- Я чувствую, милая Лиззи, - сказала Белла, сама удивляясь своему умению подойти к делу, - что вам тяжело об этом говорить, но я тут замешана тоже: не знаю, известно ли вам, а может вы и сами догадались, - ведь я та самая девушка, которая по завещанию должна была выйти за этого несчастного человека, если б он нашел, что я его достойна. Меня втянули в это, не спросив моего согласия, и вас тоже втянули, не спросив вашего согласия, так что разница между нами очень невелика.
- Я не сомневалась, что вы и есть та самая мисс Уилфер, имя которой мне так часто приходилось слышать, - ответила Лиззи. - Не можете ли вы сказать мне, кто такой мой неизвестный друг?
- Неизвестный друг, милая? - переспросила Белла.
- Тот, который заставил снять обвинение с моего отца и после прислал мне писаную бумагу.
Белла о нем никогда не слыхала. Не имела даже понятия, кто он такой.
- Мне бы так хотелось поблагодарить его, - сказала Лиззи. - Он столько для меня сделал. Надо надеяться, когда-нибудь мне представится случай поблагодарить его. Вы спросили, не имеет ли это отношения...
- Это или само обвинение, - вставила Белла.
- Да. Он или что-нибудь другое заставляет меня жить вот так, скрываясь от всех, в уединении? Нет.
Отвечая, Лиззи Хэксем покачала головой, обратила взгляд на огонь, и при этом в ее скрещенных на груди руках выразилась спокойная решимость, что не укрылось от зорких глаз Беллы.
- Вы долго жили одна? - спросила Белла.
- Да, это для меня не ново. Я часто оставалась одна на долгие часы, и днем и ночью, еще когда был жив бедный отец.
- Мне говорили, у вас есть брат?
- У меня есть брат, но он со мной не ладит. Все же он хороший мальчик и сам выбился на дорогу. Я на него не жалуюсь.
Она говорила, глядя на пылающий огонь в камине, и по ее лицу скользнула тень скорби. Белла заметила это и дотронулась до ее руки.
- Лиззи, скажите мне, есть ли у вас подруга ваших лет?
- Я жила так одиноко, что у меня никогда не было подруги, - ответила Лиззи.
- И у меня тоже, - сказала Белла. - Не то чтоб я жила одиноко, мне даже хотелось подчас одиночества, лишь бы не видеть, как мама сидит в углу с лицом трагической музы, у которой болят зубы, а Лавви злится, хотя я, конечно, очень люблю их обеих. Мне бы хотелось, чтоб вы со мной подружились, Лиззи. Как вам кажется, вы бы могли? Того, что называется характером, у меня не больше, чем у канарейки, но положиться на меня можно, это я знаю.
Своевольная, жизнерадостная, любящая по натуре, легкомысленная по неимению серьезной цели, капризная от привычки вечно порхать среди пустяков, она все-таки была неотразима. Лиззи она казалась такой необыкновенной, такой привлекательной, такой женственной и детски наивной, что сразу ее покорила. И когда Белла опять сказала:
- Как вам кажется, вы бы могли? - приподняв слегка брови, вопросительно склонив головку набок и затаив в груди некоторое сомнение на этот счет, Лиззи доказала ей, что может и что сомневаться в этом нечего.
- Скажите мне, душенька Лиззи, в чем все-таки дело, почему вы так живете?
Лиззи начала было, в виде прелюдии:
- У вас, наверно, много поклонников, - но Белла тут же прервала ее удивленным восклицанием:
- Что вы, милая, ни одного нет!
- Неужели ни одного?
- Ну, может, один и есть, - сказала Белла, - право, не знаю. У меня был один, но что он теперь обо мне думает, не могу сказать. Может, половинка и найдется (я, конечно, не считаю этого дурака Джорджа Самсона). Но что про меня говорить. Мне хочется послушать про вас.
