мы справимся.
Освинцованный робот продвигался дальше. Он отошел на семнадцать метров от дезориентирующего экрана, и тут его пригвоздила к мостовой серебристая решетка, из которой внезапно высунулись два электрода. От робота осталась лишь лужа быстро остывающего металла. От грохота разряда стена ближайшего здания обрушилась и похоронила останки робота под грудой камней. Раулинс уныло смотрел, как следующий робот обошел эту ловушку и через минуту погиб в другой, расположенной неподалеку. Они посылали робота за роботом из резервных, которые ждали своей очереди.
«Вскоре туда войдут и люди, — подумал Раулинс. — Это будем мы. Я».
Он выключил свой регистратор данных, подошел к Бордмену и спросил:
— Как выглядит ситуация?
— Трудно, но не безнадежно. Не может же вся дорога быть такой опасной.
— А если это так?
— Ну, что ж, роботов у нас хватит. Мы составим точную карту лабиринта и обозначим все ловушки, а потом пошлем туда людей.
— И ты пойдешь с ними, Чарли?
— Конечно, и ты тоже!
— И каковы наши шансы вообще оттуда выйти?
— Большие. Иначе я не стал этим заниматься. Это, конечно, не обычная прогулка, Нед, но не надо и переоценивать трудности. Мы едва начали проникать в лабиринт. Через несколько дней у нас будет информация, и мы сможем лучше ориентироваться в нем.
Раулинс помолчал, раздумывая.
— Однако у Мюллера не было никаких роботов, — сказал он через минуту. — Каким же чудом он прошел сквозь все это?
— Не знаю, — буркнул Бордмен. — Думаю, он всегда был счастливчиком, с самого рождения.
3
В лабиринте Мюллер следил за всем происходящим на своих затуманенных экранах. Он видел, как входят в лабиринт какие-то автоматы. Теряют их быстро и много, но каждая последующая волна проникает в лабиринт все глубже и глубже. Методом проб и ошибок роботы прошли уже зону N и значительную часть зоны G. Он был готов защищаться, если они дойдут до центральной зоны. А пока спокойно сидел в самом центре лабиринта, и его образ жизни нисколько не менялся. По утрам он много думал о прошлом. Вспоминал иные миры, на которых ему удалось побывать, весны многих планет, с более теплым, чем на Лемносе, климатом. Дружелюбных людей, которые то смотрели ему в глаза, то отворачивались, видел улыбки, слышал смех, ощущал дружественное пожатие рук, восхищался прекрасными фигурами женщин. Он был женат дважды. И первое, и второе супружество закончилось без скандалов, по истечении пристойного срока. Он много путешествовал, имел дело с королями и министрами. Теперь Мюллер почти ощущал запахи сотен планет, двигающихся по небу, как цепочка бусинок, нанизанных на шнурок.
«Мы только маленькие лучинки, которые быстро гаснут», — думал он. Но, вспоминая это время, он думал, что горел довольно ярким пламенем всю весну и лето своей жизни и вовсе не заслужил такую безрадостную осень.
Город-лабиринт своеобразно заботился о нем: у него была крыша над головой, и даже не одна, а более тысячи квартир, потому что он время от времени переезжал из одного дома в другой, чтобы переменить обстановку. Все эти дома были пустыми кораблями. Он сделал себе топчан из звериных шкур, набитый кусочками меха, скрутил довольно приличное кресло из костей и шкур, связав их сухожилиями, а больше никакой мебели ему и не было нужно. Город давал ему воду. Зверей вокруг было столько, что пока ему хватало сил выйти на улицу и поднять карабин, голод ему не угрожал. С Земли он привез с собой некоторые необходимые вещи, три блока с книгами и один блок с музыкальными записями. Вместе они составляли коробку около метра высотой. Это была его духовная пища на все оставшиеся годы. У него был небольшой магнитофон, чтобы диктовать свои мемуары. Чистая бумага для рисования. Оружие. Детектор массы. Диагност с регенерирующими лекарствами. Два блока с жевательной резинкой. Все, что могла ему дать цивилизация.
