торжествующе сказал Олег и насмешливо посмотрел Щербе в глаза.
- Вот как? - недоверчиво удивился Щерба. - И вы можете предъявить этот протокол?
- А как же! - Олег наклонился к портфелю, стоявшему у ног, и извлек лист фотобумаги и магнитофонную кассету 'Denon' в прозрачном футляре-коробочке. - Вот! - он протянул Щербе листок.
Читать Михаил Михайлович не стал, лишь пробежал глазами, чтоб убедиться, что речь идет именно о том, о чем говорил посетитель. В самом конце но увидел сноску 'Ф.Р-587, оп.4, ед.хр.2. Оригинал'.
- Где вы это взяли?
- Не имеет значения. Важно, что документ перед вами, - у хмыльнулся Олег.
Быстрая мысль кольнула Щербу, он понял, что грядет с появлением фотокопии протокола, если он, конечно, переснят с подлинника; и от этого понимания в душе Михаила Михайловича возникла нервозная неприязнь к сидевшему напротив молодому человеку, начало раздражать то, как он толстыми пальцами с желтыми подпалинами вертел, поигрывая, - то ставя на ребро, то на торец - новенькой, чистенькой без единой царапины прозрачной коробочкой, - в которой лежала кассета.
- И вот! - наконец перестав забавляться кассетой, Олег положил ее Щербе на стол. - Незадолго до смерти отца я уговорил его надиктовать абсолютно все, как было. Потому что после я уже ничего не смогу доказать. Он был последний свидетель.
- Почему вы раньше кассету не предъявляли?
- А кто бы поверил? А сейчас слова отца подтверждены документом.
- Вы хотите сказать, что все минувшие годы протоколом вы не располагали?
- Да.
- Есть возможность подтвердить подлинность фотокопии?
- Конечно. Оригинал в областном архиве.
- Когда вы об этом узнали?
- Недавно.
- Вы можете мне все это оставить?
- А зачем же я принес? Только с возвратом.
- Разумеется... Если вы срочно понадобитесь, как найти вас, чтоб не отправлять почтой повестку?
- Запишите телефон, - Олег продиктовал.
- Домашний?
- Нет. Дома телефона не имею... До свидания, - подхватив потертый, чем-то набитый коричневый портфель, Олег пошел к двери...
Магнитофона у Щербы не было, и он отправился в кабинет криминалистики, выпросил на час маленький репортерский 'Sony'.
Вернувшись к себе, Щерба открыл фрамугу, закурил, придвинул пепельницу, устроился поудобней, предвидя долгое сидение, и вложил кассету, нажал клавишу.
Сперва послышалось хриплое покашливание, затем усталый сипловатый голос произнес:
'- Зря ты это затеял, Олег... Пустое все... Сколько за кассету заплатил?
- Девять рублей...
- Ну вот, видишь... Наследство, что ли, получил?.. Такие деньги на ерунду тратить!..
- Ладно, отец, давай начинай, пленка-то идет.
- Что говорить? Батальон из окружения я выводил с тяжкими боями. В конце сентября вошли в Вильчанские леса. Густые они, нечесанные, буреломы, гнилье самоповальное. По дороге к нам присоединился Туранский - политрук из другого батальона нашего полка, армейский прокурор Лысюк, с ними несколько бойцов. У них было наше полковое знамя. У самых лесов настигли нас еще трое - начальник погранзаставы Голохвастов и два его красноармейца. Люди аккуратные, дисциплинированные. Мы их приняли... Какими мы были на ту пору, - сам понимаешь. Обтрепанные, голодные, битые, однако малость уже тертые. Немец кое-чему подучил... Только вот где он теперь-то был, немец, а где наши, мы не знали. Карты имелись, но меченые еще июлем. И все же решили чуток передохнуть, в лесах. Пообстираться в бочажинах, портянки задубелые хотя бы промыть, подсчитать харч, оружие, боеприпасы, а потом уж решить, куда дальше. На все про все двое суток отвели. Утром следующего дня приходит к моему шалашику старший лейтенант-пограничник, докладывает:
- Товарищ капитан, мои люди только что на просеке видели троих конных, в полувоенном, с немецкими автоматами.
