Мульдера. Я массировал ногу и чувствовал, как в нее постепенно возвращается жизнь. Время от времени я видел, как Анжела с трудом продвигается все ближе к нам. Один раз я махнул ей рукой, и она в ответ махнула мне. Мне оставалось только молиться, чтобы «Уайлдтрек» не затонул прежде, чем «Сикоракс» подойдет к нам. Я подумал, а не пойти ли мне в каюту и не снять ли спасательный жилет с мертвеца? Но вспомнив о том, что придется еще раз взглянуть в эти пустые глаза и на эту перерезанную глотку, я отказался от своей затеи.
— Что случилось с Надежной? — спросил я Муль-дера.
Он уже считал допрос оконченным, и мне пришлось опять поднять левую ногу.
— Я не знаю! — завопил он.
— Знаешь, черт побери! — Я задержал свой каблук над его сломанной ногой.
— Меня не было на палубе. — Казалось, моя нога загипнотизирует его. — Беннистер выручил меня.
— На допросе ты этого не говорил.
— Беннистер запретил мне! Он заплатил мне, чтобы я сказал в суде, что это я стоял ночную вахту.
— Почему?! — крикнул я. Ветер пронзительно свистел и уносил наши голоса, а ледяная вода обрушивалась на наши сжавшиеся фигуры.
— Потому что он не был вахтенным капитаном. Яхтой управляли мы с Надежной, а не он! Но если бы кто-нибудь пронюхал, что его жена была шкипером, а он — просто членом команды, хана его имиджу.
Я пристально посмотрел на дрожащего Мульдера. Так вот где собака зарыта! Беннистер как моряк и в подметки не годился ни своей жене, ни Мулдьеру, но тщеславие заставляло его корчить из себя эксперта.
Мульдер принял мое молчание за недоверие.
— Господь свидетель. — Он дрожал от страха и холода. — Это все, о чем я умолчал! Клянусь! Я не знаю, что случилось. Я бы не смог ее убить, я ведь любил ее! — Я продолжал молчать, а для Мульдера в этом молчании таилась угроза. — Я любил ее! Мы были любовниками: она и я!
— Любовниками? — Я в недоумении уставился на него. Хотя, если вдуматься, вполне правдоподобно. Но сочетание красоты Надежны Беннистер с жестокостью Мульдера было по крайней мере удивительным. — А Беннистер об этом знал?
— Нет, не знал. — В голосе Мульдера проскользнуло некое подобие гордости. Хвастовство человека, одержавшего сексуальную победу. Бедный Беннистер, подумал я, ему наставляли рога одни матросы!
А вдруг Беннистер знал об их связи, тогда из-за ущемленного самолюбия он мог попытаться убить обоих.
— Это Беннистер убил свою жену? — спросил я.
— Не знаю, — прохныкал Мульдер, и голос его был еле слышен из-за свиста моря и ветра. — Клянусь Господом, господин Сендмен, я не знаю!
— Но ты сказал Кассули, что это он убил ее.
— Я сказал ему, что на допросе я солгал по просьбе Беннистера. — Мульдер из кожи лез, чтобы я поверил ему. — Это была идея господина Кассули, что Бенинстер убил Надежну, а не моя!
— А ты и не опровергал эту идею?
— Я сказал ему правду, что Беннистер ненавидел Надежну. За глаза он называл ее избалованной восточной сучкой, — пробормотал Мульдер. — Он боялся ее!
— Но ты точно знаешь, что это не он убил ее, так?
— А кто же еще?
— Ты, ублюдок, — сказал я. Вся эта каша заварилась из-за того, что Кассули неверно истолковал ответы.
И все это время этот чертов бур ничего не знал. Но продажность привела его сюда, на место убийства. Он продал за деньги одну ложь, а потом увидел, что, заложив Беннистера Кассули, можно получить еще, и вот теперь лежит в ознобе, со сломанной ногой, в тонущей яхте. И если я спасу его, то лишь затем, чтобы привести его в зал суда, а потом в тюрьму.
И этот план теперь казался вполне реальным, так как «Сикоракс» уже разрезала ближайшую волну. Я выбросил нож за борт и с трудом дотащился до поручней правого борта. Но тут новая волна опять разъединила нас. Теперь я видел только верхушку грот-мачты над неистово бурлящей бездной. Я продолжал крепко держаться за поручни, когда очередная волна накрыла «Уайлдтрек». Но вот вода схлынула, и «Сикоракс» очутилась совсем близко, даже чересчур. Она возвышалась над нами, и с ее ватерштага капала вода и падали водоросли. Корпус «Уайлдтрека» опустился в провал между волнами, но «Сикоракс» шла быстрее по вспененному склону волны. Я даже видел медную обшивку на форштевне.
