поэтому-то и форточки держу открытыми всё время…
Алексей обошёл и эту комнату. Сейчас, по второму кругу, здесь неявно ощущалось стороннее присутствие – не то чтобы злое, но глумливое. Глупо-глумливое. Источником был участок пола у окна – там, где проходили трубы системы отопления.
Некоторое время он сомневался, посвящать хозяйку в это или нет. Потом махнул на сомнения рукой.
Древний линолеум там горбился, выбиваясь из-под плинтуса. Можно посмотреть? Да, конечно…
Под линолеумом обнаружился лючок – квадратная доска, прикрывающая выпил в половицах. Чем- нибудь подцепить? – он вопросительно посмотрел на Вику, но она уже протягивала ему длинную стамеску.
Оп-па…
Пустое пространство между полом и потолком, засыпанное шлаком. Здесь шлак выгребли, и в ямке лежал тряпичный сверток.
Развернём?
Там было что-то лёгкое и, возможно, хрупкое. Ткань ползла под пальцами. Наконец, открылось: скелет кошки, скелет большой птицы – вороны? сороки? – какие-то бантики из пёстрых ленточек, несколько пуговиц и булавок – и три самодельные куклы, связанные за ручки между собой.
К каждой кукле пришиты были лоскутки больничной клеёнки, исписанные непривычными пиктограммами. Кроме пиктограмм, были и имена: 'Валя', 'Валентина', 'Александра'.
– Вот вам и частичка Вали, – пробормотал он. – Где же может быть остальное?..
Хозяйка, похоже, на некоторое время утратила дар речи.
– Если бы не двусмысленность предложения, – сказала она наконец, – я бы попросила вас ущипнуть меня.
Алексей чувствовал, что её разбирает нервный смех.
– Это что, какое-то колдовство? – продолжала она.
– Да, – кивнул он. Кустарное колдовство, уточнил про себя.
– И вот это… действует?
– Не знаю. Можно проверить. Я всё аккуратно унесу, а вы завтра скажете мне, как вам спалось. Идёт?
– А почему просто не выбросить?
Он потёр подбородок. Ещё раз оглядел разложенное на тряпице.
– Рука не поднимается. Ну, а вдруг – и в этом что-то есть? Представляете, что станет с девочками?
И тут она наконец засмеялась.
– Мое неверие ущемлено, – выговорила она. – Или защемлено. Или ущипнуто. Короче, оно визжит и подпрыгивает.
– Передайте ему соболезнования от моего…
Потом, когда Алексей уложил свою жутковатую находку и вымыл руки, когда они снова сели пить чай, Вика взглядом спросила: неужели же?..
– И верю, и не верю, – сказал Алексей. – Я думаю так: и да, и нет. 'Нет' – в том смысле, что вне человеков этого не существует. 'Да' – заставляет группу людей, объединённых верой в это, выполнять какие-то действия, чаще бессмысленные, иногда – страшные…
– И эта ваша Валя?..
Он кивнул.
– Родители за ней замечали давно… склонность, что ли, – импровизировал он, извинясь мысленно перед несчастной Сорочинской. – Потом слухи всяческие стали доходить. А потом – раз, и пропала. Не пишет, не звонит. Старики, конечно, в панике. Вот я и пошёл по следу…
– А вы – кто?
– Можно сказать – друг семьи. В старинном смысле, без скабрёзности. Профессионально же… некоторое время я этими исследованиями занимался всерьёз, а потом сменился климат, и вообще…
– Понятно… Да, жаль, что не могу помочь. Никто не заходил, ничего такого не говорил. Так что – ничем…
– Ну, почему же – ничем. Чаю вот напился. Запишите телефон, Вика. Завтра-послезавтра позвоните, скажете, как спалось. Договорились?
Он продиктовал номер телефона, и в этот момент аппарат замурлыкал.
Это был Мартын. Проявлял обеспокоенность.
– Всё хорошо, – сказал Алексей. – Уже иду… Потеряли, – усмехнулся он.
На улице серело. Он пересёк двор, вышел на бульвар, повернул налево и зашагал к видимой издалека жёлтой кирпичной шестнадцатиэтажке. Там, на четырнадцатом этаже, он снимал квартиру. Там его ждал Мартын.
На бульваре прогуливались мамы с колясками. Мамский клуб… Инстинктивно они выбрали самое спокойное и безопасное место. Хотя ещё даже и не подозревали о существовании какой-то опасности.