- Куда скачут? - спрашиваю.
- Да вроде и не скачут, спокойно в нашу сторону едут.
- Ну вот ты их спокойно и доставь сюда, - говорю.
Минут через пятнадцать смотрю - идут пограничники Голохвастова, а за ними трое ведут коней в поводу, один в пиджаке, в галифе, в сапогах, двое в ватниках, гражданские брюки тоже в кирзачи заправлены.
Вышел я им навстречу.
- Здравствуйте, - говорю, - добрые люди. - Далеко путь держите?
- К вам, - отвечает тот, что в пиджаке, усатый, видно, старший у них. - Мы за вами сутки наблюдаем.
- Сами кто будете? - киваю на их автоматы.
- Здешние мы, - усмехается, мол, гадай, как хочешь.
- Это как же понимать? - спрашиваю.
- В лесу живем, - и опять усмехается.
- Ты мне это самое не крути, - разозлился я. - Наблюдали, говоришь, за нами. А с каким смыслом?
- Увидели вас на подходе к лесу. Вроде нормальная воинская часть. Доложили своему командиру. Он и приказал: 'Езжайте, знакомьтесь'. Вот мы и приехали.
- Знакомство, - говорю, - с одного боку получается: вы про нас точно знаете - нормальное воинское подразделение, а про себя загадками.
Тут наперед выходит мордатый такой, в ватнике и говорит усатому:
- Кончай, Степан, - распахивает телогреечку, а под ней тельняшка, берет под козырек, как бы докладывает мне: - Старшина второй статьи Хомяков, Черноморский флот. Ты, капитан, не обижайся, - говорит мне. - Мы все тут у немцев в горлянке. Могут заглотать, а нам надо, чтоб подавились. Из партизанского отряда мы, конная разведка.
- Командир наш встретиться с вами желает, - добавил усатый.
- Что ж, будем рады гостю, - говорю.
- А может вы с нами - к нему, - предлагает усатый.
Предложение такое мне не улыбалось.
- Людей, - отвечаю ему, - бросить не могу, места незнакомые, осмотреться надо...
С этим они и отбыли. А на следующий день прибыло их человек семь. Да все на конях. Впереди в кожаной куртке с наганом на боку, в хромовых ладных сапогах мужик, в седле хорошо сидит. А я в этом деле кумекаю, когда-то в кавэскадроне начинал. Возрасту этот мужик вроде моего, может на год-другой старше. А мне на ту пору тридцать исполнилось... Ну, значит подъехали они. Мужик этот соскочил с коня и неспешно - ко мне, с достоинством идет, вроде как превосходство свое демонстрирует, а сам, понимаю, разглядывает меня. Тут надо сказать, что мы к их приходу и подготовочку некоторую провели: помылись, почистились, побрились, подзалатали гимнастерки, подворотнички свеженькие, сапоги да обмотки от пыли да от грязи освободили. Одним словом, какой могли, марафет навели, чтоб эти, из леса, видели, что не беглая мы шантрапа, а боевой батальон... Ну, значит, подходит он, протягивает руку, жмет, чую сильно, с нахальцой, понимаю, и называется:
- Тимофей Кухарь, командир партизанского отряда 'Сталинский удар'.
- Капитан Зданевич, - отвечаю. - Комбат.
- Ну что ж, идем потолкуем, комбат.
Отошли мы, сели в сторонке.
- Что дальше делать собираешься, комбат? - спрашивает.
- Известное дело, - говорю, - к линии фронта идти, к своим.
- А где она, линия фронта, знаешь? - ухмыльнулся Кухарь.
