Отчаявшаяся маркиза сама, своими собственными руками подала «любовный напиток» королю, но все напрасно. Отведав зелья, венценосный любовник не вернулся в ее объятия. Он по-прежнему увлечен Фонтан.
Медлить нельзя, и отвергнутая метресса решается на черную мессу. Под покровом ночи пробирается она в заброшенную церковь Сен-Марсель, где сатанист Гибур творит сей дьявольский обряд.
Близится полночь. Горят оплывшие свечи, ухает сова, взмывает вверх стая летучих мышей. Бездушная луна равнодушно освещает атрибуты изуверской церемонии: жертвенный стол, стоящий у восточный стены, и колдовскую чашу, наполненную кровью новорожденного младенца.
Дрожа от холода и страха, ложится обнаженная маркиза на каменную столешницу. Согласно ритуалу черной магии, аббат Гибур должен окропить ее тело кровью зарезанного младенца, и тогда ее король к ней вернется.
«Желаю, желаю, желаю! — яростно заклинает маркиза де Монтеспан. — Пусть навсегда сохранит король дружбу ко мне! Пусть и впредь останется королева бесплодной, и пусть покинет ее король ради меня! Пусть король изгонит Фонтан и никогда больше не взглянет на нее! И пусть расторгнет король свой брак с королевой и обвенчается со мной!»
Изувер-священнослужитель поднимает вверх чашу, и…
— Не-е-е-е-т!!!
Разбудил меня собственный крик.
Рядом безмятежно посапывал Славочка. Не проснулся от моих воплей. Очевидно, кричала я исключительно во сне.
Я долго непонимающе таращилась на спящего мужа и фотографию детей, стоящую на ночном столике, пока не осознала, что я — это я, Наташа Короткова, библиотекарь по призванию и сваха поневоле, а не продавшая душу дьяволу Франсуаза Атенаис маркиза де Монтеспан, могущественная фаворитка короля Франции Людовика XV, дочь Габриеля де Рошшуар, герцога де Мортмар.
Осознав, поспешила на кухню — варить на завтрак манную кашу. Славочка любит каши.
Глава 19
Алик вошел в гостиную и испуганно замер перед зеркалом.
Старинное зеркало в резной деревянной раме, венецианское стекло, серебряная амальгама. Отражение в этом зеркале выглядит всегда несоизмеримо краше оригинала.
Алик предпочитает его всем другим зеркалам в доме. Даже в бронзовом суперстильном зеркале, что стоит в спальне Анны Владимировны, он нравится себе куда меньше.
Но сегодня… Сегодня унылое отражение крокодильей морды не в силах оживить даже это чудесное стекло.
«Да, блин, ну и видок! По виду мне сейчас можно дать лет сто. Не меньше!»
Впрочем, чему удивляться? Его внешний вид верно отражает его сегодняшнее настроение и то душевное состояние, в котором он пребывает последние дни, — состояние подавленности и тревоги.
«Фрустрация, блин!»
Тяжко вздохнув, Алик переместился поближе к камину и утомленно прикрыл глаза. Ну и лето выдалось в этом году. Уже середина июня, а по-настоящему жарких дней так и не было.
Камин разожгли недавно, и воздух в просторной гостиной нагреться еще не успел. Но здесь, возле самого каминного экрана, было уже довольно сносно, приятно пахло теплом и яблоневым дымом.
Алик принюхался. Точно. Яблоня. Горьковатый, ностальгически притягательный запах.
Он любит, когда камин топят старыми яблоневыми деревьями. Этот запах нравится ему больше других.
«Изысканность во всем, блин, — вот мое жизненное кредо!»
И все-таки! Все-таки, что же с ним такое происходит? Почему в его голову перестали приходить мудрые мысли? В ней пустота — нет ни цитат, ни терминов, ни сентенций.
Жить так невыносимо скучно. Весь последний год мышление было для Алика главным занятием, любимым делом, придающим смысл всей жизни.
Он думал, так будет вечно. Не берег свой талант. Транжирил! Играл мыслями, как шариками от пинг- понга! Играл просто так, из спортивного интереса. Неужели он потерял свой дар навсегда?
Вот уж поистине: что имеем — не храним, потерявши — плачем!
Часы на каминной полке пробили шесть раз. Скоро позовут ужинать. Прислуга еще в обед предупредила, что ужин Алику сегодня подадут на полчаса раньше. Вечером хозяева ждут гостей — зарубежных партнеров Анны Владимировны по бизнесу.
Он прислушался к суматохе на кухне. Матерится, гремя кастрюлями, кухарка, возбужденно хихикает домработница Оленька. Грандиозный прием намечается, если судить по той суете, что царит в доме.
Он дернулся, как от удара.
«Суета, блин! Вот оно — ключевое слово. Суета сует! Пустые, блин, хлопоты».
Философские мысли не приходят в его голову потому, что голова занята! Занята мелкими, суетными мыслями. Не мыслями, а мыслишками!
И виновата во всем — Короткова!
Мелкие нудные дрянные мысли, бессонница и состояние смятения — все это из-за Наташки. Вечно с ней что-нибудь приключается!
Тревога за подругу хозяйки снедает Алика в буквальном смысле этого слова, мутит душу, подавляет творческий порыв и не дает заниматься любимым делом.
Интуиция подсказывает: Наташа опять влипла в какую-то передрягу. Влипла сама и тянет за собой окружающих.
«Пристала, блин, со своими проблемами, как банный лист к заднице. Голова, блин, пухнет!»
Послал же господь его хозяйке подруженьку. С такой подружкой и враги не нужны!
Целыми днями эта Короткова Анне Владимировне названивает, все совета просит. А та, добрая душа, ересь ее часами слушает, во все мелочи вникает, ну и советует, конечно. Не без этого!
«Страна советов, блин!»
Думаете, Короткова дорожит этими бесценными советами? Вовсе нет! Выслушает, поблагодарит (раз сто «спасибо» скажет, не меньше), а сделает все по-своему.
Вот давеча привязалась: мол, не знает, что ей делать с поклонником. Встречаться ей с ним или не встречаться? И если встречаться, то где?
Как уж там этой невыразительной безмозглой клуше удалось заполучить себе ухажера, Алик сказать затрудняется. Самое начало разговора он пропустил. Поздно спохватился. Не может же он все телефонные звонки контролировать.
Своих дел хватает!
Пока сообразил, с кем хозяйка по телефону беседует, да подошел поближе — Анна Владимировна уже на повышенные тона перешла.
— О-бал-деть! — потеряв терпение, вопила она, надрывая и без того натруженные голосовые связки. — Я тебе еще раз повторяю, тебе самой это надо?! Он тебе нужен? Ты сама хочешь пойти на это свидание?
— Не-ет, — проблеяла Короткова, прикидываясь овечкой.
«Притвора, блин!»
— Тогда не ходи!
— Не могу.
— Почему?!
— Я уже обещала, что приду.
— Ну и что?
— Неудобно.
— Кому?!
— Мне.
— О-бал-деть!
И так в течение всего разговора.
Целый час терзала она его хозяйку, прежде чем согласилась, что да, мол, пожалуй, ты, Анечка, права:
