профилактировано 27 человек'. Эта бодрая фраза в общем-то ничего не объясняла, она была неким оптимистическим довеском к общей печальной картине, где почти в каждой графе стояли реальные цифры преступности.
Он посмотрел на часы. Без четверти двенадцать. До часу надо было успеть в турбюро выкупить путевки. С двадцать восьмого июля круиз по Волге. Время, конечно, не подходящее - разгар лета, зной, свой отпуск он смог бы еще как-то исхитриться перенести на сентябрь, но у жены на работе существовал жесткий график.
Михаил Михайлович запирал сейф, держа под мышкой папку со сводками, чтоб по дороге возвратить ее в особо общую часть (где она хранится и откуда выдается под расписку), когда зазвонил телефон.
- Здравствуй, Миня, - услышал моложавый баритон и непроизвольно нахмурился - узнал голос Кухаря. - Узнаешь?
- Да. Здравствуй. Слушаю.
- Как живешь?.. Все нормально?.. Что дома?.. Все в порядке?..
У Кухаря была странная манера разговаривать - задавать вопросы и не дождавшись ответа, самому же отвечать на них. В этом Михаил Михайлович улавливал и характер человека и его стиль общения, весело- доверительный и одновременно барственно-начальственный, в котором угадывалось просто безразличие. Виделись они с Кухарем очень редко, не общались и не перезванивались. Пожалуй, никто, кроме Сергея Ильича Голенка, не знал Кухаря так, как Михаил Михайлович. Он многое забыл, многим простил за минувшие десятилетия, но как-то помимо его воли и желания, сама жизнь что ли сохраняла в особой половине своей памяти холодное зимнее свекловичное поле, дождь со снегом, вонючую сыроварню, крепкотелую Настю, ее замызганный халат, сильные в икрах ноги, засунутые наголо в кирзовые сапоги, голодные дни и Настины лепешки из отрубей и патоки. Но сильнее всего откликался на нынешний заискивающе-доброжелательный голос Юрия Кондратьевича Кухаря давний издевательский голос Юрки Кухаря, когда он шпынял своего одноклассника Миню Щербу напоминанием, что он, Миня - сын врага народа, всякий раз вгонял в такой страх, от которого внутри все зябло. И уходя в армию, расставшись со своим ненавистным недругом, не думал Миня, что судьба сведет их вновь посередине войны. Был Миня к тому времени командиром истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона. Командир бригады отправил наградной лист на капитана Михаила Михайловича Щербу - просил ему орден 'Красного Знамени' в расчете, что уж 'Красную Звезду' дадут. Прошло сколько-то времени, стояли на переформировке, звонит как-то офицер из штаба: 'Щерба? Приезжай, дело срочное есть'. Поехал. Вошел в землянку и обомлел: на нарах, положив руки на стол, сидел Юрка Кухарь. Майорские погоны, весь чистенький, новенький, косую улыбочку просвечивала знакомая фикса. 'Ну гад, и тут нашел, холодея, подумал Щерба. - Если опять начнет насчет отца... Ведь я же все в анкетах писал, ничего не скрыл... Застрелю сволочь... И так хана, и так хана... Пусть под трибунал, к стене, в штрафбат... Застрелю!..'
Но Кухарь поднялся, весело подошел, обхватил за плечи, потряс, сказал:
'Ну, здорово, рад видеть, герой!'
Щерба кивнул, насторожился.
'Я приехал сверху, - Юрка ткнул многозначительно пальцем в потолок и сказал неопределенно: - Занимаюсь кое-какими ответственными делами, осклабился. - В вашем корпусе недавно... Тут вот недельку назад шебуршу бумагами, читаю и глазам не верю: Щерба! Миня!.. - Кухарь отошел, сел на нары. - Оформлять твое орденское дело должен я... Ты мне, Миня, правду скажи: твой отец враг народа? Ты извини, что я так - напрямую... Но сам понимаешь...'
'Он репрессирован', - сквозь зубы ответил Щерба.
'Значит враг народа?'
'Он репрессирован', - глухо повторил Щерба.
'Ну ладно... 'Звезду' хочешь получить? Я все сделаю, как надо, но с условием: мы с тобой не знакомы. Понял? Чтоб не подумал кто, что подсобляю однокласснику. Понял?' - он вцепился напряженным взглядом в лицо Щербы. И не было уже в этом взгляде ни радости от встречи, ни доброжелательства, а проступила из истинного нутра Юрки Кухаря злобная осторожность. Он ненавидел сейчас Щербу за то, что при шлось притворяться, лгать, как-то зависеть. 'Так ты понял?' - в третий раз спросил он.
