Давыдова Наталья
Любовь инженера Изотова
Наталья Давыдова
Любовь инженера Изотова
1
От Алексея пришла телеграмма: 'Встречайте воскресенье, вагон пять. Еду'. Лена разглядывала голубоватый листок. Телеграмма была подана в семь часов утра.
Когда-то давно Лена спросила брата (она запомнила этот разговор):
- Алеша, тебе хочется быть большим начальником?
- Мне? - Алексей подумал. - Хочется.
- Что бы ты тогда сделал? Ну если бы, например, ты был директором завода?
- Я бы... - Алексей улыбнулся. - Я бы перестроил первым делом крекинг установки.
- А людям?
- А бензин кому? Ну, сделал бы столовую для рабочих и инженеров, похожую на ресторан. Ну, построил бы бассейн для плавания. Ну...
- Пожалуй, ты не можешь быть большим начальником, - засмеялась Лена.
- Да? Ты так думаешь? Может быть, может быть. А может быть, и могу.
- Но мы этого никогда не узнаем, - сказала Лена, любившая, чтобы последнее слово оставалось за ней.
И оба засмеялись. Спустя три года Алексей стал директором завода.
А еще через три года, после больших неприятностей уже не директор, он возвращался домой. 'Вагон пять. Еду'. Алексей в роли директора завода это было странно и смешно для семьи. Все улыбались, когда говорили 'директор'.
Лена не сомневалась, что брат - жертва несправедливости. Деликатный, но твердый и не дипломат. Не улыбнется кому надо, повысит голос на кого нельзя. Какие у него планы, очень ли он расстроен, за что его сняли - дома ничего не знали, все случилось быстро и неожиданно.
В общем, как бы там ни было, завтра он будет здесь. Все поправимо. Руки, ноги целы, сердце и голова на месте, ничего еще не потеряно.
Настоящее место Алексея не на заводе, а за письменным столом, в лаборатории. Лена всегда говорила, что брат родился для науки. Интересно, как теперь сложится его жизнь?
Сейчас, глядя на телеграмму, Лена раздумывала, позвонить ли Вале, сообщить, что брат приезжает, или не надо. Не будет ли это бесцеремонным вмешательством в его личные дела? Наверное, Алексею все- таки будет приятно, если Валя придет на вокзал встретить его. Но тут Лена представила себе хорошо знакомый перрон и высокую фигуру Вали в светлом пальто, очередную Валину шляпу и Валино круглое лицо с твердой улыбкой. Всем своим видом она будет показывать, что наконец-то дождалась Алексея, и проявлять заботу о его здоровье. Здоровье у него прекрасное. Нет, не надо ей звонить: Алексей последнее время в письмах не спрашивал про Валю, не упоминал ее имени.
Лена подошла к телефону, и в это время раздался звонок. Она подняла трубку и услышала взволнованный молодой голос:
- Товарищ Изотов Алексей Кондратьевич приехал?
- Н-нет, - удивленно протянула Лена. - У телефона его сестра. А кто со мной говорит?
- Его знакомая.
И короткие гудки возвестили, что знакомая Алексея не желает разговаривать с его сестрой. Теперь Лена решила обязательно позвонить Вале, хотя бы назло той девчонке, которая бросила трубку. Удивительно, у Алексея всегда были очень воспитанные знакомые.
Валя обрадовалась, - искренне или нет, этого у нее никогда нельзя узнать... Она закричала 'наконец-то', спросила, в котором часу прибывает поезд. У нее не возникло сомнения, надо ли ей встречать Алексея. Она разговаривала веселым, возбужденным голосом, и Лена, которая знала Валю давно и хорошо, подумала, что все-таки она ее не знает.
Бедный Алешка, нелегко быть холостым и многообещающим молодым человеком. Странно, однако, что красивая Валя до сих пор не сумела женить его на себе.
