между двумя 'W'! «К WNW…» К вест-норд-весту! А дальше?.. Что это? Неужели получается? Ой-ей-ей…
Къ WNW отъ мыса
Св. Илiи ос. (Ш-нъ).
SO отъ Макушки валунъ съ
Б плюсъ Л подъ внешней выем кой копать строго внизъ два фута.
Найди и помни!
— Ура! — Кинтель неуклюже встал на голову и поболтал ногами при весьма неодобрительном взгляде прапрабабушки.
Впрочем, скоро радость поулеглась. Письмо — вот оно, да многое остается непонятным. Где этот мыс Святого Ильи? Что за остров Ш-н? Может, Шикотан, который рядом с Японией? Нет, с какой стати мальчик Никита стал бы что-то зарывать в такой несусветной дали!
Да и как бы он туда добрался…
Девочка Оля, для которой писалось письмо (вернее, тогда уже девушка), про остров Ш-н, разумеется, знала. Где его найти и как туда попасть.
Кинтель взглянул на снимок. Прапрабабушка смотрела прямо перед собой. Она была очень серьезна. А Никита в своей полуулыбке хранил загадку. Словно говорил: «Думаешь, прочитал письмо — и все решено? Клады так легко в руки не даются…»
Но Кинтель не ощутил обиды. Радость возвратилась к нему. Ведь что ни говори, а полдела было сделано! Полтайны раскрыто!
И когда наконец вернулся дед, Кинтель гордо поделился с ним своим открытием.
Дед обрадовался. Уселся на диван, листал и разглядывал (не без зависти) «Устав», слушал возбужденный рассказ Кинтеля. Покачивал головой, говорил: «Смотри-ка ты, надо же! Кто бы мог подумать!.. А мама, наверно, так и не прочитала. До того ли было в те годы! Да и книга к тому времени, скорее всего, потерялась…»
— Само собой, что не прочитала, — вздохнул Кинтель. И присел рядом с дедом. — А то бы, наверно, вырыла, что зарыто… Интересно, что за остров «Ша-эн»?
Дед отодвинулся, глянул на Кинтеля сбоку:
— Ох ты, дитятко… Неужели думаешь, будто это всерьез! Да играли они, вот и все. А это письмо — просто память о детской игре.
— Но ведь что-то же было, наверно, зарыто!
— Боже мой, ну какая-нибудь игрушка или детский талисман. Скажем, пробка от графина или красивая пуговица… Закопал Никита где-нибудь под яблоней в дачном саду. В том месте, которое у них двоих называлось мысом Святого Ильи. Бывает ведь такое в детстве, когда выдумывают свои острова и города, карты неведомых земель рисуют…
«Так, скорее всего, и было, — подумал Кинтель. — Разве найдешь теперь ту лужайку под яблоней? И дач-то нет уже давным-давно…»
Стало грустно и задумчиво. Еще немного, и включится в голове та скрипичная музыка… Но вдруг Кинтеля осенило:
— Толич! А может, они играли не с самодельной, а с нашей картой? Вот с этой! — Он кивком показал на стену. На блеклую и потрепанную карту 1814 года.
— Возможно. Только это ведь ничего не меняет…
Лишь сейчас Кинтель понял наконец, что за недавним возбуждением деда кроется не только интерес к открытию. Еще что-то. Какая-то озабоченность. Сейчас это стало заметнее.
— Неприятности опять, что ли?
— Да нет, наоборот… приятности. Не знаю только, как это для тебя. Видишь ли…
Кинтель всерьез встревожился. Дед сделался нерешительным, неловким, съеженным даже.
— Что случилось-то? Говори давай!
— Скажу, скажу. Никуда не денешься… Видишь ли, думали мы с Варварой, думали… и порешили наконец…
— Расписаться, что ли?! — весело спросил Кин-тель.
