творческого работника? Но пора было переходить к делу.
— А какие бюджеты предполагается запустить?
— Ну, мы в долларах не считаем, — застенчиво улыбнулся Рейзман. — А в рублях ежеквартальное финансирование порядка пяти миллионов.
«Двести тысяч баксов в квартал», — перевел в уме Ефим, непатриотично считавший в маломеняющейся заокеанской валюте. Эти суммы для «Беора» были фантастическими. С учетом того, что часть денег шла на творчество и большая часть — на полиграфию, прибыль «Беора» до налогов могла составить десятки тысяч долларов! Обалдеть!
Очень скоро он убедился, что предложение не было голословным. Марк Григорьевич, если и не был в рекламе профессионалом, то уж точно в ней разбирался. И понимал, что делает. Ему требовалось совсем мало рекламы в электронных СМИ (там у «Беора» были минимальные возможности), чуть больше — в печатных, и максимум — в рекламном креативе, полиграфии, выставках, мобильных экспозиционных системах для мерчендайзинга*, то есть в том, в чем «Беор» был либо очень силен, либо, по крайней мере, не слаб.
Береславский никогда не считал себя алчным человеком, но здесь аж руки зачесались! Однако где-то в глубине мозга уже точилась крайне неприятная мыслишка: а за что ему такая радость? И что за это с него потребуют?
Ответ он получил очень скоро.
— Мы ведь понимаем друг друга, — вкрадчиво сказал Рейзман. — Каждому хочется что-нибудь принести детям.
Ефим молчал, не желая помогать собеседнику. Тот деликатно кашлянул и продолжил:
— Я бы хотел знать, что смогу на этом проекте заработать.
Сразу многое прояснилось. Нет, он не на Луне родился и, безусловно, знал про схемы «с откатом». Говоря по-русски, сотрудник фирмы-заказчика предложил дать ему завуалированную взятку за помощь при получении заказа.
Живя в России, Береславский не считал такую схему невероятной, — он собирался честно отработать договор, а не перекачивать бюджетные средства под мифические контракты! — хотя г-н Рейзман, конечно, был конкретным жуликом. Он-то собирался урвать от собственной конторы.
Глазки-маслины Марка Григорьевича радостно смотрели на будущего партнера. Он не сомневался в согласии Ефима. И был прав. Это было предложение, от которого трудно отказаться.
Единственно, что огорчало Ефима, так это то, что перед ним сидел не просто жулик, а жулик-еврей. Будь на его месте японец или англичанин, его это никак бы не задело. А так — неприятно. Именно этим объяснялось его минутное промедление. Хотя с точки зрения чистой теории такие рассуждения Береславского, по сути, тоже были проявлением национализма.
Рейзман неправильно понял молчание Ефима и бросился в атаку.
— Риска — никакого, — горячо заговорил он. — Гарантия — сто процентов. «Откат» — не после поступления на счет, а после сдачи заказа.
А вот это уже насторожило. Господин Рейзман по своей роли просто обязан быть жадным. Даже не жадным, а алчным. Только такие люди продают собственные конторы. И вдруг — такое благородство. Черненький очажок в радостно гудящем мозге Ефима вновь привлек к себе внимание. Теперь он решил согласиться и выслушать дальнейшие условия. Если где-то есть зарытая собака, то сейчас она проявится.
Рейзман сильно обрадовался консенсусу.
— Вы не думайте, Ефим Аркадьевич, все чисто. Договор будет железно. Все обсуждено. Ваши прайсы уже изучены, и сейчас нужно рамочное соглашение, а прайс подложим как приложение. Мы переведем на ваш счет пять миллионов и будем их понемногу опроцентовывать уже по конкретным счетам. А закрывать — конкретными актами сдачи-приемки и накладными. Если хотите, мы переведем деньги на указанную вами фирму. Это не проблема.
— Хорошо, хорошо, — соглашался Ефим. Где же здесь подлянка? Или он, дуя на воду, откажется от сделки века?
— Единственный момент, — вкрадчиво начал гость («Вот оно», — подумал Береславский), — но очень важный. Нам по ряду причин нужно, чтобы договор был заключен июлем, то есть двумя месяцами назад.
— Почему?
— А вам какая разница? Это ж наши внутренние проблемы.
— Это так. Но уж больно велик договор. Вот и интересуюсь.
— Тут тайны-то нет. Мы планировали работу с вами еще в июле. Тогда же подготовили договор. Ваши прайсы нас полностью устроили. — Он тряханул зелеными листами, которые достал из портфеля. — Потом собирали справки. Проверяли вас, — улыбнулся Марк Григорьевич.
Все. Дальше не надо. Летний прайс был в желтых тонах. А этот напечатан три дня назад. Буквально за день до нападения на Сашку. Ефим вдруг почувствовал себя немножечко антисемитом.
Г-н Рейзман не понял причины изменения настроения. А объяснять что-либо Ефим не собирался.
— Извините, Марк Григорьевич. Мы не сможем работать с вашей фирмой.
— Почему же?
— Из чисто антисемитских соображений, — нахально и отчасти честно ответил Береславский.
— Вы что, с ума сошли? — Тот, казалось, не собирался уходить. Никак не мог взять в толк, что человек может отказаться от такого предложения. («Может, его втемную используют? Хотелось бы на это надеяться…»)
— Все, Марк Григорьевич. Аудиенция закончена, мне надо работать.
— Вы очень пожалеете об этом, Ефим Аркадьевич, — процедил, выходя, гость. — Вы не знаете, кому отказываете. — Рейзман пытался пугать, но Ефиму было понятно, что Марк Григорьевич просто обескуражен и, похоже, сам напуган результатом беседы.
В кабинет зашла Марина Ивановна.
— Ты чего с мужиком сделал?
— Угадай с трех раз.
— Он прямо ошалелый.
— Ошалеешь тут. Маринка, ты знаешь, только что я отказался от двухсот штук зеленых.
— Он тебе предлагал?
— Точно.
— Правильно сделал, что отказался. Гнилой мужик.
— Спасибо, утешила.
Марина Ивановна принесла Ефиму чайку с медом, чтоб чуток успокоился. Не успел он допить чашку, как дверь снова открылась. В дверях появилась крепкая круглая физиономия Василия Федоровича Ивлиева.
— Здорово, буржуй!
— Здавствуйте, Василий Федорович! — У Ефима гора с плеч упала. Господи, как классно, что старик приехал так вовремя!
— Не смог я в санатории. За….ли режимом. — Подполковник запаса Ивлиев никогда не утруждал себя соблюдением нормативной лексики. — А чего ты такой задроченный? Ужель на твою фирмешку кто-то наехал? Не верю. Ведь чтоб наехать, нужно заметить…
— Еще как заметили, — пробурчал Береславский. «Смейся, смейся, старый черт! Как ты вовремя появился!»
Отношения у них были своеобразные. Старый друг и ровесник отца Ефима, Ивлиев всю жизнь прослужил в КГБ, причем в оперативном подразделении, которое реально воевало в самых разных необъявленных войнах. Ефим помнил, как еще совсем маленьким, с отцом навещал Ивлиева в санатории, где тот отлеживался после ранения. Старик не очень любил делиться воспоминаниями, но Ефим знал, что тот участвовал во взятии Дворца Амина в Афганистане, воевал в Анголе и Латинской Америке.
Распад СССР подполковник пережил на удивление легко, так как его, повидавшего самую разную жизнь, коммунистическая болтовня никогда не привлекала. Воров и олигархов он не любил, но считал первый,
