прекрасный человек и может осчастливить любую девушку. И так как теперь благодаря Чарити лед между отцом и дочерью был сломан и никаких тайн друг от друга у них больше не было, мистеру Пекснифу оставалось только добиваться своей цели, пустив в ход всю свою ловкость и хитрые приемы.
- Ну, дорогой мой сэр, - сказал мистер Пексниф, встретившись с Мартином в той аллее, которую старик облюбовал для своих прогулок, - как чувствует себя мой дорогой друг в это восхитительное утро? - Вы это про меня? спросил мистер Чезлвит. - - Ага! - заметил мистер Пексниф. - Нынче он опять плохо слышит, я вижу. Про кого же другого, дорогой мой сэр? - Вы могли спросить про Мэри, - сказал старик.
- Да, действительно. Совершенно верно. Надеюсь, я мог бы спросить о ней, как о самом дорогом друге? - заметил мистер Пексниф.
- Надеюсь, что так, - отвечал старый Мартин. - Я думаю, она этого заслуживает.
- Думаете! - воскликнул Пексниф. - Думаете, мистер Чезлвит!
- Вы что-то говорите, - ответил Мартин, - но я не разбираю слов. Нельзя ли погромче!
- Становится глух, как пень, - сказал Пексниф. - Я говорил, мой дорогой сэр, что боюсь, как бы мне не пришлось расстаться с Черри.
- А что она такого сделала? - спросил старик.
- Спрашивает какие-то глупости, - пробормотал мистер Пексниф. - Совсем нынче впал в детство. - После чего он деликатно проревел: - Она ничего решительно не сделала, мой дорогой друг!
- Так зачем же вам с ней расставаться? - спросил Мартин.
- Здоровье у нее стало уже не то, совсем не то, - сказал мистер Пексниф. - Она скучает по сестре, мой дорогой сэр; ведь они с колыбели обожают друг друга. Вот я и хочу, чтобы она погостила в Лондоне для перемены обстановки. И подольше погостила, сэр, если ей захочется.
- Вы совершенно правы! - воскликнул Мартин. - Это весьма благоразумно.
- Я очень рад это слышать от вас. Надеюсь, вы составите мне компанию в нашем глухом углу, когда она уедет?
- Я пока не намерен уезжать отсюда, - был ответ Мартина.
- Тогда почему бы, - сказал мистер Пексниф, беря старика под руку и медленно прохаживаясь по аллее имеете с ним, - почему бы, мой дорогой сэр, вам не погостить у меня? Как ни скромна моя хижина, я уверен, что у меня вам будет гораздо удобнее, чем в сельской харчевне. И, простите меня, мистер Чезлвит, простите, если я скажу, что такое место, как 'Дракон', едва ли годится для мисс Грейм, хотя оно и пользуется доброй славой (миссис Льюпин одна из достойнейших женщин в наших местах).
Мартин раздумывал с минуту, а потом сказал, пожав ему руку:
- Да. Вы совершенно правы, не годится.
- Один вид кеглей, - красноречиво продолжал мистер Пексниф, - может подействовать неблагоприятно на чувствительную душу.
- Это, разумеется, забава черни, - сказал старый Мартин.
- Самой низкой черни, - отвечал мистер Пексниф. - Так почему же не перевезти мисс Грейм сюда, сэр? Чем это не дом для вас? И я в нем один, потому что Томаса Пинча я не считаю за человека. Наш прелестный друг займет спальню моей дочери, вы сами выберете для себя комнату; мы с вами не поссоримся, надеюсь!
- Вряд ли возможно, чтобы мы поссорились, - сказал Мартин.
Мистер Пексниф сжал его руку.
- Я вижу, мы понимаем друг друга, дорогой мой сэр! 'Я его вокруг пальца могу обвести!' - подумал он торжествующе.
- Вопрос о вознаграждении вы, конечно, предоставите мне? - спросил старик, помолчав с минуту.
- Ах, не будем говорить о вознаграждении! - воскликнул Пексниф.
- Слушайте, - повторил Мартин, с проблеском прежнего упрямства, предоставьте вопрос о вознаграждении мне. Согласны?
- Если вы этого желаете, мой дорогой сэр.
- Я всегда этого желаю, - сказал старик. - Вы знаете, что я всегда этого желаю. Я желаю платить наличными, даже если покупаю у вас. И все же я ваш должник, Пексниф, - настанет день, и вы получите все сполна.
Архитектор был так взволнован, что не мог говорить. Он попытался уронить слезу на руку своего покровителя, но не мог выжать ни единой капли из пересохшего источника.
