встречаться.
- Почему?
- Потому что я вам не ровня, - чуть слышно ответила она. - Потому что все это безнадежно и ни к чему не приведет. Пощадите меня.
- А обо мне, Лиззи, вы подумали? - с укоризной спросил он.
- Нет, мистер Рэйберн. До сегодняшнего вечера не думала.
- Позвольте узнать, почему?
- До сегодняшнего вечера я не подозревала, что надо подумать и о вас. Но если это надо, если вы сказали мне правду о себе и если жизнь не сулит нам ничего, кроме разлуки, тогда да спасет вас господь, да смилуется он над вами!
Душевная чистота, с которой она открыла в этих словах частицу своей любви и своей боли, на миг проникла ему в сердце. Он обнял ее, словно она умерла и в смерти стала для него святыней, и поцеловал в лоб, как целуют умерших.
- Я обещал оставить вас одну. Позвольте хотя бы издали следовать за вами. Уже стемнело... вы так взволнованы.
- Я привыкла ходить одна по вечерам. Прошу вас, не провожайте меня.
- Хорошо, попытаюсь... Даю слово сделать все, что в моих силах, Лиззи, но других обещаний сегодня не ждите.
- Мистер Рэйберн, пожалейте и меня и себя и уезжайте отсюда завтра утром.
- Попытаюсь.
Юджин сказал это с необычной для него серьезностью. Она подала ему руку, быстро отняла ее и зашагала вдоль берега реки.
- Неужели Мортимер поверил бы этому? - пробормотал он, оставшись один. - А я сам верю?
Оба вопроса относились к тому обстоятельству, что на руке, которой он прикрывал глаза, были слезы. 'Вот нелепость! Если бы кто увидел меня сейчас!' - тут же мелькнуло у него в голове. А следующую мысль родило недовольство той, кто была причиной этих слез: 'Но все-таки моя власть над ней бесспорна, что бы она там ни говорила'.
Подумав это, он вспомнил ее лицо, когда она опустила голову, не выдержав его взгляда. И как и в первый раз, тревога почудилась ему в ее мольбах и в слабости, которую ей не удалось преодолеть.
- Она любит меня! А такая сильная натура должна быть сильной и в любви. Она не может отдаваться одному чувству всецело, другому наполовину, а в третьем проявлять малодушие. Нам с ней придется быть верными себе до конца. Если моя натура поминутно взыскивает с меня, ей тоже не избежать этого.
Продолжая разбираться в самом себе, он думал: 'А если жениться на ней? Если пойти на такую нелепость, как переписка с МПР по этому вопросу? Узнав о моей женитьбе, МПР, безусловно, призовет на помощь все свои умственные способности. Какими же доводами он вооружится против меня, законника? 'Тебе претила женитьба ради денег и ради положения в свете, так как перед тобой маячил страшный призрак - скука. А ты не боишься заскучать, если женитьба не принесет тебе ни денег, ни положения в свете? Ты отвечаешь за себя?' И законник, несмотря на все свое адвокатское красноречие, в глубине души должен будет признать: 'Правильно рассуждаете, МПР! Я за себя не отвечаю'.
Призвав на помощь свое обычное легкомыслие, Юджин вдруг почувствовал всю недостойность и пошлость такого тона там, где речь идет о Лиззи.
- Да... - продолжал он через минуту. - Хотел бы я видеть человека (Мортимер исключается), который взялся бы убеждать меня, что это чувство к красивой и достойной девушке, против моей воли родившееся во мне, не настоящее и что я не останусь верен ему. Повидать такого человека, который сказал бы мне все это и вдобавок попытался бы развенчать ее в моих глазах, хорошо было бы именно сегодня, так как сегодня я особенно злюсь на некоего Рэйберна - личность малопривлекательную, а если уж злиться, то лучше на кого-нибудь другого. 'Юджин, Юджин, Юджин! Нехорошее дело ты задумал!' - вот что вызванивают колокола Мортимера Лайтвуда, и сегодня в них слышится что-то уж очень печальное.
Он медленно зашагал вдоль берега, продолжая отчитывать себя:
- Скажи, чудовище, почему ты ставишь на одну доску невесту, которую тебе деловито подыскал твой отец, и ту девушку, которую ты нашел сам и к которой тебя влечет все больше и больше? Осел! Это называется у тебя логикой?
