поэтому я и обнаружил причину смерти Макрама. Я никогда не слышал об этой болезни, но в файлах компьютера хранилась информация о ней.
– А Ос Венерадос разве не обнаружили заболевания?
– По-видимому, нет, иначе они сказали бы Махросу. Но даже сами они не сказали, Иванова сама могла обнаружить его.
– Может быть она обнаружила, – сказал Эндер.
Найвио громко рассмеялся.
– Это невозможно. Ни одна женщина в здравом уме не будет намеренно иметь детей от человека с подобным генетическим пороком. Макрам несомненно находился в постоянной агонии на протяжении многих лет. Вы ведь не пожелаете такого собственным детям. Хотя Иванова и эксцентричная особа, но она не сумасшедшая.
Джейн была довольно забавной особой. Когда Эндер вернулся, она воссоздала свой образ в пространстве терминала для того, чтобы вдоволь громко посмеяться.
– Ничего не помогло, – сказал Эндер. – В благочестивой католической колонии, подобной этой, иметь дело с биологистом, наиболее уважаемым человеком. Конечно, у него и в мыслях нет усомниться в основных предпосылках.
– Не извиняйся за него, – сказала Джейн. – Ты ведь не можешь запретить мне быть забавной.
– По крайней мере, это лучше, чем слащавости, – сказал Эндер. – Он охотнее верит, что болезнь Макрама отличалась от описанных ранее случаев.
Для него предпочтительнее, что каким-то образом родители Ивановой не заметили болезни Макрама, таким образом она вышла за него замуж в полном неведении. А ведь вывод-то гораздо проще: недуг Макрама протекал так же как и остальные, сначала поразил яички и семенники, а все дети Новинхи зачаты от другого человека. Неудивительно, почему Макрам был так жесток и зол. Каждый ребенок напоминал ему, что его жена изменила ему. Она же давала клятву быть верной и порядочной. А шестеро детей, как щелчки по носу.
– Очаровательные противоречия религиозной жизни, – изрекла Джейн, она умышленно нарушала супружескую верность – но у нее и в мыслях не было пользоваться контрацептивами.
– Ты можешь просмотреть образцы генетического кода детей и определить наиболее вероятного отца?
– Ты думаешь, что не догадаешься?
– Я догадался, но хочу быть уверен, что медицинская очевидность не опровергнет очевидность ответа.
– Конечно же это Лайбо. Вот кобель! Произвел шестерых детей Новинхе и четырех собственной жене.
– Чего я не понимаю, – произнес Эндер, – так это почему Новинха не вышла замуж за Лайбо. Какой смысл выходить замуж за человека, которого она явно презирала, о чьей болезни знала заранее, а затем уходить на сторону и рожать детей от того, кого любила с самого начала?
– Обман и каприз – это свойства человеческого ума, – пропела Джейн. Пиноккио был таким болваном, что все время мечтал и пытался стать настоящим мальчиком. Он так и не понял, что с деревянной головой на плечах намного проще.
Майро тщательно следил за дорогой в лесу. Он узнавал деревья там и здесь, или ему казалось, что узнавал – ни один человек не одарен умением свиноподобных распознавать и называть каждое дерево, хотя люди никогда и не поклонялись деревьям, как тотемам предков.
Майро умышленно выбрал окружной длинный путь, чтобы добраться до бревенчатого дома. С тех пор как Лайбо принял Майро вторым учеником наряду со своей дочерью Аундой, он не переставал наставлять их, что они не должны создавать даже намека на тропинку, соединяющую Милагр с домом свиноподобных. Когда-нибудь, предупреждал он, может возникнуть конфликт между свиноподобными и людьми, мы не станем проводниками погрома, отсутствие тропы отведет бурю от них. Сегодня он шел противоположной стороной залива, по гребню крутого берега.