И Щерба вдруг понял другое: Кухарь боялся - вдруг кто-то узнает, что знакомы, одноклассники, что отец репрессирован, а он, майор Кухарь, благословил наградные бумаги сына врага народа... Но мог же просто замухорить их, зарубить, не объявляться. Щерба и не знал бы никогда, что он... Мог бы понадеяться, что Щербу убьют... Чего же он вылез?.. Объяснение могло быть одно: комбриг человек настырный, смелый, вспыльчивый. Щерба ходил у него в любимцах, даже расцеловал прилюдно, когда дивизион Щербы сжег семь 'пантер'. К тому же комбриг и командующий корпусом были друзьями еще по курсантским годам, и комбриг добивался своего, в особенности когда речь шла о наградах для его людей, тем более, что просил их всегда за дело. Кухарь все это просчитал и понял, что заруби он наградные документы Щербы, - комбриг взъерепенится, нашумит командующему, а ведь они на 'ты', рюмку вместе выпивают, не то что он, Кухарь, вытягивающийся перед комкором, завидев его еще за сто метров... Что тут делать? И подписать боязно, и замухорить опасно, вдруг комкор поинтересуется...
Все это, может, и забылось бы, но спустя много лет, когда встретились снова уже на юрфаке, Кухарь сам вроде напомнил: повел себя как последний дурак - пытался расположить к себе, заискивал, намекал, что прошлое касается только их двоих, и хорошо бы, чтоб больше никто не знал.
'Ты ему не напоминай, не давай понять, что раскусил его тогда, сказала Щербе однажды жена. - Ты свидетель его подлости и унижения. Люди не любят таких свидетелей'.
Единственный человек, кто знал об этом, - Сергей Ильич Голенок.
'Юрка всю жизнь будет чувствовать себя пресмыкающимся перед тобой, сказал он Щербе. - Ненавидеть и любезничать. Будь с ним осторожен, Миня. Споткнешься - добьет.
Подобный тип вечен, неистребим. Они начинают сражаться за себя не после того, как их разоблачат, а до - упреждают. Помнишь историю с индюшками на сыроварне, как Юрка прибежал ко мне и клянчил, чтоб я сказал директору школы, что он непричастен? А ведь его никто еще не обвинял! Но он хотел упредить. Так и в твоем случае с наградными документами...'
- Слушаю тебя, Юрий Кондратьевич, - сухо сказал Щерба.
- У меня юрист ушел на пенсию. Нужен толковый человек. Оклад приличный. Порекомендуй кого-нибудь. Не сопляка-выпускника, конечно, а чтоб со стажем мужик был. Ну и характер... чтоб мы сработались.
- Это что, срочно?
- Желательно, - сказал Кухарь.
- Я в отпуск ухожу.
- Куда едешь?
- По Волге.
- С Галей?
- Да.
- На кой тебе черт Волга! - рассыпал Кухарь смешок. - Жарынь, тьма народу... Да и деньги сумасшедшие! Ты каким классом? Могу на сентябрь сделать две путевки в Карловы Вары. С тридцатипроцентной скидкой. Тебе и Гале. Отличный санаторий. Сервис. Заграница.
- Не получится. Ей в сентябре в школу, - отказался Щерба, выдвинув самый удобный мотив отказа. - А человека я тебе подыщу, когда вернусь. Если, конечно, потерпишь, - не очень веря, что поиск юриста для облсовпрофа был истинным поводом звонка Кухаря.
- Ладно. Видно будет... Чем занят сейчас?
- Всего хватает.
- Я слышал, опять ворошите дело об этих расстрелянных?
'Вот оно что! - подумал Щерба. - Ну да, брат-то его был тогда председателем парткомиссии! Каким образом пронюхал, что я занимаюсь этим?.. Неужто шеф сболтнул?.. Могли случайно встретиться в обкоме. Тары-бары и - выползло. Вроде и тайна небольшая, не секрет, тем более в мимолетной беседе с членом бюро обкома, председателем Облсовпрофа. 'Как живете? Что нового? Как там мой приятель Миша Щерба?' Таким вот образом...'
- Кроме этого хватает. Есть дела посерьезней, - увильнул Щерба.
- Тоже верно... Да и что там может быть нового?! Все давно досконально проверено. Брат-то мой,
