младший - Михайло. Был студентом медицины. Потом практиковал.
- И куда уехал?
- Далеко, - старик медленно опустил веки, печально покивал головой. Царство ему небесное. Германцы в сорок третьем увезли... Вся фамилия сгинула. Анелька в 1936 году повесилась. Муж ее, Стефан, имел молоденькую австриячку, работала в рецепции [рецепция (польск.) - в данном случае бюро приема при гостинице] отеля 'Бристоль'. Он продал все и укатил с нею в Вену. Брат ее, пьяный, застрелил Стефана.
- А старший сын их, Александр? - спросил Сергей Ильич, дивясь памяти старика.
- Полицаи в лесу поймали. В сорок первом. В город он ходил и из города, вроде к партизанам. Живым его в кринице утопили...
- Он был женат?
- Алекс? Нет, гулял.
- А у брата Анелии была семья? Ведь у нее брат, кажется, был.
- Был. Стась. Только не Бучинский, он, Родомский. Имел дочь. Анной звали. А вот куда она подевалась, не знаю... Моложе меня лет на десять была. Так что тоже уже не девка сейчас, - он повел сухими губами, изображая улыбку. - Мне ведь уже восемьдесят два...
'Пожалуй, все', - решил Сергей Ильич. Еще с минуту подумал, не упустил ли чего и поднялся.
- Благодарю вас, Ярема Иванович. Извините, что побеспокоил.
Старик вяло развел сухими, как осенние стебельки, руками, и с трудом встав со стула, проводил гостя до двери.
32
О смерти Богдана Григорьевича Сергей Ильич узнал от Кухаря. Тот позвонил утром и сказал без предисловий:
- Беда стряслась, Серега! Шимановича убили!
- Да ты что! Кто?
- Э-э, кто! Какая-то б... Я случайно встретил Стороняка, помнишь его? Он в коллегии адвокатов работал вместе с Шимановичем. Им туда и сообщили то ли из милиции, то ли из прокуратуры. Родни-то у Шимановича никакой. А кто-то хоронить должен.
- Как же так?.. Старика... Зачем? - растерянно спрашивал Сергей Ильич. У него вдруг разболелась голова. Отупело он задавал вопросы, понимая их нелепость.
- Никаких подробностей не знаю, - ответил Кухарь. - Дело ведет прокуратура Красноармейского района. Я звонил туда. Сам понимаешь, пока идет следствие, никто тебе ничего не скажет.
- Когда и откуда похороны?
- Еще не знаю. Созвонимся... - и положил трубку.
Сергей Ильич не мог придти в себя. Шиманович! Вот уж кому было написано на роду умереть своей смертью! В глубокой старости, в ясном уме, философски смирившись с неизбежностью отдать богу душу... Но от руки убийцы!.. Немыслимо!.. Сергей Ильич мучился тем, что не знает никаких подробностей: где убили, кто, при каких обстоятельствах, чем, хотя и осознавал, что не для него, ни тем более для покойного, эта неосведомленность или осведомленность ничего не убавит и не прибавит... 'Плохо, конечно, - подумал он, - что Мини нет. Тот бы уже был в курсе всего... Ведь прокуратура Красноармейского района в его зоне... Впрочем и Минька бы не очень откровенничал. Пока следствие идет, у него всегда одна отговорка: 'Ищем, работаем...'
Сергей Ильич сварил себе кофе, выпил, закурил, немного пришел в себя и принялся за почту. Из Литвы, из Государственного архива сообщали, что на территории республики находится двадцать один населенный пункт с названием Тракай. Сергей Ильич ужаснулся: двадцать один! Но как понял он из дальнейшего, хутора и деревни Тракай имелись лишь в трех районах: Игналинском, Швенченском и Вильнюсском. Это уже несколько упрощало, сужало географию поисков. Из Гродненского госархива извещали, что на территории области имеется лишь одна деревня Троки: Ивьевский район, Трабский сельсовет.
Сергей Ильич с самого начала сомневался, что Троки - Тракай - место рождения Михаила Бучинского. Он был уверен, что тот родился в Подгорске об этом сообщала фирма Стрезера и собственноручно заполненная Бучинским анкета, ксерокопия которой имелась в деле. Но чем черт не шутит?! Всякое бывало. Может Бучинские из Трок-Трокая родня наследодателя?.. А может и нет. Все же письма в три райисполкома в Литву и одно в Белоруссию он напечатал.
