резьба на креслах с высокими спинками, на ламбрекенах над дверями и вокруг окон.
— Лорд Уинчингем, приехав в Уинч после Реставрации, — объяснила герцогиня, — влюбился в самое изысканное создание, одну из немногих, полагаю, женщин, осмелившихся сопротивляться королю. Он привез ее сюда и попытался превратить весь дом в пристанище ее красоты. Они были безмерно счастливы. У них было восемь детей. Оба дожили до глубокой старости и умерли с разницей всего в несколько лет. Их похоронили вместе, в частной часовне. Я вам завтра ее покажу.
— Какая прекрасная история! — восторженно произнесла Тина. — Таким и должен быть брак, не так ли? Два человека любят друг друга до смерти.
— Именно, — сухо согласилась герцогиня, — хотя она была без гроша в кармане. Появилась при дворе в одном только платье, но пленила всех, в том числе и самого короля.
Тина повернулась к окну. В голосе ее собеседницы безошибочно угадывался намек, и она прекрасно его поняла: герцогиня считает, что счастье не в деньгах, а в любви.
Тина упорно глядела на сад.
— Но я тоже хочу любить, — прошептала она. — Я тоже хочу быть счастливой, хочу, чтобы меня окружали купидоны.
Глава 6
Вскоре герцогиня поднялась отдохнуть, а Тина, предоставленная самой себе, обследовала часть дома. Переходя из комнаты в комнату, она обнаружила, что он именно такой, каким она себе его представила при первом же взгляде снаружи.
Комнаты — одна великолепнее другой. Низкие по толки с прекрасной лепниной времен Тюдоров, кое где поддерживаемые огромными деревянными колоннами, окна со сверкающими стеклами, украшенные странными узорами камины. Некоторые, выполненные из обожженного кирпича, оказались высотой в человеческий рост, позволяя расположиться даже внутри них, поближе к согревающему пламени.
Тина была достаточно сведуща, чтобы понять, что уникальная мебель несет на себе отпечаток людей всех поколений, которые покупали для своего любимого дома только самое лучшее. Ореховое дерево времен королевы Анны соседствовало с украшенными позолотой столами времен Карла II и образцами дубовой мебели эпохи Кромвеля с прекрасной инкрустацией, явно привезенной из Голландии, куда некоторые Уинчингемы отправлялись на поиски приключений.
«Какая красота, какая красота!» — продолжала повторять про себя Тина, всякий раз испытывая острую боль от сознания, что все эти сокровища, собранные семьей на протяжении столетий, перейдут к посторонним людям.
Она вдруг позавидовала человеку, который получит от владельца Уинча гораздо больше, чем деньги, и поняла, что ненавидит его, так ловко воспользовавшегося глупостью и расточительностью лорда Уинчингема.
К гостиной примыкала библиотека, от пола до потолка заставленная полками с книгами. Здесь все веяло ученостью, и в то же время у Тины появилось такое чувство, будто всем этим богатством редко пользовались. Для нее книги всегда были удовольствием, и, переходя от полки к полке, рассматривая их, она спрашивала себя, сколько из них успеет прочесть или хотя бы подержать в руках, прежде чем ей придется вернуться в Лондон.
В библиотеке был серый каменный камин с розой Тюдоров, наверняка построенный одновременно с самим домом. Тина почтительно прикоснулась к нему пальцами, а потом заглянула и в нишу, где вполне могли поместиться двое, чтобы обогреваться у огня и, вероятно, читать при свете пламени. Она села на старенькую деревянную скамейку и подняла глаза. Ей показалось, что наверху она увидела мерцающий свет, и подумала, как, должно быть, страшно трубочистам работать в такой темноте!
Неожиданно Тина услышала, что за ее спиной открылась дверь. С несколько виноватым видом она вышла из своего убежища, спрашивая себя, не сочтет ли вошедший, кем бы он ни был, странным найти ее здесь. В дверях стоял высокий седовласый человек, судя по всему — дворецкий.
— Простите, мисс, — почтительно произнес он, — но ее светлость просит вас к себе.
— Сейчас же иду, — быстро отозвалась Тина. — Я любовалась этим замечательным старинным камином.