И снова его мысли вернулись к той минуте, когда он впервые почувствовал свою власть над ней и когда она открыла ему сердце. Не уезжать отсюда, испытать ее еще раз - таково было опрометчивое решение, к которому он пришел. Но вот опять: 'Юджин! Юджин! Юджин! Нехорошее дело ты задумал!' И в ответ на это:
- Дорого бы я дал, чтобы заставить Лайтвуда умолкнуть! Его звон смахивает на погребальный.
Подняв голову, он увидел, что молодой месяц уже высоко стоит над деревьями и звезды начинают мерцать в небе, меняющем желтовато-красные тона заката на спокойную синеву летней ночи. Тропинка все еще вела его вдоль берега. Он круто повернул назад и увидел перед собой человека, который так близко шел следом за ним, что ему пришлось отступить в сторону, чтобы избежать столкновения. Человек нес на плече не то сломанное весло, не то багор, не то кол и, точно не заметив его, прошел мимо.
- Эй, приятель! - крикнул Юджин ему вдогонку. - Ты что, ослеп?
Тот ничего не ответил и молча продолжал свой путь.
Юджин Рэйберн пошел дальше, заложив руки за спину и думая свою думу. Он миновал стадо овец, миновал калитку - сюда уже доносились звуки с деревенской улицы, и подошел к мосту. Деревня, гостиница, где он остановился, и бумажная фабрика были по эту сторону реки. Вспомнив, однако, что на том берегу есть уединенная заводь с густой кромкой камыша, и чувствуя потребность в тишине и одиночестве, он перешел мост и отправился дальше, поглядывая то на звезды, которые точно кто-то зажигал в небе, то на воду, где они вспыхивали глубоко-глубоко одна за другой. Его взгляд скользнул по мосткам причала под ивой и по небольшой лодке, привязанной к сваям, торчавшим из воды. Тень в этом месте лежала такая черная, что он задержал шаги, вглядываясь в темноту, потом снова пошел дальше.
Журчанье воды рождало ответное беспокойство в его нелегких раздумьях. Он с радостью дал бы им уснуть, а они не затихали, подобно речному потоку, и, подхваченные сильным течением, неслись к одной цели. Тускло поблескивая в лунном свете, струйки воды то и дело меняли узор, начинали лепетать по- новому, и подобно им, непрошеные дурные мысли мелькали у Юджина в голове.
- О женитьбе на ней нечего и думать, - произнес он вслух. - Отказаться от нее тоже нельзя. Вот положение!
Мост остался далеко позади. Прежде чем повернуть, он подошел к самому берегу и посмотрел на отраженное в реке ночное небо. И вдруг, одновременно с оглушительным треском, ночное небо в реке словно раскололось, в воздухе вспыхнули огненные зигзаги, и звезды вместе с месяцем рухнули вниз, на землю.
Что это, его убило молнией? С этой не до конца осознанной мыслью он рванулся назад под градом слепящих, гибельных ударов и, кинувшись на своего противника, схватил его за косынку на шее - красную косынку, если только ее не окрасила в этот цвет кровь, хлынувшая из ран.
Юджин был силен, подвижен, увертлив, но удары то ли парализовали его, то ли перебили ему руки, и он мог только цепляться за убийцу, запрокинув голову назад и ничего не видя перед собой, кроме ходившего ходуном неба. Навалившись на своего противника, он упал вместе с ним на землю... еще один сокрушительный удар, всплеск воды, и все было кончено.
Лиззи Хэксем тоже захотелось уйти подальше от субботнею шума и веселья на кривой деревенской улочке и побродить одной у реки, пока не высохнут слезы и можно будет вернуться домой, не отвечая на вопросы, почему она такая бледная и грустная. Вечерняя тишина и безмятежность этих мест целебным бальзамом проливались ей в сердце, не пробуждая в нем ни упреков, ни горьких помыслов. На душе у нее стало спокойнее. И она тоже повернула в обратный путь, и тут до ее слуха донеслись странные звуки.
Вздрогнув, она замерла на месте и прислушалась - точно бьют кого-то. Сердце у нее сжалось от страха - звуки ударов жестоко и грубо нарушали ночною тишину. И пока она стояла, не зная, что делать, все смолкло. Потом послышался чей-то слабый стон и всплеск воды.
Былой опыт, былая смелость мгновенно вдохновили ее. Зная, что тут никто не откликнется, она не стала звать на помощь и кинулась туда, откуда донесся стон и всплеск.
