Глава шестнадцатая. НАРИСУЙ СЕБЕ СМЕРТЬ
Сенсационное сообщение о таинственной смерти знаменитого писателя Незванского, не вызвавшее заметной волны в России, постепенно докатилось до Нью-Йорка и спровоцировало очень бурную реакцию у человека, для которого Незванский был таким же проклятием, как для Леонтьева и Паши Акимова, — у писателя Эдварда Туполя.
В середине января позвонил главный редактор «Российского курьера»:
— Валерий Николаевич, не могли ли вы ко мне подъехать? Есть интересная идея.
— Володя, всегда к твоим услугам. Коньяк «Суворов» будет?
— «Суворова» не будет, кончился. Мне присылали его из Тирасполя. Сейчас им не до того. «Хеннесси» устроит?
— Почему нет?
— Ну, я рад. Честно сказать, боялся, что вы даже не станете со мной говорить.
— Почему? — удивился Леонтьев.
— Из-за истории с пресс-конференцией Незванского.
— Да брось ты. Я же все понимаю. Жизнь такая: делаешь не то, что правильно, а то, что нужно.
— Тогда до завтра…
Главный редактор «Курьера» встретил Леонтьева радушно, с некоторым смущением признался:
— Вы родили у меня комплекс. Иногда что-нибудь сделаю, а потом думаю: а как я буду выглядеть в новом романе Леонтьева? Честно говоря, не всегда комильфо. За историю с пресс-конференцией мне стыдно. Когда я принимал «Курьер», я сказал: цензура будет только одна — наша совесть. Пока свобода слова есть в нас, она есть и в России. Рынок рынком, а совесть все-таки надо иметь. Без нее наша профессия превращается в проституцию. За роскошь иметь совесть приходится платить. Даже материальным благополучием «Курьера». Какой-то козел диктует нам, что печатать, а что не печатать. Рекламы он нам не дастДа подавись ты своей рекламой! Сдохнет «Курьер»? Значит, сдохнет. Но подстилкой ни у кого не будет! Как-то не улыбается мне быть в новом романе Леонтьева приспособленцем к подлым временам. А они подлые, Валерий Николаевич, и становятся все подлее.
— Не расстраивайся, Володя, они всегда такие. Не мной сказано: «Бывали хуже времена, но не было подлей».
— Я вот зачем вас побеспокоил, — перешел он к делу. — Сейчас приедет Эдвард Туполь. Знаете его?
— Слышал.
— До него дошла информация о смерти Незванского. И о его воскрешении. Очень эта история его возбудила, даже прилетел в Москву. Идея у него такая: поехать в Гармиш-Партенкирхен и взять у Незванского интервью. Подробное, с творческим методом, с творческими планами и все такое. Вполне уважительное. А потом дать интервью с комментарием Туполя и с рассказом о пресс-конференции. Каждое слово Незванского будет звучать дешевым фарсом. И если даже после этого читатели не увидят, что их любимый автор пройдоха и жулик, тогда не знаю, чем можно их убедить.
— Неплохая идея, — одобрил Леонтьев. — При чем тут я?
— Вы и поедете к нему. С прессой он отказывается встречаться. С коллегой-писателем встретится…
— Эдвард Анатольевич Туполь, — сообщила секретарша.
— Просите.
Туполь оказался сухощавым человеком с острым носом, с острым лицом, с седыми волосами, всклокоченными так, будто он только что встал из-за письменного стола, за которым мучительно искал слова и в отчаянии лохматил волосы. Энергия так и била из него, искала выхода. Ему даже трудно было сидеть на месте — так и норовил вскочить и забегать по кабинету.
— Знакомьтесь, Эдвард Анатольевич, — предложил Володя.
— Незванский, — представился Леонтьев.
— Как Незванский? Какой Незванский? — озадачился Туполь. — А, понимаю. Вы тоже Незванский? У меня такое чувство, что все писатели России стали Незванскими. Я видел уже человек десять.
— Я — больше.
— Валерий Николаевич Леонтьев писатель, — подсказал Володя.
— Что вы написали? — живо заинтересовался Туполь.
— Семь романов Незванского. Четыре один, три с соавтором. Не читали?
— Я это говно не читаю! Извините. Ваши романы, возможно, не говно. Но от одного этого имени мне блевать хочется.
— Я рассказал Валерию Николаевичу о вашей идее…
— Он, конечно, согласился?
— Этого я не успел спросить. Как вы насчет того, чтобы прокатиться в Германию?
— Никак.
— Почему? — удивился Володя. — На халяву!
— Мне это неинтересно.
С тех пор, как границы открылись и трудности остались только с деньгами, зарубежные путешествия потеряли для Леонтьева притягательность. В советские времена он побывал с писательскими группами в Египте, в Венгрии, в ФРГ, в Болгарии. В постсоветские слетал с женой в Турцию, в знаменитую Анталью. Когда он рассказывал, что был в Турции, у него все время возникало такое чувство, будто он слегка врет. Никакая это была не Турция, а так, что-то среднеарифметическое от европейских курортов. Даже вышколенная обслуга была мало похожа на турок. Жене понравилось: можно вставать из-за стола и ни о чем не думать, все включено. Леонтьеву не понравилось: слишком жарко, слишком тесно. Пару раз съездил в Болгарию, где выходили его книги, с болгарским издателем наполнил воздухом много бутылок «Солнцева бряга» — так болгары называют выпивку. У русских — осушить бутылку, у болгар — наполнить воздухом. А больше никуда не тянуло.
Тащиться в Гармиш-Партенкирхен посреди зимы, бросать идущую к концу работу — ради чего?
— Валерий Николаевич, а ведь вы не можете отказаться, — сказал главный редактор «Курьера». — Вы запустили утку о смерти Незванского, вы обнаружили подставу на пресс-конференции…
— Так это были вы? — закричал Туполь. — Гениально! Поздравляю! Гениально! Я бы до такого не додумался!
Он вскочил с места и долго тряс Леонтьеву руку.
— Оказывается, еще есть в России честные писателиОказывается, еще есть свободная журналистика! НезависимаяПринципиальная! Я стал лучше думать о России!
— Эдвард Анатольевич, мы очень за вас рады. И за Россию тоже рады. Валерий Николаевич, неужели даже после этого вы можете сказать «нет»?
— Могу.
— Вас не смущает, что вы лишите писателя Туполя остатков оптимизма?
— Меня смущает, что в этой чертовой Германии я простужусь. Мне это надо?
— Я вам сказал, что иногда думаю о том, как буду выглядеть в вашем романе. А как вы будете выглядеть в романе, если его вздумаю написать я? Сказать?
— Змей ты, Володя, — тяжело вздохнул Леонтьев. — Ладно, уговорил. Но один не поеду. Только с соавтором — с Пашей Акимовым.
— Так-то лучше, — одобрил Володя. — С двумя российскими писателями он уж никаких не откажется встретиться.
— Кто такой Акимов? Зачем нам Акимов? — почему-то забеспокоился Туполь. — Владимир Георгиевич, в чем дело? Про Акимова мы не договаривались.
Володя объяснил:
— У «Российского курьера» денег на заграничную командировку нет. Эдвард Анатольевич согласился
