когда он успел раздеться. С живота спустился к ногам — бедра, колени, ступни. Покончив с левой ногой, бережно опустил ее слева от себя, правую — справа. Оказавшись между ее ног, не навалился на нее, как она ожидала, а зарылся лицом в золото волос внизу живота, как в соломенную копну. И вдруг острое наслаждение пронзило ее — его язык коснулся клитора, проник дальше.
Она знала, что есть оральный секс, есть анальный, видела в порнофильмах, но никогда не испытывала на себе. Ощущение было настолько ошеломляюще сильным, что она прикусила губу, чтобы не закричать. Она не понимала, что он с ней делает, как ему удается длить и все время усиливать немыслимое, нестерпимое наслаждение. И когда оно достигло высшей точки, за которой остается лишь умереть, словно шок от электрического разряда сотряс все ее существо. Может быть, она даже потеряла сознание. Когда пришла в себя, Егорычев лежал рядом, подперев щеку ладонью, смотрел на нее с самодовольной улыбкой.
Она испуганно, ошеломленно спросила:
— Что это было?
— Не поняла? Хочешь еще?
— Да, — сказала она. — Да, да!..
Было уже темно, когда они, обессиленные и опустошенные, оторвались друг от друга. Дождь то переставал, то снова барабанил по крыше машины. Ирина медленно ехала по Большим Каменщикам и не знала, куда едет. Знала только одно: домой ехать нельзя. То, что произошло, потрясло ее. С этим нельзя показаться на глаза мужу, нужно остыть. Она развернулась и выехала на бульварное кольцо. Оставила „мазду“ у Главпочтамта и долго ходила по Чистым прудам, сидела на мокрых скамейках, снова ходила. Хотелось курить, но зажигалки не было — осталась у Егорычева. Зажигалка была изящная, золотая, подарок Рогова. Придется врать: потеряла. Ей теперь часто придется врать.
Плащ промок, Ирина продрогла. Наконец поняла: теперь можно.
Рогов выглядел встревоженным.
— Где ты задержалась? Десятый час, тебя все нет. Что-то случилось с машиной?
— Нет. Ездила в Долгопрудный. Почему-то захотелось. Зашла в общежитие, заболталась с девчонками.
— Но позвонить-то могла? Я звонил, твой мобильник выключен. Позвонил Кате, она ничего не знает.
— Извини, не подумала…»
Леонтьев отвлекся от рукописи.
— Катя. Вот она и скажет Рогову, что с Ириной происходит что-то не то. А он наймет частного детектива.
— Как она скажет? — озадачился Акимов. — Как современное дитя может сказать отцу, что его жена погуливает?
— Тебе лучше знать, у тебя же дочь-студентка.
— Вот как. «Папахен, ты бы приглядывал за мамулей, а то рога вырастут. Будешь, как олень». Пойдет?
— Как вариант. И еще, — продолжал Леонтьев. — Мы как-то сразу приняли, что Егорычев бездарный мазила. А если нет? Если он в самом деле гениальный художник? То, что сам он так считает, это бы ладно. Но Ирина тоже может так думать. В современной живописи она ничего не понимает. Недаром же привела его к Рогову, когда тому был нужен художник по интерьерам. А для нее это важно. Как она может это узнать? А вот как: показать картинки Егорычева какому-нибудь искусствоведу. Интересная может получиться главка.
— И что он скажет?
— Уши от зайца он сможет нарисовать, а всего зайца нет.
Компьютер неожиданно пискнул, на экране монитора появилось сообщение: «Вам письмо». Леонтьев открыл почту. Прочитал короткий текст, недоуменно поморщился:
— Ничего не понимаю.
— Что там такое? — потянулся с кресла Акимов.
— Читай.
«Издательство „Парнас“ сообщает, что 25 августа с. г. в 19.00 в Овальном зале Государственной библиотеки иностранной литературы состоится пресс-конференция всемирно известного писателя, автора захватывающих остросюжетных романов Евсея Незванского. Ведущий — генеральный директор издательства „Парнас“ писатель Михаил Смоляницкий».
Акимов только головой покрутил:
— Ничего себе! Он ожил!
Глава десятая. ПОСЛЕ ГРЕХОПАДЕНИЯ
20 июля с. г. в 14.35 по московскому времени в зале Замоскворецкого народного суда был убит писатель Евсей Незванский. Настоящим удостоверяю, что это умышленное убийство совершил я, Эдвард Туполь, поскольку за двадцать лет с момента порождения мною этого литературного монстра истощилось терпение мое глядеть на производимые им в российской литературе непотребности.
Вот как дело было.
В октябре 1980 года в Нью-Йорке, спасая своего приятеля по эмиграции, бывшего члена Московской коллегии адвокатов Незванского от работы грузчиком в соседнем супермаркете, куда его чуть не силой загоняли жена и дочь, я поддался на его уговоры поставить его имя рядом со своим на титульном листе романа «Старая площадь» — в обмен на замечательные бутерброды, дешевую водку и бездарные советы, которые Евсей подносил мне во время работы. Мог ли я предполагать тогда, что книга, написанная мной за восемь недель на пособие по безработице, будет переведена на двадцать языков и станет международным бестселлером?
Между тем на успехе «Старой площади» Незванский, как на белом коне, въехал в Германию штатным сотрудником издательства «Посев». Впрочем, это меня не интересовало — ну надувает человек «посевовских» вояк с советской властью, и бог с ними. Но потворствуя лжи, мы плодим еще большую ложь.
В 1985 году, едва в СССР к власти пришел М. С. Горбачев, Незванский объявил себя его другом, собутыльником и сокурсником по юрфаку МГУ. Хотя на самом деле Горбачева никогда в глаза не видел, в МГУ не учился, а окончил Московский юридический институт. Вешая лапшу на уши лондонских, кембриджских и вашингтонских политиков, «автор» международного бестселлера Евсей Незванский читал им лекции о старом и новом мышлении своего друга Миши Горбачева и такой произвел этими лекциями фурор, что Пентагон за сто тысяч долларов заказал ему психологический портрет нового советского лидера для президента Рональда Рейгана.
Завершив стотысячную аферу с Горбачевым, Незванский ринулся на новый Клондайк — в освобожденную от цензуры Россию. В 1991 году он за триста долларов продал издательству «Нева» права на публикацию «Старой площади». Не спешите изумляться мизерности гонорара, тут был другой прицел — «Нева» с ходу перепродала свои права другим издательствам, книга разлетелась по СССР миллионными тиражами легальных и пиратских изданий. Вот когда пришла к Незванскому звонкая слава классика русского детектива! Мои попытки остановить разбой успехом не увенчались — разбой в России был повсеместным. Зато Незванский, давая интервью «Литературному обозрению» (1.01.93), уже как признанный мэтр, сообщал подробности своего литературного происхождения:
«Писателем я стал вынужденно. Это случилось в эмиграции, в США. Нужны были деньги, и я бросился в холодную воду, решил написать детектив. В помощь взял Эдварда Туполя. За три месяца дружной работы