- Пусть этот день придет как можно позже! - благочестиво воскликнул он. - Ах, сэр! Не могу выразить, как глубоко я сочувствую вам и всем вашим! Я намекаю на нашего прелестного юного друга.
- Это верно, - отвечал старик. - Это верно. Она нуждается в сочувствии. Я неправильно ее воспитывал и этим принес ей вред. Хотя она и сирота, она могла бы найти себе защитника, которого и полюбила бы. Когда она была девочкой, я льстил себя мыслью, что, потворствуя своему капризу и ставя Мэри между собой и вероломными плутами, делаю ей добро. Теперь, когда она выросла, у меня нет такого утешения. Ей не на кого надеяться, кроме себя самой. Я поставил ее в такие отношения с миром, что любая собака может лаять на нее или ластиться к ней, если вздумает. Она действительно нуждается в добром отношении. Да, действительно нуждается.
- Нельзя ли изменить ее положение на более определенное? - намекнул мистер Пексниф.
- Как же это устроить? Не сделать же мне из нее швею или гувернантку!
- Боже сохрани! - сказал мистер Пексниф. - Дорогой мой сэр, имеются другие пути. Да, имеются. Но я сейчас очень взволнован и смущен, мне не хотелось бы продолжать этот разговор. Я сам не знаю, что говорю. Позвольте мне возобновить его как-нибудь в другой раз.
- Вы не заболели? - встревожился Мартин.
- Нет, нет! - воскликнул Пексниф. - Я совершенно здоров. Позвольте мне возобновить этот разговор как-нибудь в другой раз. Я пройдусь немножко. Благослови вас господь!
Старый Мартин тоже благословил его в ответ и пожал ему руку. Когда он повернулся и медленно побрел к дому. мистер Пексниф долго глядел ему вслед, совершенно оправившись от недавнего волнения, которое во всяком другом человеке можно было бы принять за притворное, за хитрость, пущенную в ход для того, чтобы нащупать почву. Происшедшая в старике перемена так мало отразилась на его осанке, что мистер Пексниф, глядя ему вслед, не мог не сказать себе: 'И мне ничего не стоит обвести его вокруг пальца! Подумать только!'
Тут Мартин как раз оглянулся и ласково кивнул ему головой. Мистер Пексниф ответил тем же.
'А ведь было время, - продолжал мистер Пексниф, - и совсем еще недавно, что он и смотреть на меня не хотел! Утешительная перемена. Такова нежнейшая ткань человеческого сердца, таким весьма сложным путем оно смягчается! По внешности он кажется все таким же, а я могу обвести его вокруг пальца. Подумать только!'
И в самом деле, не было, по-видимому, ничего такого, на что мистер Пексниф не мог бы отважиться с Мартином Чезлвитом, ибо, что бы ни сделал и ни сказал мистер Пексниф, он всегда оказывался правым, и что бы он ни посоветовал, его всегда слушались. Мартин столько раз избегал ловушек, расставленных охотниками до чужих денег, и столько лет прятался в скорлупу недоверия и подозрительности - лишь для того, чтобы стать орудием и игрушкой в руках добродетельного Пекснифа. Вполне убежденный в этом, с сияющим от счастья лицом, архитектор отправился на утреннюю прогулку.
Лето царило в природе точно так же, как и в груди мистера Пекснифа. По тенистым аллеям, где ветви зеленым сводом сходились над головой, открывая в перспективе солнечные прогалины, через заросли росистых папоротников, откуда выскакивали испуганные зайцы и мчались прочь при его приближении, мимо затянутых ряской прудов и поваленных деревьев, спускаясь в овраги, шурша прошлогодней листвой, аромат которой будил воспоминания о былом, - шествовал кротчайший Пексниф. Мимо лугов и живых изгородей, источавших аромат шиповника, мимо крытых соломою хижин, обитатели которых смиренно кланялись ему как добродетельному и мудрому человеку, - спокойно размышляя, шествовал почтенный Пексниф. Пчела пролетела мимо, жужжа о предстоящих ей трудах; праздные мошки толклись столбом, то сужая, то расширяя круг, но неизменно сопутствуя мистеру Пекснифу и весело выплясывая перед ним; высокая трава то отсвечивала на солнце, то темнела, когда на нее ложилась легкая тень облаков, плывущих в высоте; птицы, безгрешные, как совесть мистера Пекснифа, весело распевали на каждой ветке, - точно так же и мистер Пексниф оказывал честь летнему дню, обдумывая во время прогулки свои планы.
