Говорящий от имени мертвых (Голос тех, кого нет)

Это было перефразирование идиомы порквинхов. Иногда они медитировали, просиживая в полной неподвижности часами. Они называли этот процесс «становиться деревом».

– Скорее стебель травинки, – ответил Майро.

Лиф-итер прохихикал высоко и хрипло, как только мог. Смех прозвучал ненатурально – порквинхи освоили смех на слух, по памяти, как будто это было обычное слово на старке. Их смех возникал не из веселья, по крайней мере, Майро так думал.

– Собирается дождь? – спросил Майро. Для свиньи это означало: ты перебил мои мысли ради меня или ради себя?

– Сегодня шел огненный дождь, – сказал он. – Там, над прерией.

– Да, у нас гость из другого мира.

– Это Говорящий?

Майро не ответил.

– Ты должен сделать так, чтобы он увидел нас. Приведи его сюда.

Майро не отвечал.

– Хочешь, я упаду к твоим ногам, пусть мои конечности-ветки станут дровами для твоего дома.

Майро ненавидел, когда они умоляли и просили. Это выглядело так, будто он был могущественным мудрым тираном-отцом, чью благосклонность можно было завоевать только лестью. Ладно, если они не могут иначе, пусть будет что будет. В этом есть и его вина. Его и Лайбо. Они всегда пытались предстать как божество перед свиноподобными.

– Я ведь уже обещал, Лиф-итер.

– Но когда же, когда, когда, когда?

– Требуется время. Я должен выяснить: можно ли ему доверять?

Лиф-итер казался сбитым с толку. Майро уже устал объяснять, что не все люди хорошо знают друг друга, некоторые из них – не совсем хорошие люди, но это не видно с первого взгляда.

– Ладно, постараюсь побыстрее, по возможности, – сказал Майро.

Внезапно Лиф-итер начал раскачиваться взад и вперед, потирая бедрами друг о друга, как будто стремился ослабить напряжение в анусе. Лайбо предполагал, что эти действия равносильны смеху человека.

– Скажи мне на языке портужус! – прохрипел Лиф-итер. Казалось, его очень забавляло, что Майро и другие Зенадоры говорят только на двух языках. В их сообществе существовало четыре языка, и все члены сообщества знали их, так же как и человеческие.

Хорошо, если он хочет услышать португальский, пусть слышит.

– Топай, жуй листья.

Лиф-итер застыл в недоумении:

– По-твоему, это остроумно?

– Но ведь это твое имя. Лиф-итер.

Лиф-итер вытащил из ноздри огромное насекомое и щелкнул по нему, жужжа.

– Не будь грубым, – сказал он и пошел прочь.

Майро смотрел ему вслед. С Лиф-итером было всегда трудно. Он больше предпочитал компанию другого поросенка, прозванного Хьюман. Несмотря на то, что Хьюман был сообразительней, и Майро приходилось осторожничать с ним, он не казался таким враждебным, как Лиф-итер.

Когда свинья скрылась из виду, он направился в город. Какие-то люди шли по направлению к их дому. Впереди всех шел кто-то очень высокий – нет, это Олхейдо с Кворой на плечах. По-моему, она уже выросла для таких прогулок. Майро все время беспокоился о ней. Казалось, она еще не оправилась от шока после смерти отца. На мгновение Майро стало горько и тоскливо. Он и Эла надеялись, что смерть отца разрешит все их проблемы.

Он увидел еще одного человека, шедшего сзади Олхейдо. Он остановился и попытался разглядеть его. Нет, он не видел его раньше. Говорящий! Уже прибыл! Он появился в городе примерно час назад и уже идет к ним домой.

Отлично, все что мне нужно, так это выяснить: был ли мой вызов единственным. Надо попросить мать помочь. Однако, мне казалось, что Говорящий должен быть более осторожным, и не приходить домой к человеку, позвавшему его. Что за глупость. Плохо, что он появился слишком рано, я думал, пройдут годы, прежде чем он появится. Тупица-Квим опять донесет епископу, единственная подлиза в городе. Ладно, пойду общаться с мамой, и, возможно, со всем миром.

Он скрылся за деревьями и стал незаметно подбираться к калитке, открывающей дорогу в город.

Глава 7 Дом Рибейры

Майро, ты должен быть там. Я уверена, что не знаю, что все это означает. Несмотря на свою память и умение вести беседу, я зашла в тупик.

Ты видел новую свинку, того, которого они называют Хьюман – думаю, это с ним ты говорил перед уходом на Комиссию Противоречий. Мандачува сказал мне, что они прозвали его Хьюманом, потому что он сообразительный, как ребенок. Было бы заманчиво предположить, что в их мозгу слова «сообразительный» и «человек» связаны между собой. Однако, есть другое предположение: они думают, что нам была бы приятна эта связь слов. Но дело не в этом.

Далее Мандачува добавил: Он уже хорошо говорил, едва начал самостоятельно ходить. При этом он изобразил жестом нечто, зафиксировав ладонь в десяти сантиметрах над землей. По моему мнению, он хотел показать, насколько высок он был, когда научился ходить и говорить. Иными словами, он указал на рост. Десять сантиметров! Но я могу ошибаться. Ты должен пойти туда и убедиться самолично.

Если я права, и Мандачува действительно имел в виду рост, тогда впервые у нас появился намек на детство свиноподобных. Если они действительно начинают ходить высотой в десять сантиметров, а также и говорить, тогда им требуется гораздо меньше времени утробного развития во время беременности, нежели людям, и гораздо больше времени на развитие после рождения.

А теперь то, что кажется полнейшим безумием, даже по твоим меркам.

Далее Мандачува подошел ко мне вплотную и сообщил – как будто сам сомневался – кто был отец Хьюмана: «Твой дедушка, Пайпо, знал отца Хьюмана. Его дерево растет недалеко от вашей ограды».

Может, он обманывал? Рутер умер двадцать четыре года назад, правда?

Возможно, именно в этом суть религиозного действа, что-нибудь типа «дерево- усыновитель». Но если судить по конспиративности и таинственности поведения Мандачувы, мне кажется, здесь есть доля правды. Возможно ли, что у них период беременности длится двадцать четыре года? Или Хьюману потребовалась пара десятилетий для развития из десятисантиметрового ребенка в славный образчик свиноподобного. Или, может быть, сперму Рутера где-нибудь хранили?

Касательно этого вопроса. Впервые свинью, хорошо известную людям-наблюдателям, называют отцом. Рутер, тем не менее, был одним из тех, кто был убит. Другими словами, самец с низким уровнем престижа был назван отцом. Это означает, что наши самцы не являются холостяками, лишенными привилегий, хотя многие из них достаточно зрелы и помнят Пайпо. Они все потенциальные отцы.

И еще, если Хьюман так поразительно сообразителен, то почему его бросили в группу жалких холостяков. Я думаю, мы с самого начала встали на неправильную позицию. Наша группа – не низко-престижная группа холостяков, а перспективная группа подростков.

Так, когда ты говорил, что тебе жаль меня, потому что тебе посчастливилось участвовать, а я должна остаться дома и составить отчет для ансибла, тебя переполняли Неприятные Выделения.

(Если ты вернешься домой, когда я буду уже спать, разбуди, пожалуйста, и поцелуй!