Алексей любил работу в цехе, был влюблен в крекинги, кажется, с тех самых пор, как услышал это слово и узнал, что оно значит. Вера. Алексеевна, мать Лены и Алексея, рассказывала, что ее сын чуть не в третьем классе понял, что такое валентность, и это необычайное знание оказало влияние на всю его жизнь. Он стал химиком, потом нефтяником-переработчиком, потом специалистом по нефтяному машиностроению. А он ученый, только ученый. И, не будь войны и заводов, был бы теперь доктором наук.
Завтра Алексей войдет в дом, где все его планы и начинания всегда встречали поддержку, в дом, где обожают его и Лену и откуда все-таки и он и она готовы удрать, как только подвернется возможность. Отчего это? Эта вечная тоска по любимому дому и вечное стремление уехать из любимого дома куда-нибудь подальше. Подальше, подальше, и писать письма, и стремиться обратно...
По квартире бродит старая тетя и глотает капли на сахаре; ей кажется, что у нее от волнения болит сердце. Тетя готовит любимые кушанья Алексея и не хочет знать, что он уже давным-давно любит все другое.
Пахнет печеньем, уксусом, лекарствами и немного газом. Тетя Надя не ладит с конфорками, газом часто пахнет в квартире. Пахнет книгами и старой кожей, мячами, боксерскими перчатками - всем, что окружало юность Алексея и сегодня вытащено с антресолей, чтобы он обрадовался и удивился, как бережно все сохраняется.
Как еще можно показать любовь и сочувствие? Старается тетя Надя. 'Семья - это все', - бормочет тетя, не имевшая своей семьи.
Лена вдруг видит, как постарела мать, хотя после работы она забежала в парикмахерскую и сделала завивку; и отец постарел, лицо у него не старое, но изменилась походка, как будто ноги стали тяжелее и передвигать их не очень просто.
В так называемой столовой не слишком уютно. Недавний ремонт не помог. Квадратный обеденный стол на толстых ножках, жесткие деревянные стулья, кушетка; каждый, кто садится на нее, спрашивает: 'Почему вы ее не выбросите?' Обстановка двадцатых годов, когда не заботились об уюте. Тогда некому было этим заниматься, и позже тоже некому, и теперь все еще некому. Лена не живет с родителями, у нее с мужем квартира в новом доме в Черемушках.
Все-таки что-то надо сделать. Лена относит к Алексею в комнату синюю вазу для цветов, старые, черного мрамора, часы с охотником и большую керамическую пепельницу.
И вот брат стоит перед нею.
Солидное драповое пальто немного широко ему, мягкая серая шляпа, желтые ботинки, желтый портфель с ремнями. Все новенькое. Одна перчатка надета, другая небрежно сжата в руке.
У него вид процветающего деятеля. Лена улыбается: правильно, чем хуже дела, тем лучше надо выглядеть.
Она прижимается щекой к груди Алексея. Прошло то время, когда брат и сестра были очень нежны и дружны, потом очень холодны. Теперь опять все на своих местах. Лена трется о мягкий ворс пальто, целует неловко Алексея в глаз, оба смеются. Шляпа на голове Алексея сползает назад, но не падает, а останавливается на затылке.
Лене надо отойти в сторону и уступить место Вале, которая появилась у вагона с красными тюльпанами и с таким милым и симпатичным выражением лица, что Лена не могла ей не улыбнуться. Высокая, ростом почти с Алексея, стройная, круглолицая, с ямочками на нежных розовых щеках, с выбивающимися из-под платка короткими прядками темных волос, Валя держалась как обычно: по-хозяйски, очень спокойно и уверенно. Обняла Алексея, поцеловала в губы, обняла Лену, подмигнула - мол, все образуется, мужайтесь.
Прохожие на перроне оборачивались, провожали Валю одобрительными взглядами. 'Умеет держаться, этого не отнимешь', - подумала Лена.
Но на лице Алексея не было заметно радости.
'Мне влетит за проявленную инициативу', - решила Лена.
- Чемодан в купе, - сказал Алексей и ушел в вагон.
- Я рада, что он здесь, - сказала Валя. - Неприятности неприятностями, а ой все-таки здесь.
'Мы привыкли не верить Вале, - подумала Лена, - а может быть, она по-своему любит Алексея'.
