— Куда уж хуже? — Гоша передернул плечами.
— Ну, всего этого и здесь навалом.
— Мда… А квартальчик-то небольшой. Вот он уже и кончился. А откуда там люди-то?
— А откуда здесь люди? — Валя повернулась к нему. — Вот оттуда же и там.
— Кинзилит жрут?
— Гляди-ка, запомнил! — усмехнулась Валя. — Ну да, жрут, наверное. Кстати, неплохо бы подкрепиться, а?
— Нет уж, — Гроша поежился, с сомнением посмотрел на брикет, который Валя достала из кармана. — Я не хочу съесться, как Кит.
Валя пожала плечами, откусила кусок, принялась жевать. Гоша отвернулся. Он-то думал, что уже перегорело в душе, остыло. Куда там! Вон как в груди ноет, с тех пор как увидел ее здесь. Эх… Вести ее с собой в квартал никак нельзя. Ну никак. Так ведь не отстанет же! Ба! Стоит ему произнести ключевую фразу, и он вернется в институт, а она останется здесь. А потом, когда он снова попадет сюда, ее уже тут не будет.
— Кстати, — сказала Валя, не глядя на него. — Если ты задумал смыться, а потом явиться сюда один, так у тебя этот номер не пройдет. — Она словно прочитала его мысли. — Смоешься сейчас, я одна пойду в квартал, так и знай. И не делай такие глаза! У тебя на физиономии все написано.
— Да я же спиной к тебе стоял! — ахнул Гоша.
— Все равно, — она спрятала брикет, посмотрела на него, усмехнулась. — Значит, у тебя на затылке все написано.
— А может, ты тут мысли читать научилась? — вкрадчиво спросил он.
— Нет, не думаю, — она прожевала кинзилит, вытерла губы рукой. — Просто я тебя немножко знаю. А что? Значит, думал об этом?!
— Ну думал, — нехотя согласился Гоша. — Слушай, а может, не пойдешь?
— Все! — она выставила вперед ладонь. — Вопрос окончен. Больше на эту тему не говорим.
— Да ну тебя! — рассердился Гоша. — Вопрос окончен! Тоже мне, выражение! Безграмотное совсем.
— Тебя что, выражение бесит или то, что я в квартал собралась?
— И то, и другое.
— Я так и думала. Ты лучше скажи, как перелазить будем? Метра четыре тут, да еще колючка.
— Лестницу надо поискать. Какую-нибудь пожарную оторвем где-нибудь. Или веревку. Но лестница лучше.
— Знаю, где веревка есть! — оживилась Валя. — Бельевая. Пойдет?
— Надо посмотреть.
— Ну так пойдем!
Она схватила его за руку и повела в один из дворов, потом в другой, третий, пока они не увидели бельевую веревку, протянутую от одного тополя к другому. Некогда белая веревка почернела — видно было, что висит она тут очень давно. Они отвязали ее, Гоша попробовал ее на прочность, с сомнением покачал головой.
— Ладно, — сказал он, — Вдвойне свяжем. Идем.
Он подхватил с земли обрезок трубы, на немой вопрос Вали ответил, что пригодится, и они пошли к стене в том месте, где была оборвана колючка. Гоша привязал веревку к обрезку, поискал, где между бетонными плитами вверху есть щель побольше, закинул трубу за стену так, чтобы веревка угодила в щель, а труба заклинила в щели. Он попробовал подтянуться на веревке, сказал, что она, пожалуй, выдержит его, и полез вверх. Взгромоздившись на гребень стены, он дал знак подниматься Вале. Та неуклюже полезла, Гоша свесился как можно ниже, подхватил ее рукой, помог подняться. Они сели на гребне, отдышались.
— Ну вот, — сказала Валя, — Сейчас спустимся, и конец нам.
— Типун тебе на язык! — сказал Гоша, — Кто ж так говорит! Эх!
Они огляделись. Стена проходила метрах в четырех от дома, промежуток между стенами был завален строительным мусором.
— Смотри, гастроном! — сказала Валя.
Действительно, пред ними была витрина гастронома. Валя наклонилась вперед, вглядываясь, пытаясь разглядеть, что там внутри.
— Там консервы, — сказала она. — И вообще, всякая жратва.
— Где? Где? Не вижу ничего.
— Да ты вглядись, вглядись! Там, внутри.
— Нет, не вижу, — Гоша покачал головой.
— Пошли? — Валя повернулась к нему, глаза ее горели. — Сто лет не ела нормальной пищи.
— Никуда мы не пойдем, — сказал Гоша.
— Как это?
— Соваться в пекло без подготовки — все равно что выбраться на поле боя и начать собирать там цветочки. Голову оторвут — это в лучшем случае.
— А в худшем?
— А в худшем — хоронить будет нечего. Спускайся назад.
Валя с сожалением посмотрела на гастроном, начала спускаться. Гоша спрыгнул следом.
— Оружием тут у вас торгуют? — спросил он.
— Не знаю, — Валя пожала плечами. — Кинзилитом торгуют. А оружие — кому оно нужно?
— Что, совсем ни у кого нет?
— Говорю же — не знаю. У Кита нехудо бы спросить, он тут долгожитель, все и всех знает. Только где его найдешь, Кита этого? Он же на месте не сидит.
— Мы сделаем проще, — задумчиво сказал Гоша. — Я вернусь в институт, и они сделают тайник с оружием, им же это раз плюнуть.
— Ну да. А меня как ты найдешь потом?
— Я вернусь в это же время. Они могут рассчитать время, им и это — раз плюнуть.
— Ну давай, — Валя погрустнела, отвернулась.
— Конец фильма, — громко сказал Гоша.
Город смазался, уплыл куда-то, вместо него выплыло лицо Ермакова на фоне белой занавески. Рядом маячила любопытная физиономия лаборанта.
— Ну что? — спросил Ермаков и сглотнул.
— Все в порядке, — бодро сказал Гоша, — Видел я этот ваш квартал. Но соваться туда не стал, не люблю ходить по незнакомым местам с голыми руками. — Он помахал ладонями. — В общем, так. Мне нужна взрывчатка, пистолеты, можно даже автомат, ну и патроны.
— Коля, — сказал Ермаков, не отрывая взгляда от Гошиного лица, — Ступай, наколдуй там тайничок с оружием. Да поживее.
Лаборант убежал. Гоша сел на кушетке, снял шлем. Сказал:
— Предупреждать надо.
— О чем?
— О том, что там людей полно. О кинзилите этом. О том, что там животные есть.
— Животные? Ах, ну да, собаки, кошки.
— Не только. Я еще и крыс видел.
— Да, да, — Ермаков покивал, достал сигарету, закурил, потом спохватился, что курить здесь нельзя, погасил сигарету. — Там вообще происходит черт знает что. Люди — да, знаю. Про собак-кошек знаю. Про крыс теперь знаю. Извините, что не предупредил, мне как-то казалось это несущественным. В то же время я говорил вам, что туда проникают и без нашей аппаратуры. Говорил ведь? Ну вот. И потом. Там же не опасно, ведь так?
— Не думаю, что не опасно, — сказал Гоша. — Один на меня налетел, ограбить хотел, наверное.
— Ну вы же с ним справились? Они там как зомби, заторможенные. Это кинзилит на них так действует. Сам я его не пробовал, но думаю, это какая-нибудь гадость, действующая на сознание. Надо бы напустить
