Догадка ошеломила командира. Но его гладко выбритое, словно литое, лицо не дрогнуло. Он спокойно вышел в кормовой отсек.
Машина пищи!
Давно уже идея такой машины, воспроизводящей природный процесс создания питательных веществ, владела людьми. Еще Тимирязев, открыв великое начало жизни в фотосинтезе растений, мечтал получать хлеб прямо из воздуха, содержащего все необходимые для синтеза вещества. Дым, загрязняющий атмосферу, и углекислота, отравляющая ее, могли быть сырьем такой фабрики пищи. Вместе с водой они дали бы углеводороды, крахмал, наконец, сахар, необходимые живому организму. Дело было лишь за тем, чтобы найти способ искусственного синтеза пищевых продуктов.
Природа производит этот синтез с помощью солнечного света и 'живых машин' - растений и животных. Но то, что происходит в листке растения или в организме животного, принципиально говоря, может быть получено и искусственным путем.
Еще очень давно, в шестидесятых годах двадцатого века, академиком Несмеяновым была изготовлена красная и черная икра, искусственное мясо, картофель и другие пищевые продукты. При дегустации первой икры произошел забавный случай, когда скептик, брезгливо морщась, пожаловался на неприятный привкус продукта. Но оказалось, что он взял со стола не искусственную, а обычную икру, поставленную рядом для сравнения.
Так была доказана возможность получения синтетических питательных продуктов. Однако новому нужно было сломить сопротивление привычек. Люди, питавшиеся хлебом, выращенным на удобренных навозом полях, отворачивались от хлеба, полученного, по Тимирязеву, из воздуха, или от 'искусственного мяса' из дрожжей, взошедших на отходах нефти.
Поля и реки, сотни тысяч лет служившие человеку, не уступали свою монополию. Но люди еще к концу звездного столетия все же стали понемногу переходить к производству искусственной пищи.
Главный конструктор космических кораблей Архис, готовя рейс Ратова, подсчитал, что 'машина пищи' будет весить меньше запасов продовольствия и аппаратуры очистки воздуха корабля. 'Машина пищи', синтезируя хлеб, масло, сахар и икру, поглощала все жизненные отходы на космическом корабле. Нужные вещества включались в замкнутый 'круговорот жизни'. Основной целью этого круговорота была передача питательными веществами энергии организмам. В природе такую энергию давали 'живым машинам' солнечные лучи. В 'машине пищи' космического корабля энергию поставляло топливо.
Когда год назад корабль Романа Ратова из-за оторвавшегося реактивного руля потерял управление, все три космонавта стоически приняли неизбежность Вечного рейса. Они решили держаться до конца и бесполезное теперь для обратного рейса топливо использовать в 'машине пищи'. Она могла им служить пятьдесят лет - до глубокой их старости.
И вот Валерий Снастьин не выдержал и в припадке безумия вывел из строя 'машину пищи' и тем обрек весь экипаж на голодную смерть.
Едва Ратов вошел в кормовой отсек, состоящий из прозрачного пластика, как понял все. За ракетным кораблем, давно уже не пользующимся своими двигателями, к серебристым полосам Млечного Пути тянулся чуть светящийся хвост. Снастьин выпустил в космос топливо, и оно шлейфом странной кометы протянулось за кораблем.
Ратов резко перекрыл кран.
– Слишком поздно! - раздался за его спиной голос Валерия. - Наконец-то изощренная пытка черной икрой закончится.
– Безумец! А ты думал о других? Или только о себе? - повернулся к Снастьину Ратов.
– Теперь в нашем бывшем цивилизованном обществе действует только один закон диких: кто кого? Предлагаю вам объединиться со мной, командир. Вдвоем мы живо справимся с Каратуном. А его надолго нам хватит.
В руке Валерий угрожающе сжимал нож, очевидно сделанный им из напильника.
Ратов первым бросился на Снастьина, никак не ожидавшего нападения. Каратун услышал их возню и вовремя подоспел на помощь командиру. Оба они скрутили Валерию руки сзади. В условиях невесомости клубок из трех тел ударялся то в 'машину пищи', то в дверь, то в прозрачный колпак.
Шесть сцепившихся рук и шесть болтавшихся ног вертелись, напоминая чудовищного спрута. Но борющимся казалось, что в неистовом хороводе вертятся звезды.
Наконец звезды остановились. Ратов и Каратун, прилипнув к полу магнитными подошвами, прижали к нему безумца. Тело его продолжало извиваться, сгибалось дугой, глаза закатились, на губах выступила пена.
– Отпусти, - сказал Роман Васильевич.
Каратун повиновался.
Тело Валерия обмякло. Он тихо оторвался от пола и бессильно повис над ним.
– Лучше бы связать, - сказал Каратун.
– В каюте запеленаем. Понесли.
Нести бесчувственное тело не требовалось, оно само плыло, чуть направляемое Ратовым и Каратуном.
– Что робить станем? - спросил у Ратова Каратун, когда они вернулись в общую каюту.
Ратов старательно собирал шахматные фигурки и морщил лоб, словно силясь восстановить на доске позицию.
– Вот так же, - вдруг указал он на шахматную доску и быстро пошел из каюты. - Надо восстановить положение - задержать топливо.
Каратун пошел следом:
– Слушай, командир. Нехорошо. Всего-то трое, а один уже заключенный.
– Больной, хочешь ты сказать.
– Умом понимаю. Душой не приму. Среди трех разумных - и уже нужна темница. Ты в космос? Лучше меня не посылай, а то улечу куда глаза глядят.
– Останься. Вижу, безумие заразительно.
– От стенок бисова зараза идет. Сжимают они.
– Лучше помогай задержать топливо. В баке на донышке осталось, а жить-то надо.
– Думаешь, все-таки надо?
– Надо, - твердо сказал Ратов. - Мы люди! Мы носители разума. Пусть у нас есть слабости. Но силы должно быть больше.
– Ладно. Буду на подхвате. А Валерия побрею, а то он 'под гориллу' стал…
Ратов, придерживая большую катушку провода, оттолкнулся ногами от кормы корабля; ускоряя полет реактивным пистолетом, космонавт мчался вдоль протянувшегося от космического корабля серебристого шлейфа. Тот состоял из молекул горючего, которое в вакууме испарилось.
Катушка в руках Ратова быстро вращалась, разматывая многокилометровый провод. Космонавт должен был подвести электрическое напряжение к электризатору, на который теперь оставалась последняя надежда.
Сколько драгоценных секунд истрачено на усмирение безумца, на нахождение способа вернуть топливо! Сколько лет жизни космонавтов потеряно в виде недосягаемой части топливного хвоста! Получив скорость относительно корабля, топливо отстает от него. И кажется, будто облако медленно движется к яркой звездочке, еще недавно бывшей светлым диском милого Солнца.
Ратов задумал наэлектризовать возможно большую часть молекул улетающего хвоста. Каждая минута его полета означала месяцы жизни внутри корабля.
Ах, Валерий, Валерий! Он был другом и ровесником Арсения. Они вместе стремились стать космонавтами. Валерию повезло, а сына Ратова - тяжеловеса Арсения отборочная комиссия отвела.
Земля всегда воплощалась для Ратова в любимом сыне. После гибели жены, отдавшей свою жизнь науке, Ратов воспитывал Арсения с десяти лет. Он был ему и нежной матерью, и строгим отцом. Но еще он был ему товарищем и стал закадычным другом. Общая тяга к космосу сблизила их.
Неудача Арсения в звездном городке была их общим горем. Арсений не мог лететь с отцом, но, по его совету, стал радиоастрономом, чтобы все-таки изучать космос хотя бы издали.