— Ну… вроде бы, — выдохнул дед. — Оно, конечно, если со стороны смотреть, то может показаться смешно. На старости лет…
— Да ладно тебе! — сказал Кинтель. — Вы оба еще это… вполне…
Дед несмело засмеялся, толкнул Кинтеля локтем:
— Значит, не возражаешь?
— Не-а… если меня не прогоните.
— Да Бог с тобой… У нее, кстати, тоже двухкомнатная квартира, можно будет сообразить с обменом, расшириться…
— По-моему, и здесь хорошо, — беззаботно отозвался Кинтель. — Мне своего угла за шкафом вполне хватает…
Дед опять засмеялся и толкнул внука с неловкой игривостью. А Кинтель не понимал его смущения. Давно было понятно, что к тому все идет. Тетя Варя появлялась у них все чаще, хозяйничала, готовила иногда обеды и ужины… Ужины!
Кинтель с воем бросился на кухню. Только теперь сообразил, откуда запах гари.
На сковородке дымилась превратившаяся в угольки картошка.
Появился дед. Сказал с удовольствием:
— Который раз за эти дни… Что это доказывает? Что женский глаз в доме необходим.
— Я тебе яичницу сделаю на ужин, — виновато пообещал Кинтель.
После ужина Кинтель, шипя от нетерпения и боли в ногтях, отколупнул на карте кнопки. Унес карту в комнату, где за шкафом стоял его залатанный диван. Взял у деда лупу. Включил на столе лампу. И начал водить стеклом над россыпями крошечных букв. По всем побережьям. Не найдется ли где-нибудь мыс Святого Ильи? И не даст ли это открытие в руки еще одну ниточку разгадки?
Мыс не находился. А глаза стали слипаться. И Кинтель, не споря с дремотой, лег щекой на карту. От старой бумаги пахло почему-то сухой травой… будто траву скосили на лужайке среди яблонь, и она теперь на жарком солнце превращается в сено.
По скошенной траве, разгребая ее босыми ногами, брели девочка и мальчик. Держались за руки. Это были, видимо, Оля (будущая прабабушка Кинтеля) и Никита Таиров. Но в то же время — девочка-скрипачка и Салазкин. Только Салазкин был не в клетчатой рубашке, а в белой матросской блузе с косым синим галстуком, а девочка — в стареньком коричневом платье вроде нынешней школьной формы… Они знали, что Кинтель смотрит на них, но не обращали внимания. Они искали мыс Святого Ильи.
— Вот он… — Девочка показала на кочку, устланную скошенным клевером. И кочка сразу выросла, превратилась во взгорок, за которым чувствовался обрыв. За обрывом туманно синело, клубилось, как дым, неласковое море.
Девочка и мальчик поднялись на взгорок, встали спиной к морю, к Кинтелю лицом. Покачнулись.
«Осторожно!» — хотел крикнуть им Кинтель. И в этот миг между ним и ребятами выросли из травы пятнистые дядьки в касках. Как манекены. Прижали к плечам приклады, навели на тех двоих стволы. Мальчик и девочка не испугались. Словно знали заранее, что всё так и будет. Неторопливо обняли друг друга за плечи, как перед фотоаппаратом… Сбоку от солдатской шеренги встал офицер — с бледным лицом, в старинном мундире с эполетами. Это был, без сомнения, командир фрегата «Рафаил» Стройников. Он в тишине поднял большую прямую саблю (видимо, не успел еще сдать туркам).
«Стойте! — беззвучно закричал Кинтель. — Не стреляйте! Они же не виноваты!»
«К сожалению, виноваты, — так же неслышно (только губы шевельнулись) возразил Стройников. — Они не поехали на картошку…»
«Вы что, офонарели?! Разве за это стреляют?! Перестаньте!»
«Я не могу. У меня приказ».
«Это незаконный приказ! Я… отменяю! Есть Декларация детских прав!..»
«Да? В таком случае сыграй отбой…»
Кинтель ощутил в ладони гладкий металл трубы. Поднес ее к губам. И…
«Я же не знаю, как играть! Меня не учили, чтобы отбой! Про это в песне…»
