– Мудрый Хрюмир, не во имя наживы, а ради мудрости твоей пришли мы, – звонким голосом торжественно произнесла воительница. – Жаждут прикоснуться к ней Ингвина Златовласая и благородные ворлоки Муспелльсхейма. Впусти же нас и не дай погибнуть в необразованной серости.
– Часы приема с девяти ноль-ноль до двенадцати, – раздался изнутри категоричный отказ. – Приходите завтра утром, но сначала запишитесь у моего медведя на прием.
Воительница хотела что-то сказать, но ее перебил Ваня Жомов, окончательно потерявший терпение. Отодвинув в сторону девушку, он подошел к двери и, критически осмотрев ее, так саданул кулаком в косяк, что зашаталось все строение, еще минуту назад казавшееся незыблемой частью скалы.
– Ну-ка открывай, дед. Мы из милиции! – рявкнул он. – В случае оказания сопротивления у меня есть приказ полковника Волкова вышибить дверь и применить табельное оружие. Так что будем по-мирному все решать или нам твою халупу по бревнышку разнести?
– Ладно-ладно, разбуянились, дебоширы. Милиция! Еще бы ФСБ из Асгарда с собой притащили, – раздался в ответ недовольный голос. – Сейчас открою. Только подожди, я не во фраке...
Услышав за дверью удаляющиеся шаги, Попов хлопнул себя руками по бедрам и возмущенно посмотрел на Жомова.
– Чего ждешь-то? Дверь вышибай. Этот гад хавчик, наверное, прятать пошел!
Дурной Ваня, услышав просьбу Андрюши, тут же собрался ее исполнить. И делал это не ради еды, которую якобы прятал внутри Хрюмир, а оттого, что попросту истосковался по привычной работе – вышибанию дверей с последующим укладыванием на пол всех посетителей притона. Наверное, одному только Оберону было ведомо, к чему привела бы подобная акция в жилище скандинавского колдуна, мудреца и скальда, если бы в дело не вмешались мы с Рабиновичем. Сеня в мгновение ока оказался между готовым к бою Жомовым и несчастной дверью, а я, зарычав, вцепился зубами в Ванин бушлат.
– Э, вы охренели, что ли, на своих наезжаете? – оторопел омоновец. – Сеня, убери пса, а то бушлат мне новый покупать будешь. – Мурзик, фу! Я сам с ним разберусь, – гаркнул на меня Рабинович и, посмотрев на Жомова, постучал пальцем по виску. – Ты, Ванечка, башкой-то думай немного. Мы сюда за помощью пришли. А как ты считаешь, много он нам напомогает, если мы ему дверь выставим?
– А куда он на хрен денется? – удивился Жомов. – Будет возникать, я ему все почки отшибу.
– Типичная реализация в жизнь поговорки 'Сила есть, ума не надо'! – горестно вздохнул Сеня. – Иди отсюда, бык педальный. Если руки чешутся, можешь пару елок на дрова сломать.
– Дурак ты, Рабинович, – обиделся Ваня. – Тебе помочь хотят, а ты все в издевательство превращаешь. – И, отойдя в сторону, действительно сломал с досады трехметровую елку ударом кулака.
– Воистину велика сила мужа сего, – восхищенно проговорила Ингвина, глядя на лесорубские замашки Жомова. Рабиновича от этих слов перекосило, но комментировать фразу воительницы он почему-то не стал... Видимо, стареет! После пары минут ожидания внутри избы отшельника что-то жутко загрохотало, будто разгрузился самосвал с металлоломом, а затем послышался приближающийся лязг, словно пионеры юные этот самый металлолом растаскивали по углам. Еще через минуту лязг затих, послышался шорох отодвигаемого запора, и старческий голос издевательски произнес:
– Ну, входите, гости дорогие. Попотчую, чем богат. Попов расплылся в счастливой улыбке, ожидая обещанного угощения, а Сеня дернул на себя дверь и застыл. За порогом стоял сухонький старикашка с одним торчавшим из-под верхней губы сломанным клыком и перекошенным корявым носом. Голову деда украшал, согласно здешней моде, ночной горшок с рогами, скрюченное тело сгибалось к полу под тяжестью намотанной на него сетки-рабицы, а в руках Хрюмир держал довольно большой лук, который тщетно пытался натянуть. Грустно посмотрев на оторопевшего Рабиновича, всемирно известный мудрец произнес:
– Ну вот, не получилось. Нужно было лук поменьше выбрать. – Хрюмир отбросил оказавшееся ему не по силам оружие в сторону. – Ненавижу старость! И вас тоже. Впрочем, заходите, раз я вам дверь открыл. Хрюмир развернулся и, громыхая железом, поплелся внутрь своего жилища. Вся делегация вереницей последовала за ним, причем я вновь обогнал всех и проскользнул в дом прямо между ног у своего хозяина (я же предупреждал, что блох не перевариваю!). Внутри обитель Хрюмира оказалась куда более неприглядной, чем снаружи. Стены были покрыты толстым слоем сажи, солома на полу настолько прогнила, что казалось, будто она лежит здесь со времен далекой молодости хозяина жилища, а в углу красовалась большая груда костей и объедков, валявшихся тут, видимо, с самого сотворения мира. Я было рванулся к вожделенному складу собачьих радостей, но там воняло так, что, сделав пару шагов, я чихнул и стремглав метнулся обратно.
