косит на нас злобными желто-карими глазами, явно не узнавая, и изо всех сил пытается освободиться.
– И кто мне ответит, каким образом моя дражайшая, хотя на редкость взбалмошная сестрица превратилась в животное? – мрачно вопрошал не то у нас, не то у себя самого молодой человек, представившийся братом Ринги. – Ума не приложу, как теперь выковыривать из ее головы это невероятное безумие?
Парень с некоторой высокомерностью именовал себя Рейениром Морадо да Кадена. Имя звучало на зингарский лад, а я припомнил, что да Кадена – одно из старинных семейств Полуденного Побережья. Однако Конан нахмурился и попросил представиться покороче.
Покороче вышло так – Рейе, сын Драго. Сын того самого Драго, легендарного вождя рабирийских гулей… В какие интересные времена мы живем и какие невероятные встречи приуготовляет нам злодейка- судьба!
– Давайте разберемся по порядку, – рассудительно сказал Конан, хмуро поглядывая на Рингу, старавшуюся вытолкнуть кляп изо рта. – Откуда она здесь появилась? В Тарантию пришло сообщение, что герцог и герцогиня Эрде погибли! И вдруг я встречаю свою старую подругу в немедийской глуши, на границе трех государств, да еще узнаю, что в городе несколько дней орудует безжалостный убийца, каковой, бесспорно, и есть Ринга. В довесок появляешься ты, Рейе… По-моему, в маленьком Рамсбекке скопилось чересчур много гулей, вам не кажется?
– Кажется, – согласился я. – Давайте для начала лучше выслушаем месьора Клейна.
Означенный месьор Клейн и был тем самым громилой с рожей каторжника и узловатыми ручищами кузнеца, что размахивал молотом на лестнице дома шорника. Мне и Конану вкупе с братом Ринги пришлось его вытаскивать из неприятностей, которые, само собой, не замедлили воспоследовать после убиения семьи шорника повредившейся умом госпожой Эрде. Во многом нам помог гуль – у рабирийского племени есть врожденная способность к мысленному внушению. Рейе отвлекал стражу, пока Конан выносил из дома завернутое в покрывало тело Ринги, а я тащил за собой бородача – последний был не то телохранителем, не то слугой спятившей герцогини.
– Клейн? – я потеребил бородатого за рукав грязной рубахи. – Рассказывай! Как вы оказались на границе? Почему пришли в Рамсбекк? Говори!
– Чего говорить, господин? – угрюмо прогудел разбойник. – Их светлость герцог, когда жена умом повредилась, приставил меня за госпожой присматривать. Она, конечно, опасная, но не вредная. Не капризничает, ест, что дают. Меня никогда и пальцем не тронула. Только ей каждый день свежая кровушка нужна. Теперь совсем плохо стало, раньше-то я госпоже Ринге поросят да курей покупал…
– Сумеречное безумие, – неохотно проговорил Рейе, отвечая на наши настойчиво вопрошающие взгляды. – Такое бывает у нашего народа. Переизбыток эмоций и чувств, слишком много тревог и страхов… Болезнь сумерек крайне опасна и почти неизлечима. В гуле просыпается древняя Тьма, частица которой заключена в каждом из нас – великое проклятие, наложенное на наших предков, служивших Роте-Всаднику, величайшему и несчастливейшему среди божеств Полуночи.
– Очень познавательно, – фыркнул Конан. – Рота-Всадник, крепость Трех Вулканов… Ты говоришь о невообразимой древности! Как можно увязать безумие Ринги и какого-то Роту, сгинувшего десять тысяч лет назад?!
– Не десять, а восемь с половиной, – дотошно поправил Рейе. – Крепость же у трех вулканов звалась Астахэнна… Вы, люди, никогда не даете себе труда разобраться в истинности минувшего. Ладно, это неважно. Мы говорим о Ринге, – гуль осторожно поправил голову сестры, немедля попытавшейся укусить его за палец, чему помешала затычка во рту, и обратился к Клейну: – Значит, ты утверждаешь, что госпожа начала сходить с ума этой зимой?
– Истинно так, господин, – ответил бородатый. – Ее долго искали, ловили. Госпожа бегала по непотребным заведениям, любилась, простите за выражение, со всяким встречным-поперечным, потом убивала… Почти тридцатью жизнями совесть отяготила, и это не считая бедолаг, которые попались ей на глаза по дороге от Бельверуса. Едва мы из столицы ушли…
– Как ушли, когда, при каких обстоятельствах? – напряженно перебил Конан. – Куда вы направлялись?
