Молчан сбросил армяк, сел на пень, жадно, долго пил воду. Мужики переговаривались усталыми голосами, один - здоровенный, сердитый - качал головою, крутил в руках топор: какой добрый топор был; а теперь на жале щербина - попортился на шведском панцыре.
- Два мушкета заместо топора, а ему все мало! - сказал Молчан.
Мужик огрызнулся:
- На кой мне ляд мушкеты? Тесать ими стану, что ли? Бери вот оба, дай за них топор...
Другие работные люди засмеялись: хитрый экой - дай ему за мушкеты топор. Стали говорить, почем нынче на торге топоры, почем мушкеты, почем ножи. Выходило так, что мушкет ни к чему не годная вещь: поймают с мушкетом - отберут, да еще настегают кнутом.
За деревьями, за сваленными лесинами стонали раненые шведы. Дождь хоть еще и моросил, но небо кое-где голубело. Попрежнему с Двины тянуло сыростью, кислым пороховым запахом. Тяжело, часто, раскатисто ухали крепостные пушки, шведы непрестанно били со всех кораблей. Батарея на Марковом острове молчала, пушкари банили стволы, остужали накалившуюся медь, полдничали.
- Кашу трескают! - завистливо сказал мужик с бельмом на глазу. Наваристая каша, мясная, да еще с маслом, ей-богу так...
- Кто?
- Пушкари. До отвала, ей-богу!
Молчан зачерпнул из бочки ведром, подал молодому парню, приказал:
- Сходи, снеси шведам напиться.
Парень не брал ведро, лицо его сделалось упрямым.
- Тебе говорю, али кому? - спросил Молчан.
Парень поднялся, нехотя взял дужку ведра большой рукой. Из-за леса, из-за деревьев староста землекопов старичок Никандр вывел кого-то тонкого, слабого, - помахал рукой, крикнул:
- Эй, помогите, что ли...
Молчан пошел навстречу, подхватил Митеньку с другой стороны, поглядел в его синее лицо, спросил:
- Из воды?
- Побитый он! - сказал староста. - Никак ногами идти не может. И голова вишь как... Не держится...
Всмотревшись в Митеньку, Молчан вспомнил Соломбальскую верфь, Рябова, черноглазого хроменького юношу, которого опекал кормщик.
- Толмач он, - сказал Молчан, - с кормщиком, с Рябовым на иноземные корабли хаживал. Как же оно сделалось, что нынче из воды вынулся пораненный?
И, пораженный догадкой, вспомнив вдруг, как головной шведский корабль сел на мель, крикнул:
- Слышь, Митрий? Ты с ним был, с кормщиком? На воровском корабле? Да говори ты, для ради бога, не молчи! Кормщик где?
Митенька молчал, валился набок, лицо его совсем посинело.
- Помирает! - сказал мужик с бельмом на глазу. - Клади его сюда, на соломку, - помирать мягче...
Молчан бережно опустил Митеньку на солому, сел рядом с ним, вместе со старостой Никандром стал снимать с него кургузый кафтанчик, рубаху - все тяжелое, мокрое. Староста со вздохом покрутил головой - ну, досталось вьюноше!
- Весь побитый! - сказал тот мужик, что давеча ругался за топор. - Ты смотри, до чего пораненный. И как еще живет...
- Были бы кости, мясо нарастет! - сказал другой мужик, разрывая зубами ветошь на перевязки.
Опять на батарее Маркова острова загрохотали пушки. Митенька вдруг открыл глаза, стрельчатые его ресницы дрогнули, он часто задышал, спросил:
- Где бьют? Чьи пушки?
- Наши, милок, наши, - ласково, шепотом ответил Молчан, - наши, батарея палит...
- А дядечка, дядечка где? - испуганно, порываясь подняться, спросил Митенька. - Дядечка где, Иван Савватеевич?
- Он корабль на мель посадил? - вопросом же ответил Молчан.
- Он... Мы с ним в воду, в Двину повалились! - с трудом шевеля губами, говорил Митенька. - А здесь-то нету его?.. Я поплыл еще, а его нет и нет...
Он содрогнулся всем своим тонким телом, в груди захрипело. Молчан рукой поддержал его голову. Митенька все водил глазами, словно отыскивая Рябова, потом длинно, судорожно вздохнул и зашептал, сбиваясь и путаясь:
- Корабль крепко посадили, не сойти им, нет, теперь уж никак не сойти, хоть что делай... И Крыкова тоже убили, Афанасия Петровича. Много там побито было, я видел, как возле шанцев в Двину кидали драгунов и таможенников наших... Много они побили, воры, да, вишь, нынче и самим конец приходит...
Он опять стал оглядываться по сторонам и, заметив наваленные в кучу шведские каски, мушкеты, ружья, спросил:
- Бой был?
- Был, Митрий, был, невеликий, да был...
- Побили?
- Побили! - сказал Молчан. - Что ж их не побить! Кого насмерть побили, кого повязали, кого поучили, слышь - охают...
- Пить... - попросил Митенька.
Молчан подложил Митеньке под голову свой армяк, велел лежать тихо, пошел к пленным шведам. Увидев русского, шведы залопотали по-своему, стали на что-то жаловаться или чего-то просить - Молчан не понял. Он подходил к каждому, осматривал, поворачивая перед собою пленного, - искал, наконец нашел - фляжку. Офицер испуганно дернул ее из ременной петли, с угодливым лицом, кланяясь, вытащил пробку. Молчан не стал пить, вернулся к Митеньке, опустился возле него на колени, разжал его крепко стиснутые зубы. Водка пролилась, мужик с бельмом досадливо сказал:
- Лей, не жалей!
Лицо Митеньки теперь посерело, глаза закатились, из-под черных ресниц светились белки. Молчан намочил тряпку, положил на лоб Митеньке. Тот опять весь вздрогнул и затих. Молчан неподвижно на него смотрел. В листьях деревьев прошелестел ветер, выглянуло солнце, заиграло на мокрых стволах берез, в каплях непросохшего дождя. Было слышно, как офицер на батарее кричал сорванным голосом:
- Пушки готовсь! Фитили запали! Огонь!
- Отходит! - сказал Молчан, беря руку Митрия своими жесткими ладонями.
Мужики сняли шапки. Глаза Митеньки медленно открылись, он вздохнул, позвал:
- Дядечка, а дядечка?
И пожаловался:
- Что ж не идет?..
Пушки опять сотрясли землю маленького Маркова острова. Молчан крепко сжал Митенькины холодеющие руки, утешил как мог:
- Погоди, скоро придет дядечка. Отыщется.
Но Митенька уже не услышал, и Молчан, насупившись, закрыл ему глаза. Мужики молча надели шапки. Мужик с бельмом, снимая с костра чугунок, в котором кипела похлебка, позвал:
- Пообедаем, что ли? Не рано, я чай...
Другие обтерли ложки, перекрестились. Молчан все сидел и сидел возле тела Митеньки, думал. Потом сказал:
- Я вот как рассуждаю: искать нам Рябова надо, кормщика. Может, и лежит где в лозняке. Шевелись, артель, поднимайся...
- Вот ужо пообедаем, так и поднимемся, - сказал мужик с бельмом. - Кое время горячего не хлебали. Садись, Павел Степанович, бери ложку...
Молчан подошел поближе к другим мужикам, сел на корточки, зачерпнул похлебки...
5. БРАНДЕРЫ ПОШЛИ
Красивый праздничный кафтан Резена уже давно изорвался и измазался кровью раненых, уже давно инженер скинул его в горячке боя, поворачивая вместе с Федосеем Кузнецом тяжелые пушки и сам вжимая фитили в затравки. Уже ранило Сильвестра Петровича, бабинька Евдоха