— Отворачивай! Отворачивай! — в страхе заорал я, почувствовав, что «Уайлдтрек» подо мной начал медленно вздыматься на волне. Мне стало ясно, что «Сикоракс» вот-вот опустится на нас, и тут Анжела увидела опасность. Но было слишком поздно. Я отпрянул от планшира, и в этот момент нос «Сикоракс» врезался в корпус «Уайлдтрека». Мне показалось, что я тону в стремительном водовороте, и я скорее услышал, чем увидел столкновение двух яхт. Я заставил себя подняться и увидеть, как деревянный корпус «Сикоракс» со скрежетом отходит от меня. Я поставил кранец слишком близко к корме.
— Ник! — услышал я крик Анжелы и понял, что она не сможет сделать второй заход. Я глубоко вдохнул воздух, оттолкнувшись изо всех сил, и прыгнул. Я ухватился за перила и повис между палубой и морем, переводя дыхание. Если бы, не приведи Господь, я упал между корпусами, меня искрошило бы, как в мясорубке. Я обхватил локтем поручни, подтянул левую ногу к их основанию и висел так, оглохнув от шума ветра, скрежета дерева и от яростно бурлящего моря.
Анжела повернула руль от себя, чтобы развернуть яхту, и вдруг до меня дошло, что сейчас она прибавит газу, не зная, что я привязан к Мульдеру. Когда веревка натянется, в море окажусь я, а не он. Фанни был очень тяжелый в своей промокшей одежде, а я едва держался слабеющей рукой за планшир «Сикоракс». Я крикнул Анжеле, чтобы она сбросила скорость, но ветер унес мои слова. Нож я выбросил, и тогда я сделал единственное, что было возможно в таком положении, — ухватился правой рукой за связывающую нас веревку, протянул ее под перилами и замотал вокруг крепежной планки. Я сделал один виток, второй и, когда веревка натянулась, услышал крик боли. Это Мульдера выдернуло из кубрика «Уайлдтрека». Петля, намотанная на планку, держалась, но постепенно разматывалась, и я дал ей возможность размотаться совсем, чтобы напряжением веревки меня забросило на борт яхты.
Наконец-то я был в безопасности. Меня сотрясали рыдания от холода и боли, из руки текла кровь, но останавливаться было нельзя. «Сикоракс» опустилась в яму, волна подтолкнула меня к грот-мачте, и там меня остановила натянутая веревка. С трудом удерживаясь на месте, я отвязал ее конец от талии и, встав на колени, привязал его к кофель-нагелю. Анжела смотрела на меня, и в ее глазах застыл ужас, но она быстро и четко выполняла все мои указания. Боль охватила все мое тело, из левой руки шла кровь, так как повязку из веревок смыло водой. Я пополз на четвереньках по шпигатам.
— Право руля! Быстрее! Выключай мотор!
Анжела повернулась и посмотрела на человека, которого яхта тянула за собой.
— Это Тони?
— Право руля! Выключи мотор! — Вода вокруг Мульдера пенилась и кипела.
Анжела повернула руль, перевела рычаг дросселя в нейтральное положение, и веревка, удерживающая Мульдера, ослабла. Я снова пошел вперед, взяв с собой моток веревки из кокпита «Сикоракс». Правая нога дрожала, но держала меня. Я пристегнул страховку, затем наклонился над перилами и привязал новую веревку к старой. Когда я закончил завязывать узел, он был весь в крови. Я отвязал веревку от кофель- планки и вернулся в кубрик. Ветер ревел, а может, это ревел я сам, так как боль во всем теле была такая, что я не мог сдержать рыдания. Я двигался, как монстр в фильмах ужасов, и, бормоча, давал сам себе указания. «Сикоракс» качало и бросало, и она была похожа на дикого стреноженного жеребца.
Я вытянул веревку на борт, развязал узел, перекинул канат, державший Мульдера, через блок, висящий на раме гика, и начал его вытягивать.
— Это Тони? — Анжела помогала мне тянуть.
— Нет, Мульдер.
— А где Тони?
— Мертв. — Я был не в состоянии смягчить удар и говорил отрывисто, потому что силы мои практически иссякли, и я не представлял себе, как можно в такой ситуации преподнести эту новость в мягкой
