клиента, послушно расступились молча пропуская их к массивной двери ресторана. Швейцар, до того казавшийся неприступным как скала, увидев Ольховского с улыбкой и излишней торопливостью распахнул тяжелую и неуклюжую дверь. Степан, как и подобает настоящему мужчине вначале пропустил в помещение Светлану и только затем прошел сам. Поднимаясь по лестнице в банкетный зал, который располагался на втором этаже, он также следовал за девушкой бережно поддерживая ее за локоть. Официант, с салфеткой переброшенной через левую руку, устремился к ним навстречу едва только они успели переступить порог зала. - Степан Михайлович, я рад приветствовать вас и вашу даму в нашем ресторане. Прошу вас к столику, я с удовольствием обслужу вас. Ольховский вместо приветствия одобрительно похлопал Губанова по плечу и проследовал за ним к уже сервированному столику. Большинство столиков в зале было занято, но официант провел их к тому, который на удивление Светланы почему-то был свободен. Девушку приятно удивило то внимание с которым относились к нему. Она уселась в удобное кресло и с чувством собственного достоинства оглядела зал. Теперь-то она была уверена в полезности своего знакомства с зубным техником. 'Он известная и нужна личность в городе, если ему оказывается такое внимание',- подумала она и с умилением посмотрела на Степана.
*** Группа диверсантов вместе с пленными по приказу Шееля снялась со стоянки ровно в полдень и взяла направление к партизанскому лагерю. Шли по болотистому лесу соблюдая все возможные меры предосторожности. Пленному не только связали руки за спиной, но и заткнули рот кляпом, чтобы он ненароком криком не предупредил своих и не сорвал операцию. Архипов пред этим предупредил Алексея, что его в случае малейшего обмана убьют на месте. К вечеру без приключений группа приблизилась вплотную к передовым постам партизан, где и остановилась в ожидании приказа. К захвату лагеря партизан приступили ровно в три часа утра. По замыслу Вильгельма Шееля на всю операцию отводилось максимум шестьдесят минут. За этот час диверсанты должны были орудуя только холодным оружием без выстрелов и шума покончить с отрядом. Действовать предстояло быстро и безжалостно. Шееля интересовали жильцы только одной командирской землянки и именно они должны были попасть в руки живыми и невредимыми. Вильгельм отобрал себе трех наиболее подготовленных диверсантов и объявил, что сам возглавит захват этой землянки. Ровно в три часа, сняв часовых охранявших лагерь, группа напала на партизан. Внезапность и правильно выбранное время сыграли свою роль, но без выстрелов все же не обошлось. Когда уже почти все диверсанты проникли в сонный лагерь кто-то из спящих на улице партизан увидел подозрительное движение и выстрелил в воздух. В предрассветной тишине леса винтовочный выстрел прозвучал неожиданно громко, но было уже поздно. Возникшие было единичные очаги сопротивления были быстро и безжалостно подавлены нападавшими. Винтовочный выстрел застал Шееля и его троицу в двух метрах от входа в командирскую землянку. Не останавливаясь ни на секунду он устремился в заветную дверь, трое диверсантов бесшумно ступая как тени следовали за ним. откинув левой рукой плащ-палатку, которой был занавешен вход, Шеель шагнул внутрь, невольно вдохнув спертый воздух землянки. Едва он переступил порог как в глубине вспыхнуло пламя пистолетного выстрела. Сильный толчок в грудь не остановил его и Вильгельм сделал еще два шага прежде чем рухнул на сырой земляной пол. Кинжал тускло блеснул лезвием и выпал из его ослабевшей руки. Следовавшие за ним диверсанты пригнувшись ворвались внутрь несмотря на то, что прогремело еще три или четыре выстрела. Борьба внутри землянки продолжалась не более пяти минут и закончилась победой нападавших, но она далась не легко. Кроме раненого Шееля командир партизанского отряда выстрелами из пистолета убил еще одного диверсанта и не желая попасть живым в руки противника выстрелил себе в висок. Кроме него в землянке находились комиссар отряда и два денщика. В руки нападавших живыми попали комиссар и один из денщиков. Второй был убит в схватке ударом кинжала в грудь. Скрутив руки пленным, диверсанты оставили их лежать лицом вниз на грубо сколоченных топчанах, а сами стали перевязывать раненого Шееля. Его состояние было тяжелым, пуля выпущенная из 'ТТ' пробила грудь Вильгельма навылет. Туго перевязывая раненого командира двумя индивидуальными пакетами диверсанты с тревогой прислушивались к выстрелам - стараясь предугадать исход нападения. Уложив Шееля на топчан рядом со связанным комиссаром они осторожно вышли из землянки на улицу, где автоматные очереди и одиночные выстрелы уже прекратились. Оказалось, что диверсионная группа, несмотря на запоздалое яростное сопротивление партизан, свою задачу по захвату лагеря выполнила, потеряв при этом пятерых человек. Живыми в руки диверсантов попало всего несколько партизан с комиссаром во главе. Архипов, в связи с ранением Шееля принял командование группой на себя. Он сразу же на рассвете разрешил своим людям приступить к дознанию, для чего всех пленных подвергли жесточайшим истязаниям. Комиссар терпеливо молчал пока его товарищей по оружию пытали у него на глазах. Но едва его спины коснулись раскаленным, яркожелтым от высокой температуры, шомполом, он заговорил выдавая всех и вся. С его слов явствовало, что банковские драгоценности были спрятаны партизанами где-то поблизости своего зимнего лагеря. Погибших диверсантов тут же в лесу с воинскими почестями предали земле. Поручив комиссара двум своим дружкам, Архипов приказал уничтожить лагерь и умертвить, ставших теперь не нужными, пленных партизан. Когда варварская команда была выполнена группа, уложив на носилки раненого Шееля, тронулась в путь на поиски спрятанных драгоценностей и золота.