Он был уверен, что скоро появится одна из свиней и будет медленно двигаться за ним, наблюдая за его поведением. Несколько лет назад Лайбо объяснил это так: самки должны жить где-то в этом направлении, поэтому самцы зорко следят за зенадорами, когда те приближаются слишком близко. По настояниям Лайбо, Майро никогда не углублялся в эти запрещенные места. А теперь его любознательность сразу гасла при одном воспоминании о теле Лайбо, когда они с Аундой нашли его в тот ужасный день. Лайбо был еще жив, его глаза были открыты и двигались. Он умер в тот момент, когда Майро и Аунда встали на колени около него и прижали к себе его окровавленные руки.
Ах, Лайбо, твое вынутое сердце все еще продолжало качать кровь, бессмысленно сокращаясь в пустой грудной клетке. Если бы ты мог сказать нам хоть одно слово, почему они убили тебя.
Берег стал ниже, и Майро пересек ручей, перепрыгивая по поросшим мхом камням. Через несколько минут он был на месте, на маленькой полянке.
Аунда была уже там. Она учила их взбивать молоко кабр и получать масло. Несколько недель назад она тщательно отрабатывала этот процесс, пока не убедилась, что репетиции пошли на пользу, и она делает все абсолютно верно. Было бы намного легче, если бы мама или Эла помогли ей, им были лучше известны химические свойства и пропорции молока кабр. Но о взаимодействии с биологистом не могло быть и речи. Тридцать лет назад Ос Венерадос открыли абсолютную бесполезность молока кабр по своим питательным характеристикам. Вследствие этого любые исследования путей сохранения и переработки его относились только к выгоде свиноподобных.
Майро и Аунда ничем не рисковали, что, по их мнению, нарушало бы закон и активно вторгалось в жизнь свиноподобных.
Молодые свиноподобные с удовольствием и восхищением приняли взбитое молоко – они исполняли танец вокруг емкостей с маслом, и распевали бессмысленную песню на смеси языков – старка, португальского и двух языков свиноподобных. Это была не песня, а путаница, безнадежная, но веселая.
Майро попытался рассортировать языки. Он узнал язык мужей, некоторые фрагменты языка отцов, на котором они общаются с тотемными деревьями;
Майро узнавал их только по звучанию, даже Лайбо не мог перевести ни единого слова. Он звучал как «мс», «бс», «гс», без какой-либо значительной разницы между согласными.
Свинья, следившая за Майро, тоже появилась на поляне и поприветствовала всех громким стреляющим звуком. Танец продолжался, но пение тут же смолкло. Мандачува отделился от группы, окружившей Аунду и вышел навстречу Майро.
– Приветствую тебя, Я-Смотрю-На-Тебя-Со-Страстью. – Конечно, это было экстравагантным, но точным, переводом имени Майро на старк. Мандачува любил взад и вперед транслировать имена с португальского на старк и наоборот, хотя Майро и Аунда неоднократно объясняли, что их имена в действительности ни для кого ничего не означают и лишь по случайному совпадению звучат как слова. Но Мандачува нравилась словесная игра, как, впрочем, и другим свиноподобным. Поэтому Майро отзывался на «Я-Смотрю-На-Тебя-Со-Страстью», а Аунда терпеливо откликалась на «Вага», что на португальском означало «Скиталец» и звучало на старке наиболее близко к имени Аунда.
Мандачува всегда сбивал с толку, это был тупиковый случай. Он был самым старшим. Пайпо знал его и писал о нем, как о наиболее авторитетном среди свиноподобных. Лайбо тоже считал его вожаком. Было ли случайным совпадение его имени с португальским жаргонным обозначением термина «босс»? Тем не менее, Майро и Аунда, если и считали его самым влиятельным и престижным, то в самой меньшей степени. Они не замечали, чтобы кто-нибудь советовался с ним. Для них он был просто свиньей, которая всегда имела массу свободного времени для разговоров с зенадорами, и не была вовлечена в другие важные мероприятия.
