сравнить по техническому уровню с цивилизацией Земли XX века. Была только одна явная разница — гидряне еще никогда не выходили в космическое пространство. Вероятно, в этом был повинен плотный слой облаков вокруг планеты: трудно ожидать, что существа, которые никогда не видели звезд, захотят их познать.
Мюллер был посвящен в содержание конференции, созванной в срочном порядке после открытия цивилизации гидрян. Он знал, почему их планета была объявлена карантинной зоной, и отдавал себе отчет в том, что если решили нарушить этот карантин, то по очень важной причине. Человечество, не имея твердой уверенности, что оно сможет достичь согласия с совершено чуждыми им существами с иным разумом, совершенно правильно старалось держаться от них подальше. Но теперь ситуация изменилась.
— Что это будет? — спросил Мюллер. — Какая-нибудь экспедиция?
— Да.
— Когда?
— Наверное, в будущем году.
Мюллер внутренне напрягся.
— И кто возглавит ее?
— Может быть, ты, Дик?
— Почему «может быть»?
— Потому что ты можешь и не захотеть.
— Когда мне было восемнадцать лет, — сказал Мюллер, — я был с одной девушкой в лесу на Земле, в Калифорнийской резервации. Мы любили друг друга, это было не в первый раз, но впервые у меня все вышло так, как надо. Потом мы лежали навзничь, смотрели на звезды, и я сказал ей, что хочу побывать на всех этих звездах, и она воскликнула: «О, Дик, как это восхитительно!», хотя я не сказал ничего необычного. Каждый парень говорит так, когда смотрит на звезды, и я добавил, что собираюсь сделать великое открытие в космосе, остаться в памяти человечества, как Колумб и Магеллан, как первые космонавты. И что знаю: всегда буду в числе лидеров, что бы ни случилось, что буду летать, как какой-нибудь бог от звезды к звезде. Я был очень красноречив и говорил так минут десять, и мы оба были этим увлечены. Я повернулся к ней, и она притянула меня к себе, и тогда я уже не видел звезд, когда прижал ее к земле. Собственно говоря, в ту ночь во мне родилась гордость и эта идея овладела мной. Есть слова, которые мы можем говорить только в восемнадцать. — Он рассмеялся.
— Да, как и поступки, которые мы можем совершать только, когда нам восемнадцать, — ответил Бордмен. — Ну что, Дик? Тебе сейчас пятьдесят, правда? И ты ходишь по звездам, и тебе кажется, что ты чувствуешь себя Богом?
— Иногда.
— Хочешь полететь на Бету Гидры?
— Ты же знаешь, что хочу.
— Один?
Мюллер онемел и внезапно почувствовал себя так, как будто ему снова предстоял первый полет в космос, когда перед ним была открыта вся Вселенная.
— Один? — снова спросил Бордмен. — Мы обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что посылать туда несколько исследователей было бы большой ошибкой. Гидряне не очень хорошо реагируют на наши видеозонды. Ты сам видел, как они подняли зонд и разбили его. Мы не обладаем глубокими знаниями их психологии, потому что никогда не имели дела с чуждым разумом, но мы считаем, что безопаснее всего, учитывая как потенциальные людские потери, так и потрясение, которое мы можем нанести неизвестному нам обществу… В общем, мы решили послать одного представителя Земли с мирными намерениями, сообразительного, крепкого человека, который прошел уже много огненных троп и который может на месте сориентироваться, как лучше войти в контакт. Возможно, этот человек будет разрезан на куски через полминуты после контакта. Но, с другой стороны, если все пройдет гладко, он будет героем ЧЕЛОВЕЧЕСТВА! Можешь выбирать.
Это был непреодолимый соблазн. Быть представителем человечества на планете гидрян! Отправиться туда в одиночку, передать первые поздравления и приветы от землян космическим соседям. Да, это будет означать бессмертие. Его имя будет вписано в звездную историю на веки веков.
— А какова надежда на успех? — спросил Мюллер.
— Из расчетов следует, что есть один шанс против шестидесяти пяти, что можно выйти из этой переделки живым, Дик. Во-первых, это планета неземного типа, и там тебе понадобится система жизнеобеспечения. Кроме того, тебя может ожидать более чем холодный прием. Один шанс из шестидесяти пяти.
— Не так уж и плохо.
— Я бы, во всяком случае, не пошел на такой риск, — улыбаясь сказал Бордмен.
— Ты — нет, а я пойду.
Мюллер допил свой стакан до дна. «Совершить нечто подобное — обрести бессмертную славу. Неудача означает смерть от рук гидрян, но даже смерть не будет так страшна, и моя жизнь прошла не напрасно, — подумал он. — Бывают и худшие приговоры судьбы, чем кончина в тот момент, когда ты несешь знамя человечества в другие миры». Гордость, честолюбие, детские мечты о бессмертной славе, без которых он до сих пор не представлял своей жизни — все подсказывало ему принять это предложение. Он считал, что у него есть шанс, пусть небольшой, но не ничтожный.
Вернулась Марта. Она была мокрая, блестящая, мокрые волосы прилипли к стройной шее. Груди ее качались из стороны в сторону — маленькие полушария мышц с круглыми розовыми кончиками. «Она могла бы с таким же успехом выдать себя за девочку четырнадцати лет», — подумал Мюллер, глядя на ее узкие бедра, стройную фигуру. Бордмен издали подал ей сушилку.
Уже сухая, она неспеша оделась.
— Это было великолепно, — она впервые посмотрела на Мюллера. — Дик, что случилось? Ты выглядишь… прямо оглушенным. Тебе плохо?
— Да нет, я чувствую себя хорошо. Господин Бордмен сделал мне предложение.
— Ты можешь сообщить ей, какое. Мы не намерены делать из этого тайны, это сразу же станет известно всей Галактике.
— Готовится высадка на Бету Гидры IV, — хрипло сказал Мюллер. — Только один человек — я. Только как это должно произойти, Чарли? Корабль на круговой орбите и спуск вниз в капсуле с горючим на обратный путь?
— Именно так.
— Это сумасшествие, Дик, — ответила Марта. — Не делай этого. Ты будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
— Если меня постигнет неудача, то смерть будет очень быстрой. Иной раз мне доводилось рисковать куда большим…
— Нет. Послушай, у меня иногда бывают приступы ясновидения. Я могу предсказывать будущее, Дик, — явно смеясь, Марта вдруг перестала изображать из себя холодную и расчетливую девицу. — Если ты полетишь туда, мне кажется, ты не погибнешь, но мне кажется также, что ты не сможешь жить. Поклянись, что ты туда не полетишь. Обещай мне это, Дик!
— Официально ты еще не принял этого предложения, — заметил Бордмен.
— Знаю.
Мюллер встал с кресла, здоровый, высокий, почти под самый купол ресторационной капсулы, подошел к Марте, обнял ее, вспомнил ту девушку своей молодости под бездонным небом Калифорнии. Вспомнил, какая бешеная сила овладела им, когда он отвернулся от блеска звезд к той, теплой и податливой, и крепко прижал к себе Марту, смотревшую на него с ужасом. Он поцеловал ее в кончик носа и чуть укусил за мочку левого уха. Она вырвалась из его объятий так резко, что чуть не упала Бордмену на колени. Бордмен подхватил ее и поддержал. Мюллер сказал:
— Вы знаете, каким будет мой ответ.
В этот день после полудня один из роботов достиг зоны F. Они были еще далеко, но Мюллер понял, что это будет продолжаться недолго. Ему остается только смотреть и ждать их.