Вообще в доме пахло дымом от перекошенного очага в центре комнаты, застарелой плесенью от стен, гнилью от горы объедков и еще чем-то кислым. Видимо, прогорклыми шкурами. Трое ментов брезгливо поморщились, причем у Андрюши от этих ароматов даже пропал аппетит. Хватая ртом воздух, он опустился на ближайшую к выходу широкую скамейку. Она и еще пара ее родственниц составляли основное убранство комнаты. А дополняли его перекошенный стол у очага да мини-копия арсенала вооружений Форсета на дальней стене. Хрюмир запулил снятый с головы ночной горшок в угол и уселся на одну из скамеек.
– Что вы на меня уставились? – ворчливо поинтересовался он, глядя на ментов, застывших в немом удивлении перед странной внешностью хозяина дома. Впрочем, Хрюмир их удивление истолковал по-своему. – Вы думаете, будто я и без вас не знаю, что умереть от старости позорно? – завопил он, хлопая ладошкой по столу. – Только кто это вам сказал, что я умирать собираюсь?
– Да мы, собственно говоря, не по этому поводу, – начал было оправдываться Сеня, но Хрюмир оборвал его.
– Подождите, угадаю, – проговорил он, с прищуром посмотрев на ментов. – Вы хотите узнать, оплатит ли вам бухгалтерия эту командировку? Или будет ли... – Старик неожиданно оборвал себя на полуслове и завопил:
– Стоп-стоп-стоп! Вы откуда взялись такие? И мысли у вас дурацкие, да и сами вы не лучше. Мне многое открыто, и существ я всяких повидал, но вы явно не из этого мира. А у толстяка в мешке и вовсе какая-то странная тварь находится. Ну-ка доставай!
– Сам ты тварь, – обиженно буркнул Горыныч и, немного раздувшись, без помощи Попова выбрался из своего СВ. – Нехорошо такому взрослому человеку оскорблять иные формы разума. Впрочем, чего еще-то от людей ждать? Самые невоспитанные существа во всех вселенных.
– Молчал бы лучше, аристократия трехглавая, – буркнул в ответ Хрюмир и ворчливо спросил:
– Так говорите, странники неведомые, какого рожна отдыху старика помешали?
Рабинович, всю дорогу до жилища Хрюмира репетировавший приветственную речь, вдруг потерял голос. То ли от странного вида отшельника, напоминавшего помесь киношной Бабы-яги с соседом по лестничной площадке, у Сени какие-то контакты в голове закоро-тило, то ли кинолог просто засомневался, действительно ли данный скрюченный радикулитом хрыч может им чем-то помочь. Но, как бы то ни было, вместо изложения собственной проблемы Рабинович зачем-то посмотрел на Ингвину, видимо, предоставляя ей право первого удара по мячу. Как мэру города на открытии футбольного сезона.
Воительница оказалась девицей понятливой и торжественно выступила вперед. В приличествующих случаю витиеватых выражениях дамочка принялась распинаться перед Квазимодо о существующих у нее проблемах. Говорила она долго и нудно, обильно приправляя свою речь дифирамбами корявому уродцу, которые тот принимал с крайне довольным оскалом на физиономии. Ваня Жомов, понимавший только нормативную лексику тренировочного зала да команды офицера, первое время требовал от Попова, сидевшего рядом, перевода слов Ингвины. А потом решив, что это ничуть не интереснее бразильского телесериала по телевизору, принялся откровенно зевать.
Наконец, выбравшись из словесных дебрей мелкой и крупной лести, Ингвина перешла к сути проблемы. Оказалось, что какая-то бродячая шарлатанка несколько месяцев назад сделала ей странное пророчество. Дескать, встретит воительница прекрасного витязя в серой волчьей шкуре, пройдет с ним три круга Нядльхейма и, знав чувства, которые слаще упоения битвой, навсегда откажется от меча. Спасти же воительницу от такой незавидной участи сможет только старая пророчица и колдунья, вкусившая корня Иггдрасиля.
– Вот я и хотела спросить тебя, мудрый Хрюмир, кто эта пророчица и как мне ее найти? – закончила, наконец, свою речь Ингвина и резко выдохнула, как бы облегченно ставя этим точку.
– Ну, знаешь, милочка, если после разговора с каждой базарной гадалкой ко мне всякие девицы за
