. Они заставляют нас соединять и переорганизовывать содержание коллективного ума все более удивительным, прекрасным и естественно осуществляющимся способом.
Если мы всерьез настроены на возрождение Архаичного, то мы нуждаемся в новой парадигме, которая быстро продвинула бы нас вперед через этот нелегкий исторический момент, затрудняющий и препятствующий, как мы чувствуем, появлению более открытого, более человечного, более заботливого измерения, которое стремится родиться. Наше чувство политического долга, необходимость преображения или спасения коллективной души человечества, наше желание связать конец истории с ее началом – все это должно побудить нас на то, чтобы взглянуть на шаманизм как на некую образцовую модель. В современном состоянии планетарного кризиса нам нельзя не принять всерьез его методы, даже те, которые могут поколебать наши божественно предписанные полицейские заветы.
Еще до введения Хамфри Осмондом термина “психоделический” существовало рапространенное феноменологическое описание психоделиков; их называли “средствами расширения сознания”. По-моему, это очень хорошее описание. Взглянем на нашу планетарную ситуацию. Если расширение сознания не возникнет на горизонте человеческого будущего, какое же это будет будущее? По-моему, пропсиходелическая позиция наиболее фундаментально угрожает истэблишменту, поскольку, если ее глубоко и логично продумать, это позиция антинаркотическая, позиция антипристрастия. И не заблуждайтесь на этот счет: дело в наркотиках. Насколько вы будете наркотизированы? Или, скажем иначе, насколько вы будете сознательны?
Нам нужно удобное определение того, что мы подразумеваем под “наркотиками”. Наркотик – это то, что