- Есть один человек, - начала Лиззи, - человек сильных страстей и злого нрава, который говорит, что любит меня, и надо думать, говорит правду. Он дружит с моим братом. Он меня сразу оттолкнул чем-то, как только брат впервые привел его ко мне; но в последний раз, когда я его видела, он напугал меня так, что и сказать не могу.
И тут она умолкла.
- Вы для того и переехали сюда, чтобы скрыться от него, Лиззи?
- Я перебралась сюда сразу после того, как он встревожил меня.
- Вы и здесь его боитесь?
- Вообще я не трусиха, но его всегда боюсь. Я боюсь заглянуть в газету, боюсь слушать разговоры о том, что делается в Лондоне, боюсь, как бы он не натворил чего-нибудь.
- Так вы не за себя боитесь, милая Лиззи? - спросила Белла, подумав над ее словами.
- Я боялась бы и за себя, если б увидела его здесь. Я все смотрю, нет ли его где-нибудь, когда иду ночью с фабрики.
- Вы боитесь, что он в Лондоне сделает что-нибудь над собой?
- Нет. Он такой бешеный, что и над собой может что-нибудь сделать, но я думаю не об этом.
- Тогда можно сказать почти наверно, что есть и еще кто-то? - осторожно спросила Белла.
На минуту, прежде чем ответить, Лиззи закрыла лицо руками.
- Его слова всегда звучат у меня в ушах, и то, как он ударил рукой о каменную ограду, всегда стоит у меня перед глазами. Я старалась не придавать этому значения, забыть про это, но не могу забыть, не могу не думать. С его руки капала кровь, когда он сказал мне: 'Дай бог, чтобы я не убил его!'
Вздрогнув, Белла обхватила обеими руками стан Лиззи, словно поясом, а потом спросила спокойно, тихим и мягким голосом, когда обе они глядели в огонь:
- Убить! Неужели он так ревнует?
- К одному джентльмену, -ответила Лиззи. - Не знаю даже, как вам сказать, - к джентльмену, чье положение в обществе гораздо выше моего; это от него я узнала о смерти отца, да и после того он принимал во мне участие.
- Он любит вас?
Лиззи покачала головой.
- Ухаживает за вами?
Лиззи перестала качать головой и прижала рукой обнимавший ее живой пояс.
- Это он настоял, чтобы вы сюда приехали?
- Ах нет! Ни за что на свете я бы не хотела, чтоб он узнал, что я здесь, или напал на мой след.
- Лиззи, милая! Но почему же? - спросила Белла, изумленная этой вспышкой. И живо прибавила, вглядевшись в лицо Лиззи: - Не надо. Не говорите почему. Вопрос был глупый. Я понимаю, понимаю.
Обе они замолчали. Лиззи, опустив голову, смотрела на горящие уголья, где когда-то ютились ее первые мечты и куда она с ранних лет уходила от той суровой жизни, от которой ей удалось спасти Чарли, зная наперед, какова будет награда.
- Теперь вы знаете все, - сказала она, поднимая глаза на Беллу. - Я ничего не утаила. Вот почему я живу здесь, скрываясь от всех, и в этом мне помог один добрый старик, он настоящий, верный друг мне. За то недолгое время, что я жила дома, с отцом, я узнала многое такое, - не спрашивайте, что именно, против чего я восстала и старалась это исправить. Не думаю, чтобы я тогда могла сделать больше, не потеряв влияния на отца, - но иногда все это тяготит меня. Если удастся загладить старое, то я надеюсь, что со временем у меня это пройдет.
- Пройдет и эта слабость к тому, кто не достоин вашего внимания, Лиззи, - сказала Белла ей в утешение.
- Нет, этого я не хочу, - отвечала она, вспыхнув, - не хочу верить, и просто не верю, что он не достоин внимания. Что я этим выиграю и сколько потеряю!
Выразительные тоненькие брови Беллы шевельнулись сначала, словно споря с огнем, потом она продолжала:
- Не думайте, что я настаиваю, Лиззи; но разве вы не выиграете этим спокойствия, надежды и даже свободы? Разве не лучше будет жить не прячась, не закрывая себе пути в будущее? Простите, что я
