- Дорогой мой, - сказал Тигг, пожимая плечами, - решительно каждый день, когда я обедаю дома. У меня так уж принято. Не стоило затевать для вас что-нибудь необыкновенное, - вы бы это сразу заметили. 'Будете устраивать званый обед?' - спрашивает Кримпл. 'Нет, не буду, - говорю я. - мы его примем запросто'.
- А получилось роскошно, ей-богу, - сказал Джонас, оглядывая стол. Ведь это стоит недешево.
- И очень даже, если говорить прямо, - отвечал Тигг. - Это моя страсть. Вот на что уходят мои деньги. Джонас прищурил один глаз и сказал.
- Ой ли?
- А разве вы не будете тратить на то же свою долю прибылей, когда присоединитесь к нам? - спросил Тигг.
- Ну, уж нет, - отрезал Джонас.
- Что ж, вы правы, - сказал Тигг с дружеской прямотой. - Вам и не нужно. В этом нет необходимости. Кто-нибудь один должен этим заниматься, чтоб не растерять клиентов, но пускай уж это будет по моей части, раз доставляет мне удовольствие. Вы, я думаю, не откажетесь хорошо пообедать на чужой счет?
- Нет, конечно, - сказал Джонас.
- Так, я надеюсь, вы будете часто обедать у меня?
- Не откажусь, - сказал Джонас. - Напротив.
- И клянусь нам, я никогда не буду говорить с вами о делах за стаканом вина, - сказал Тигг. - О, это было очень, очень, очень хитро с вашей стороны нынче утром. Надо им рассказать. Они как раз такой народ, что могут это оценить. Пип, любезный, я должен вам рассказать замечательную штуку про моего приятеля Чезлвита... Это величайший хитрец, какого я знаю. Даю вам самое священное честное слово, Пип, что другого такого хитреца я не знаю!
Пип ответил, что он в этом уверен, прибавив особенно крепкое словцо, и рассказанный анекдот был встречен громкими рукоплесканиями, как бесспорное доказательство хитрости мистера Джонаса. Пип, движимый естественным стремлением превзойти его, сообщил кое-какие примеры собственной хитрости, а Вольф, чтобы но остаться в долгу, выбрал и прочел самую соль из двух-трех очень остроумных статеек, подготовленных им для печати. Эти словоизлияния, по его словам 'весьма хлесткие', встретили горячее одобрение, и все общество согласилось, что они бьют не в бровь, а прямо в глаз.
- Светские люди, уважаемый! - шепнул Джоблинг на ухо Джонасу. Настоящие светские люди! Для человека моей профессии просто освежительно побывать в таком обществе. Не только приятно - хотя ничего не может быть приятнее, - но полезно в философическом отношении. Ведь это оригиналы, уважаемый, оригиналы!
Очень приятно знать, что истинные заслуги ценятся на любой ступени общественной лестницы, и дружескому слиянию всех собравшихся немало содействовало то обстоятельство, что оба светских льва пользовались, как выяснилось, большим уважением в высших классах общества и у доблестных защитников отечества - представителей армии и флота, особенно армии. В каждом самом коротеньком анекдоте фигурировал по меньшей мере один полковник; лорды встречались не реже, чем крепкие словца; и даже царственная кровь струилась в мутной воде их личных воспоминаний.
- Боюсь, что мистер Чезлвит с ним не знаком. - сказал Вольф об одном лице высокого происхождения, о котором только что вспоминали.
- Нет, - сказал Тигг. - Но мы должны его познакомить с этими людьми.
- Он большой поклонник литературы, - заметил Вольф.
- Неужели? - сказал Тигг.
- Ну как же; он из года в год подписывается на мою газету. А знаете, ему случалось иногда говорить очень остроумные вещи. Как-то он спросил одного виконта, моего приятеля, - вот Пип его знает: 'Как же фамилия этого журналиста, как его фамилия?' - 'Вольф'. - 'Вольф? То есть волк? Зубастый зверь, волк! Как говорится: не пускайте волка в овчарню'. Очень удачно. И лестно к тому же, так что я это напечатал.
