– И это одиночество, – продолжал он, – пугает вас. Вы не хотите его. Вы хотите смешаться с другими, но уже догадываетесь, что это у вас не получится. Ведь такая дилемма? И вам кажется, что вы нашли компромисс, нишу на границе обычного общества. Это – научная степень в искусствоведении и какой-то уголок для преподавания, позволяющий немножко творчества, без того, чтобы за него расплачиваться. И никакой жизни голодных художников, Лаура – можно, я буду вас так называть? Никаких мансард с тараканами. Вместо этого – уютный кабинетик, вроде моего. Верно?
Лаура покраснела, потом побледнела от смущения. Он видел ее насквозь. Не уложились в его анализ только ее «мысли в дождливые дни», о которых он ничего не мог знать. Эти мысли оставались с ней все эти годы, хранясь в тайниках ее сознания. Она как бы вошла в невольный контакт с темными глубинами под солнечной поверхностью мира человеческих радостей, с областью, одновременно и трагичной и странно прекрасной.
Казалось, его взгляд жжет ее. Но его улыбка была более мягкой.
– Ну, – спросил он, – я попал в точку? Лаура улыбнулась:
– Не знаю. Мне надо подумать.
Что-то музыкальное в ее голосе очаровывало его.
– Знаете, – сказал он, – вы очень хорошенькая. Если не возражаете против точки зрения эстета, вы даже красивая, в своем особенном стиле. Непохожем стиле. Однажды к вам придет молодой человек, чтобы забрать вас из мира ваших мечтаний, превратить в домохозяйку и мать. – Она смотрела на свои холодные руки, державшие чашку.
– Или уже пришел? – спросил он. Она покачала головой.
– Это хорошо, – сказал он, – вы должны попытаться осуществить свои мечты, прежде чем оставить их.
Она поглядела на него со смущенной улыбкой.
– Но вам предстоит еще одна задача, – продолжал он. – То, из-за чего много неосведомленных людей приходят в науку. Я дам вам небольшую информацию, Лаура. Вы ведь не ответили, можно ли вас так называть?
Она тихо засмеялась:
– Да.
– Дело вот в чем. Когда вы получите вашу степень и кабинетик и начнете работать, вы увидите, что другие люди в университете похожи на вас не больше, чем люди, окружающие вас вне его.
Лаура, для которой эта мысль была неожиданной, внимательно слушала.
– Они – люди бизнеса, – продолжал он, – дохода, карьеры, и ради этого они не посчитаются с вами. Только здесь бизнес называется субсидиями, а карьера – коллегиальностью и долгом. А деньги здесь – это книги и статьи. Так что не считайте, что здесь вы будете среди вам подобных. Вы будете просто более самостоятельны. Но все же, есть ли место для вас лучше этого, Лаура?
Она нахмурилась. Странно она чувствовала себя в его обществе: с одной стороны он беспощадно вторгался в ее душу, но с другой – был ласков, с юмором и явно на ее стороне.
– Я… не знаю, что сказать, – тихо ответила она.
– Не надо ничего говорить, – он улыбнулся, – отдыхайте. Пока они разговаривали, кофе у нее остыл. Он спросил, не налить ли свежего. Она посмотрела на часы и поняла, что час поздний. Пространство под лампой на его столе было освещено, но на улице уже стемнело.
– Лучше я пойду, – сказала она, – не знаю, как вас благодарить, профессор Клир.
Он нахмурился:
– Прошу вас, не называйте меня так, я этого не люблю. Это звучит как название стирального порошка или средства для мытья окон.[1] Наедине называйте меня Нат.
Она попробовала так и сделать, но не смогла выговорить. Просто улыбнулась.
– А я, – продолжал он, – хочу еще кое о чем вас попросить, хотя вы и так дали мне больше, чем я заслуживаю – и ваш доклад и ваше время. – Она внимательно слушала.
– Не поужинаете ли вы со мной?
Ее глаза раскрылись широко, как у ребенка. Она не верила своим ушам.
– Ну, – сказал он, – я не людоед и вас не съем.
– Я… хотела спросить, когда вы это думаете сделать?
– Лучше всего – сейчас. Я уже оторвал вас от книг. Лишний час не повредит.
– Но вы так заняты, – возразила она.
– Будь я занят, не приглашал бы вас. Я никогда не трачу свое время на то, что мне не нужно и на тех, кто мне не нужен. И я в долгу у вас, Лаура. Вы восстановили мою веру в способности студентов. Разрешите отплатить вам.
– Вы мне ничего не должны. – Сама мысль, что он ее должник казалась ей абсурдной.
– Ну, сделайте это, чтобы доставить мне удовольствие, – сказал он, – у вас ведь доброе сердце. Вы ведь не откажете скучному одинокому профессору в одном-единственном часике своего времени?
Ей хотелось рассмеяться в ответ на эту абсурдную самохарактеристику. Да один его час стоит ее года! Но именно эта мысль подсказала ей ответ:
– Хорошо. Спасибо.
– Вам спасибо, Лаура.