*** Николай Федорович в образовавшуюся минутную паузу закурил, а Скребнев тем временем просматривал свои записи, отыскивая нужный материал. - Алексей Иванович, я что еще интересного удалось обнаружить вам в деле Смирнова? - Больше ничего существенного я вычитать не мог. Товарищ полковник, меня удивило то, что военный трибунал принял к производству столь 'сырое дело'. Сейчас, чтобы суд рассматривал дело, следователю необходимо все известные факты разложить по полочкам так, чтобы не было никаких сомнений и не требовалось дополнительных доказательств. В те времена дела почему-то оформлялись довольно примитивно, практически довольствовались одним признанием обвиняемого и этого было вполне достаточно, чтобы вынести самый суровый приговор. - Что поделаешь - время такое было суровое. Тогда не было принято долго церемонится и если следователь медлил с оформлением дела, то это уже могло послужить причиной репрессий против него самого. Одним словом - тоталитаризм. Алексей Иванович, давайте мы продолжим разговор непосредственно по Смирнову. Что дала вам поездка в Пензенскую область? - Когда я закончил знакомство с делом Смирнова, то выехал в село Казарка - на его родину. Это большое старинное село и фамилия Смирновых встречается там довольно часто. Оказалось, в этом селе еще живы две родные сестры Афанасия и хоть обе они находятся в преклонном возрасте но памятью обладают хорошей. Я с ними беседовал и мне удалось кое-что узнать об их братце. Должен сказать сразу, что в деревне Афанасий Иванович до сих пор числится пропавшим без весте в годы Великой Отечественной войны. Старушки в подтверждение этого показали официальную справку, которую семья получила в самом начале войны. В ней дословно говорится, что рядовой Афанасий Иванович Смирнов пропал без вести в сентябре 1941 года в районе города Киева. - Так что же получается, что его родственницы и не видели своего брата с самого начала войны? - Совершенно верно - не только не видели, но и не подозревали, что такое возможно. Правда одна из них, по-моему Пелагея Ивановна вспомнила, что где-то в пятидесятых годах в деревне ходил слух, что мол Афанасий жив, что он изменник, предатель и по этой причине сослан в Сибирь где и сгинул. Слухи ходили но старушки верили официальной бумаге и надежда теплилась в их душах все эти годы. Они обе сетовали на ту формулировку, которая не позволяла отнести брата к числу погибших, а лишь растягивала их душевные страдания на долгие годы. - Надеюсь, что ты объяснил его сестрам суть происшедшего?- поинтересовался Мошкин и стряхнул в пепельницу пепел до того чудом державшийся на конце сигареты. - Николай Федорович, я не сделал этого. - Почему?- удивился полковник. - Во-первых, у нас не было договоренности на это счет,. а во-вторых, мне не очень хотелось проявлять самому инициативу подобного рода. Откровенно говоря не смог я себя пересилить рассказать им о смерти Афанасия. Ему уже не поможешь, а для старушек такое сообщение может оказаться роковым - у них и возраст солидный, да и здоровьем они не обладают. - В этом ты пожалуй прав, а о том как нам поступить следовало посоветоваться еще до командировки. Я и сам в затруднительном положении, в моей многолетней практике подобное случилось впервые. Видимо, тебе удалось найти верное решение. Меня сейчас в большей степени интересует то, что сестры поведали тебе о своем брате? - В армию призвали в восемнадцатилетнем возрасте в самый канун войны. С фронта Афанасий прислал домой одно или два письма и на этом связь с ним прекратилась. Уже в начале зимы сорок первого года пришла та самая казенная бумага в которой родственников уведомляли о пропавшем без вести Афанасии. - Как близкие отзывались об Афанасии? - Обе сестры характеризовали брата как эгоистичного, замкнутого и злопамятного парня, которого все в общем-то в душе недолюбливали. Но потом, когда он сгинул в огне войны, плохое постепенно забылось и они по доброте душевной старались вспоминать о нем только хорошее. Так уж издавна на Руси повелось: о