- А этот виконт молодчина! - воскликнул Пип. - Он придумал новое бранное словцо и теперь начинает с него каждую реплику. Право, молодчина! Заходит он однажды к нам в театр, чтобы проводить свою пассию домой, немножко навеселе, но не очень, - и говорит: 'Где Пип? Я желаю видеть Пипа. Подайте его сюда!' - 'Что за шум, милорд?' - 'Ваш Шекспир просто чепуха, Пип! Что в нем хорошего, в Шекспире? Я его никогда не читаю. Какого черта он там нагородил, Пип? У него в стихах все стопы, а ног ни в одной шекспировской пьесе не показывают. Верно, Пип? Джульетта, Дездемона, леди Макбет и все прочие, как их там зовут, могут быть и совсем безногие, насколько публике известно, Пип. Для публики они все равно что безногая мисс Биффин *. Я вам скажу, в чем тут суть. То, что называется драматической поэзией, есть просто собрание проповедей. А разве я затем хожу в театр, чтобы слушать проповеди? Нет, Пип. На это есть церковь. Что должна изображать драма, Пип? Человеческую натуру. А что такое ноги? Человеческая натура. Так почаще показывайте нам ноги, мой милый, и я вас поддержу!' И я горжусь тем, - прибавил Пип, - что он действительно меня поддержал, и очень щедро!
Так как разговор стал общим, то спросили мнение мистера Джонаса; и поскольку он вполне согласился с мистером Пипом, этот джентльмен был чрезвычайно польщен. В самом деле, и у него и у Вольфа оказалось так много общего с Джонасом, что они совсем подружились, и под воздействием их дружеского обращения и винных паров Джонас стал разговорчивее.
Не следует думать, что чем разговорчивее становится такой человек, тем он делается приятнее. Напротив, его достоинства, быть может, всего виднее, когда он молчит. Не имея, как он думал, других средств сравняться с остальными, кроме той самой хитрости и колкости, за какие его только что хвалили, Джонас старался проявить эти свойства во всем объеме, и так хитрил и острил, что совсем запутался в собственных хитростях и переколол себе все пальцы собственными колкостями.
И таковы уж были особенности и свойства его характера, что он выставлял себя в выгодном свете, прохаживаясь насчет хозяина. Запивая искрящимся вином его роскошное угощение, он высмеивал расточительность, которая поставила перед ним эти дорогие яства. Даже за таким вольным столом, в такой более чем сомнительной компании это могло бы привести к не совсем приятным результатам, если бы Тигг с Кримплом, желая изучить хорошенько свою жертву, не потакали ему решительно во всем, зная, что чем больше он себе позволит, тем скорее они достигнут цели. И пока этот запутавшийся мошенник (простофиля, несмотря на всю свою хитрость) воображал, будто он свернулся, как еж, ощетинившись навстречу им всеми своими колючками, они смотрели в оба и успели разглядеть все его слабые места.
Хозяин ли задавал тон обоим джентльменам, столь приумножившим философические познания доктора (кстати сказать, доктор потихоньку скрылся, выпив свою обычную бутылку вина), или же они руководствовались тем, что видели и слышали, но оба они очень хорошо сыграли свою роль. Они просили у Джонаса разрешения продолжать с ним знакомство, выражали надежду, что будут иметь удовольствие ввести его в тот высший свет, где он должен блистать, имея для этого все данные, и заверяли его, в самом дружеском тоне, что рады служить ему чем только могут, каждый в своей области. Словом, они говорили: 'Будьте одним из нас!' А Джонас отвечал, что он им чрезвычайно обязан и не преминет воспользоваться их любезностью; про себя же думал, что ежели они 'выставят угощение', то он ничего больше и не просит.
После кофе, поданного в гостиную, беседа, которую вели главным образом Пип и Вольф, перешла на весьма пикантные и в некотором роде скабрезные темы. Когда эта материя истощилась, разговор поддержал Джонас; он с большим юмором оценивал мебель в комнате и спрашивал, заплачено ли за такой-то предмет, какая ему настоящая цена и тому подобное. Словом, он явно решил доконать беднягу Монтегю и удивить все общество своим блестящим остроумием.
Пунш из шампанского снова внес некоторое оживление, хотя и ненадолго. Поднялся шум, в котором ничего нельзя было разобрать, после чего оба светских джентльмена неверной походкой отправились восвояси, а мистер Джонас уснул на одном из диванов.
Так как ему решительно нельзя было втолковать, где он находится, то мистеру Бейли приказано было нанять карету и отвезти его домой, для чего этому молодому человеку пришлось около трех часов утра прервать свой беспокойный сон в прихожей.
- Попался на удочку, как вы думаете? - шепнул Кримпл своему компаньону, глядя вместе с ним на спящего Джонаса с другого конца гостиной.