— Он действительно очень древний, мисс, — пояснил дворецкий. — Это вообще одна из самых старых комнат в доме. Одно крыло дома сгорело лет сто назад, и его отстроили заново; но эта комната, Говорят, осталась невредимой с самого основания Уинча.
— Здесь очень красиво, — сказала Тина, направляясь к двери, — а резная лестница самая чудесная из всех, какие я только видела!
— Ее построил мистер Гринлинг Гиббоне всего сто лет назад, — сообщил дворецкий с явным пренебрежением к столь современному архитектору.
Тина с интересом взглянула на него.
— Вы любите этот дом, да? — осведомилась она.
— Я прожил здесь всю жизнь, — ответил дворецкий.
— Начинал помощником буфетчика при деде его светлости, и с тех пор у меня нет никакого другого дома.
— Я понимаю, что вы его любите, — сказала Тина. Она прошла по холлу, поднялась по удивительной резной лестнице и вдруг поймала себя на том, что ненавидит не мистера Ламптона, а лорда Уинчингема «Когда ему станет лучше, обязательно скажу ему, что я думаю о его поступке», — решила Тина, но тут же поняла, что это бесполезно.
Она повернулась и посмотрела в холл. В окна проникал солнечный свет, придавая полированным доскам радужный блеск. Ей показалось, что предки лорда Уинчингема почти умоляюще смотрят на нее с портретов. «Ты можешь это спасти! — казалось, говорили они.
— Ты можешь это спасти!
Ей хотелось убежать от них, но она растерялась, не зная, куда идти. Вдруг откуда ни возьмись появилась домоправительница в шуршащем черном шелковом платье и со связкой ключей на поясе.
— Ее светлость вас ждет, мисс, — вежливо произнесла она и показала Тине путь.
Она прошла по широкому коридору и открыла дверь. Герцогиня сидела на огромной кровати с пологом на четырех столбиках и совершенно необыкновенно выглядела: на голове чепец из кружев и муслина, заколотый несколькими бриллиантовыми брошами, поверх ночной рубашки — халат, отороченный горностаем, на шее сверкающие жемчуга и бриллианты, а тонкие запястья увешаны браслетами.
Абдул устроился на табурете у изголовья постели, а герцогиня выговаривала ему за какой-то проступок.
— Ах, вот и вы, дитя мое! — увидела она Тину. — Вас очень долго искали.
— Простите, мадам. Я осматривала дом.
— Вас заинтересовал дом, дитя мое? — спросила герцогиня. — Что ж, это неудивительно. Поразительное место. Приехав сюда девочкой чуть старше вас, я чувствовала то же самое.
— Думаю, лорд Уинчингем тоже очень его любит, — несколько неуверенно произнесла Тина.
— Не любит, — отрезала герцогиня. — Разве молодежь что-нибудь любит, кроме себя? Уинч — часть моего внука, но он еще не до конца это понял. Став постарше, начнет ценить свое поместье, как мужчины со временем начинают ценить своих жен, если они сделали правильный выбор.
Тина промолчала. Она подумала, что лорд Уинчингем не успеет оценить все, что потерял.
— Я послала за вами, потому что мне сказали: жена главного садовника больна. Приезжая в Уинч, я всегда навещаю ее и соблюдаю эту традицию уже много лет. Но сегодня я устала, а она слишком плохо себя чувствует, чтобы прийти ко мне. Вот и решила, что ей будет интересно познакомиться с вами. Передайте ей эту записку и скажите, что я навещу ее завтра.
— Да, конечно, передам, — ответила Тина. — Где она живет?
— Дом садовника вы найдете в конце огорода, — пояснила герцогиня. — Выйдя из парадной двери, поверните направо, пройдите мимо конюшен, и за ними начинается огород.
Тина была рада чем-то заняться. Она взяла записку, сбежала по лестнице и вышла во двор. Солнце припекало ее непокрытую голову, но с озера дул легкий ветерок, донося аромат сирени.
Тина прошла по саду и оказалась у конюшен. Конюхи, что-то насвистывая, чистили лошадей, которые привезли лорда с домочадцами из Лондона. Она решила завтра обязательно навестить лошадей и угостить