Мюллер регулярно питался, хорошо спал, его не мучали никакие кошмары и угрызения совести. Он почти смирился со своей судьбой. Горечь, как нефть по морю, разлилась по его организму.
В том, что с ним произошло, он не винил никого. Он хотел слишком многого, пытался узурпировать власть над всеми мирами силой своего разума, и тогда какая-то неведомая сила, господствующая над всем, бросила его раздавленного и разбитого, и ему пришлось искать спасения и убежища на этой мертвой, всеми забытой планете, и в совершенном одиночестве закончить здесь свои дни.
Космические станции на пути к Лемносу были ему хорошо известны. Много лет тому назад, когда ему было только восемнадцать лет, он лежал обнаженный с девушкой, смотрел на звезды над собой, ощущал ее тепло, чувствовал себя всемогущим в своей гордыне. Когда ему исполнилось двадцать пять, он приступил к осуществлению своей цели, а в сорок уже успел побывать на ста планетах и имел триумфальную славу в тринадцати системах. Еще через десять лет его привлекла к себе большая политика. Ему было пятьдесят три, когда он, поддавшись на уговоры Чарли Бордмена, отправился с миссией на Бету Гидры IV.
В этот год он проводил отпуск в системе Тау Кита, на расстоянии тринадцати световых лет от Земли. Мардук — четвертую из планет системы, использовали как место отдыха горняков, занятых разграблением радиоактивных металлов на трех ее сестрах. Мюллеру не нравился способ разработки этих планет, но это не мешало ему давать отдых своим утомленным нервам на Мардуке. Здесь почти не было заметно смен времени года, потому что планета вращалась практически вертикально вокруг своей оси. Четыре континента, где всегда царила весна, окружал неглубокий океан. Воды океана имели приятный зеленоватый оттенок, растительность на суше была голубоватого цвета, а воздух, слегка кислый на вкус, пьянил, как молодое шампанское. Из этой планеты сделали подобие Земли, но такой, какой она была, возможно, во времена своей девственной молодости.
Если этот мир и бросал вызов кому-либо, то разве что всему искусственному, синтетическому. Гигантские рыбы в океане всегда давали себя поймать, не особо мучая рыболова. Снежные вершины гор можно было покорить даже не надевая гравитронных ботинок: они не унесли еще ни одной жертвы. Дикие звери, которыми кишели джунгли, имели могучие клыки и всегда бросались со свирепым рыком на туриста, неосторожно забредшего на их территорию, но были в общем-то безобидны.
Вообще-то Мюллер не любил таких мест. Но сейчас, когда ему наскучили опасные зубодробильные приключения, он решил провести пару недель отдыха именно здесь, на Мардуке, в обществе девушки, с которой он познакомился несколько лет тому назад, на расстоянии двадцати световых лет от этой планеты.
Звали ее Марта. Это была высокая, стройная, с большими темными глазами, модно подкрашенными ярко-алой помадой, и с голубыми волосами, спадающими на ее прекрасные точеные плечи, девушка.
Она выглядела двадцатилетней девочкой, но с таким же успехом ей могло быть и девяносто, она могла проходить свое третье преобразование. Трудно отгадать чей-то возраст в этот могучий век, а особенно возраст женщины. Однако Мюллер допускал, что она действительно молода. И это было видно не только по ее гибкости и жеребячьему проворству, потому что эти черты можно было приобрести, но ее тонкого, особенного энтузиазма, молодого задора невозможно было достичь с помощью медицины. И в плаваньях с электромотором, и в прыжках по деревьям, и на охоте с духовым ружьем, и во время их любви Марта всегда была такой увлеченной, как будто это было для нее новым, ранее не испытанным наслаждением. Мюллер не хотел вникать в это слишком глубоко. Марта была богата, родилась на Земле, ее не связывали никакие видимые семейные узы, она делала то, что хотела и путешествовала для своего развлечения.
Движимый внезапным порывом, он позвонил ей и попросил приехать на Мардук, а она, не задавая лишних вопросов, ответила, что охотно приедет. Без излишней скромности она жила в одних аппартаментах с Ричардом Мюллером. Видимо, она знала, кто такой Мюллер, но окружающий его ореол славы был ей
