– Он должен их пересчитать при тебе и отдать расписку, – предупредил Геннадий. – Без расписки не уходи!
– Поликарп обязательно скажет: «Я верю моим друзьям!» – посмеялся Мишкольц. – Не купись на его доброе расположение. Заставь пересчитать деньги.
– Если скажет, что твоя расписка потерялась или он ее забыл, попроси дать новую расписку в получении денег, – продолжал наставлять Балуев.
Федор все это время молчал, безучастно разглядывая дорогие, искрящиеся костюмы обоих джентльменов. Сам он оделся по-простому: широкие серые брюки и черная водолазка. Балуев поймал на себе его взгляд и поинтересовался:
– Почему так оделся?
– На кладбище еду, – беспечно бросил тот. Джентльмены переглянулись.
– Та-ак! – Балуев обошел Федора сзади и сунул руки в карманы его брюк.
– Это что еще за фокусы? – Геннадий вытащил из одного кармана небольших размеров модернизированный наган, а из другого – стилет.
– Зачем же так, Федя? – по-отечески пожурил Владимир Евгеньевич. – Ты ведь можешь нас подставить.
– Машину обыскивать? – уничтожающе посмотрел на него Балуев. – Или сам головой будешь думать?
– Сам.
– Я поеду с ним, Володя! – заявил Геннадий Сергеевич. – Он в таком состоянии может дров наломать!
– Ты останешься здесь, – тихим голосом приказал Мишкольц. – У Поликарпа сегодня не самый радостный день в году. Ты хочешь ему доставить радость? Я не могу рисковать моим помощником.
– А им? – Гена мотнул головой в сторону Федора.
– Во-первых, никто не просил Федю занимать деньги у Карпиди, – здраво рассуждал Мишкольц, – а долг, как известно, платежом красен. Во-вторых, Шалун обещал подстраховать.
– А это разве не риск? – возразил Балуев. – Виталька может еще больше дров наломать! Ты что, его не знаешь?
– Мы с ним вчера обговорили все до мельчайших подробностей. Его ребята на рожон лезть не будут, но впечатление произведут.
Володя, как всегда, обезоружил, и Балуеву ничего не оставалось, как пойти на кухню и сварить всем кофе.
– Владимир Евгеньевич, – обратился к Мишкольцу Федор, воспользовавшись отсутствием Геннадия, – вы ничего не предприняли в отношении Насти?
Балуев просил его не приставать к шефу со всякими глупостями, но он не удержался.
– Мы не можем сейчас ничего предпринимать, – был ответ. – На текущий момент отношения с Питом Максимовских не сложились. Мы не имеем права ставить ему какие-либо условия.
Федор промолчал. Он не был посвящен в перипетии сильных мира сего. Он не знал, что помощником Пита на днях стала Светлана Кулибина, что она билась как рыба об лед, пытаясь договориться с Балуевым и Мишкольцем. Он и не подозревал, что отношения не сложились не из-за Криворотого, а из-за того, что тесто замесили на ревности и амбициях Балуева, на чистых помыслах Мишкольца, а потому и не выйдет общего пирога.
– Что ты собираешься делать с кассетой? – неожиданно поинтересовался Владимир Евгеньевич.
– Пока ничего, – соврал Федор.
– Не вздумай шантажировать Пита! Оторвет голову!
– Хорошо.
– Хорошо, что оторвет голову? – пошутил Миш-кольц. – Чем намерен заниматься дальше?
– Не решил еще.
– С нами не хочешь остаться? На тех же условиях. За полгода поднимешься так, что мать родная не узнает!
– Нет. Больше не хочу.
– Как знаешь.
Только сумасшедший мог отказаться от такого предложения. Мишкольц снова уткнулся в свой журнал, а Балуев наполнил гостиную ароматом вечного напитка.
– Я должен позвонить Поликарпу? – всполошился Федор.
– Не суетись! – Геннадий поставил перед ним чашку с кофе.
– Год назад я в точности обговорил с Карпиди дату, – напомнил Мишкольц. – Он тогда сказал, что будет ждать тебя до полуночи в своей резиденции на кладбище. Надеюсь, он помнит свои слова. Недаром именно сегодня вернулся в город. – Владимир Евгеньевич посмотрел на часы. – Половина одиннадцатого. Приедешь к нему в половине двенадцатого. Не надо показывать гробовщику, что мы слишком усердствуем.
– Но и медлить тоже опасно, – возразил Балуев. – В последнюю минуту Поликарп может выкинуть какой-нибудь фокус. Это вполне в его духе.
На Федора было страшно смотреть. Последние дни вымотали его окончательно, превратили в ходячий манекен. Он похудел, осунулся, светлые живые глаза потонули в черных колодцах, отпечатках бессонницы, стали неподвижными.
Джентльмены плохо себе представляли, что на самом деле творится с парнем, отнеся все на счет волнения от предстоящей встречи с Поликарпом.
Правда, Геннадий Сергеевич догадывался об истинной причине таких изменений в облике Федора, но не придавал этому особого значения. Любится – перелюбится.
Кому-кому, а • ему-то известно, что такое любовь, что такое страсть. Просто он умеет держать себя в руках и не намерен выворачиваться наизнанку. Каждый человек судит о ближнем по собственному опыту, не подозревая, что у ближнего, может быть, все устроено иначе. Один всю жизнь идет на компромисс и даже получает от этого удовольствие, для другого компромисс – казнь о двух лошадях и двух телегах, которые раздирают его на части!
– Пора! – сделав последний глоток, подвел итог Геннадий.
– В самом деле, – подтвердил Мишкольц, отодвинув свою чашку.
– Я готов, – отозвался Федор, так и не прикоснувшись к напитку.
Ни слова больше не говоря, он взял с журнального столика саквояж и направился к выходу.
Мишкольц снова принялся листать журнал, а Геннадий прилип к окну.
– Сел в машину, – комментировал он, – выезжает со двора. В хвост ему пристроился синий «джип».
– Это Шалун, – не отрываясь от журнала, пояснил Владимир Евгеньевич.
– Все. Скрылись.
Балуев сунул в рот сигарету и отошел от окна. Его раздражала собственная безучастность на последнем, завершающем этапе дела, ради которого он потратил столько сил и времени. Но шеф был неумолим: «Вечно ты лезешь на рожон, как Чапай на боевом коне! Ты – мой помощник, а солидности в тебе ни на грош!» Геннадий напомнил, что ему всего двадцать восемь лет, а это не тот возраст, когда солидность – самое необходимое качество. И вообще, не настало ли время получить расчет? Разговор происходил незадолго до приезда Федора и оборвался на полуслове. Теперь, когда Балуев сел рядом и закурил, Володя спросил примиренческим тоном:
– Вы что, с Федей решили открыть собственное дело?
– Он выходит из игры? – сразу догадался Балуев.
– Да. Сегодня в полночь – он уже не наш человек.
– Ненормальный!
– А ты нормальный? Или это была шутка насчет твоей отставки?
– У меня по крайней мере есть деньги, чтобы обеспечить себе независимость.
– Так! – Мишкольц швырнул журнал на диван. – И что дальше?
– Ты хочешь знать все мои планы?
– Хотя бы на ближайшие полгода.
– Ладно, – согласился Геннадий. – Слушай, если это тебе интересно.