– Госпожа твердила – в Аквилонию, в Аквилонию, – простецки ответил Клейн. – Я что, человек маленький. Ихняя светлость приказал оберегать хозяйку – я и оберегаю. Дом сгорел, мы по подземному ходу ушли. Вовремя в подвал кинулись, потому и не погибли. Едва выбрались наружу, госпожа указала пальцем на закат и начала твердить: «В Аквилонию!». Я госпожу послушался, повел самой безопасной дорогой. А как путешествовать без денег? Воровал, само собой, попрошайничал. Стыд один. Хорошо хоть госпожа сама себя прокармливает…
Рейе скривился:
– Какой позор… Отцу рассказать – не поверит! Гуль никогда не убивает человека ради пищи, мы предполагаем, что употребление крови смертных – божественный ритуал…
– Счас дам кулаком в лоб – будет тебе ритуал! – пригрозил Конан. – Кровопийцы! Еще раз упомянешь о подобном – своими руками прирежу!
Гуль оскорбился и высокомерно промолчал.
– Все умерли! – тоскливо вещал Клейн. – Господин Эрде, дочка с сыном… Госпожа чувствует, что родная кровь пролилась и безумствует все больше. Словно мстит человеческому роду. Только меня не трогает. Да я бы на ее месте взял меч и зарубил каждого, кто на пути встанет! Еще бы – всю семью потерять!
Из этого долгого сбивчивого рассказа мы извлекли слишком мало полезных сведений, проливающих свет на недавние события в Бельверусе. Туповатый Клейн не смог ответить на вопрос, кто напал на дом хозяина, сумел ли выжить еще кто-нибудь, кроме Ринги, и что вообще происходит в Немедии – в конце концов, никакие мятежи и бунты не вспыхивают без причин. Самое смешное, что Клейн даже не знал о гибели королевской семьи, ему это было просто неинтересно. Задача Клейна – охранять госпожу, чем он старательно и занимался вплоть до нынешнего вечера.
– Может быть, поспрашивать саму Рингу? – неуверенно предположил Конан, посмотрев на Рейе. – Глядите, она вроде бы успокоилась…
– Кляп будешь вынимать ты, варвар, – ответил гуль. – И попрошу не жаловаться, если останешься без пальцев.
– Почему ты называешь меня варваром? – осведомился Конан. – Мы же совсем не знакомы! Вдруг я переодетый аквилонский дворянин?
– Посмотри на свое отражение в зеркале, – Рейе ухмыльнулся, не разжимая губ. – Ты-то, может быть, и переодетый дворянин, но длинная череда твоих предков оставляет за спиной столетия беспросветного варварства. Одна одежда чего стоит! Не понимаю, как можно таскать эти жуткие неудобные тряпки! А какой мужчина заплетает косички во исполнение обетов? Одного не могу понять – ты из Темры или свалился прямиком со скал Эйглофиата? А может быть, из Нордейхма?
– Но-но! – Конан пригрозил гулю кулаком. – Еще раз назовешь меня нордлингом – лишишься клыков и всю оставшуюся жизнь будешь тянуть кровушку через тростниковую трубочку. Надо же, не уметь отличить киммерийца чистейших благородных кровей от какого-то провонявшего сыром скудоумного асира или тугодумного ванира!
– На наш взгляд вы все одинаковы, – вздохнул Рейе и нагнулся над Рингой. – Кстати, в суматохе мы толком и не представились, а этикет обязывает. Ты знаешь слово «этикет»?
– Я еще много других полезных слов знаю, – хохотнул Конан. – Ладно, вот тебе этикет: Конан Аквилонский из Канахов, король Трона Льва. Доволен?
– М-да… Однако… – вот теперь гуля проняло и он воззрился на Конана с безмерным удивлением. Правда, мысли пораженного обитателя Рабиров немедленно направились в противоположную от почтительного чувства сторону: – До чего докатилась цивилизация Заката, подумать страшно. Аквилонией правят варвары! Конечно, до нас, рабирийцев, доходили слухи о новом правителе Тарантии, но я никак не мог предложить, что это будет выглядеть так… экзотично.
– Я всегда подозревал, что любого гуля кровью не пои, дай только гадость сказать! – огорченно проворчал Конан. – Ринга всегда была такой же. Узнаю манеры. Чего сидишь, вытаскивай кляп, нелюдь! Попробуем поговорить с ее светлостью герцогиней. А ты, Клейн, спустись вниз и поставь на огонь большой чан с водой. Госпожу надо хоть немножко отмыть, а то от нее разит, будто от сотни варваров… кхм.