Потом было письмо из Киева:
'Госкомитет УССР по труду. Инюрколлегия. Тов. Голенку С. И. На ваш Р-935 сообщаем, что в посемейных списках переселившихся лиц в 1944-1947 гг. на Украину из Польши граждане по фамилии Бучинские не числятся.
Начальник управления...'
Пришел обещанный ответ и из Консульского агентства ПНР:
'Консульское агентство ПНР в Подгорске. Ваш Р-935.
Консульское агентство ПНР уточняет: населенный пункт Торки имелся на 1933 год около Перемышля, ПНР (Справочник 'Апостольская нунциятура в Польше, 1933 г.' на стр.70 указывает, что населенный пункт Торки '...находится в четырнадцати километрах от Перемышля, в трех километрах от почты Медыка'. Прилагаем справку об отсутствии интересующих вас актовых записей в книгах, имеющихся в Медыке, Перемышльского воеводства.
С уважением...'
Последним было письмо из Москвы, а в нем еще один ксерокс с автобиографией Бучинского. Прочитав, Сергей Ильич ничего нового не обнаружил, кроме указания, что родители Бучинского были землевладельцами. Москва просила обратить внимание на это. Сергей Ильич грустно улыбнулся: кто как ни Богдан Григорьевич в их последнюю встречу сказал: '...выясни-ка официально, не были ли родители Бучинского землевладельцами. Обычно о такой категории людей в про шлом имелись довольно подробные данные, даже их родственные связи. А я у себя поищу...' 'Ах, Богдан Григорьевич! Умница!.. Теперь уж ничего вы не поищете, - вздохнул Сергей Ильич. - Я даже не узнаю, что и сколько вы раскопали по этой Ульяне Васильевне Бабич из Ужвы. А старуха мол чит, не отзывается на письма. Придется самому съездить к ней'.
Непосвященные, а таких среди знакомых Сергея Ильича имелось большинство, весьма смутно представляли себе характер и объем работы, которой занимался он. Люди эти были бы поражены, узнав, что Подгорское отделение Инюрколлегии ведет одновременно сотни наследственных дел, разных по сюжетам, коллизиям и сложности. Шесть человек - весь штат - завалены бумагами, и для тех, кто посещает отделение по своим личным вопросам, его три комнаты с письменными столами и шкафами кажутся обычной конторой. Возможно от десятков других дел, которыми параллельно занимался Сергей Ильич, дело Бучинского отличалось очень уж внушительной суммой наследства, отсутствием наследников и сложностью их поисков, в то время, как в иных случаях наследники иногда отыскивались сравнительно быстро или являлись сами, чтобы заявить о себе.
33
Утренняя почта, поступавшая в архив, складывалась на письменном столе Надежды Францевны аккуратной стопкой, обязательно слева, возле телефона и таким образом, чтоб большие конверты всегда лежали снизу. Надежда Францевна никогда не надрывала их, чтобы вытащить содержимое, у нее имелись длинные ножницы, ими она отрезала тоненькую полоску с краю, предварительно посмотрев конверт на просвет, и опорожнив его, никогда сразу не выбрасывала, ибо случались письма и запросы, когда авторы, ожидающие ответа, обратный адрес указывали только на конверте.
Всем этим нехитрым премудростям деловодства Надежда Францевна обучала и своих молодых подчиненных, но тех это только смешило и раздражало, как начальственная старомодная прихоть. 'Она еще заведет костяные ножи, чтобы разрезать книги', - посмеивались они, глядя на аккуратно вскрытый пакет, пришпиленный скрепкой к бумагам, поступавшим в тот или иной отдел...
Так, орудуя ножницами, Надежда Францевна добралась до лежавшей под самым спудом большой заказной бандероли. Она была завернута в плотную желто-серую бумагу. Надежда Францевна повертела бандероль, перевернула, глянула на штемпель - местный, Подгорский, обратный адрес - главпочтамт, до востребования, фамилия неразборчива. Адрес архива и обратный были написаны крупными буквами.
Сняв оберточную бумагу, Надежда Францевна обнаружила в ней красную папку из плотного картона, еще с довоенных времен (сейчас такие не выпускают) с надписью наверху фиолетовыми потускневшими чернилами: 'Для передачи в ГАПО [ГАПО - Государственный архив Подгорской области; фонд Р-587, опись 4, единица хранения 2] Ф.Р-587, оп.4, ед.хр.2. Оригинал'. А поперек папки нетерпеливым сильно наклоненным почерком бежала черная, вроде тушью выведенная строчка: 'Штабные документы партизанской бригады 'Месть'.
