Папаша ее захлещет за такие проделки, – проговорил Ярослав и виновато посмотрел на Алексея. – Это я ей рассказал про войну в североамериканских штатах. Она сразу загорелась, карту нашла, узнала, что сначала нужно до Москвы добраться, затем до Одессы, а там, говорит, на любой из кораблей можно устроиться, что в чужие страны плавают, лишь бы деньги были.
– Это Надежда решила, что вам тысячи хватит, чтобы до Америки добраться?
– Нет, она, наоборот, сказала, что тысячи маловато будет. Только мы побоялись сразу много требовать. Я несколько раз у матушки помаленьку с выручки брал, рублей пятнадцать всего, но она заметила и отлупила меня. Надька свою копилку разбила, пятьдесят целковых приложила к нашему общему капиталу, да бабушка ей на именины золотой империал[7] подарила. Но она через неделю хотела заставить папашу таким же манером еще три тысячи рублей заплатить. – Мальчишка передал маску Алексею. – Ее Надька сама сшила, а плащ изготовила из старой занавески.
– Ничего себе! Вошла во вкус девица! – Иван подошел незаметно и все это время стоял за спиной Алексея. – Далеко пойдет, если сейчас не остановить! – И обратился уже к гимназисту: – Получается, на самом деле у вас не ты атаман, а эта юная барышня?
Мальчишка виновато шмыгнул носом.
– Получается. Она и драться умеет. В прошлом месяце так кулаком меня в нос звезданула, что целую неделю не нос был, а форменная гуля.
– Как ты считаешь, Иван, следует нам проехать к Полиндеевым или нет? – спросил Алексей, обращаясь к Вавилову. – Что-то мне подсказывает, надо в первую очередь вздернуть за шиворот эту юную леди с разбойными задатками.
– Вот видишь, наши подозрения полностью подтвердились. Заговор созрел в семейном гнезде! – произнес Иван с самым строгим видом. И прикрикнул на гимназиста: – А ну встать! И бегом к коляске.
Полиндеев послушно дожидался их на опушке небольшого соснового бора и радостно оживился, когда увидел полицейских сыщиков. Зажатый ими с двух сторон гимназист вышагивал с самым удрученным видом. И ноги его заплетались в траве точь-в-точь как у самого Карпа Лукича за час до случившихся событий на поляне у Рыжего озера.
Когда Иван сообщил купцу о намерении посетить его дом и побеседовать с младшей дочерью, Карп Лукич побагровел лицом, но ничего не сказал, лишь обреченно махнул рукой, а в глазах у него вновь появилось затравленное выражение. Бывшего Ворона увезли в арестантской карете домой на суд и расправу к собственной матушке, а сыщики устроились друг против друга в коляске спиртозаводчика.
Первое время Карп Лукич помалкивал, лишь изредка шевелил губами: непонятно, то ли молился, то ли, наоборот, поносил кого-то последними словами. Но то, о чем он думал в это время, вылилось вдруг во взволнованный монолог, который Полиндеев, как записной трагик дешевого провинциального театра, приготовил напоследок, за четверть версты до собственного дома.
– Ишь, щенок паршивый, сколько кровушки мне попортил, – произнес он сердито, проводив взглядом арестантскую карету, которая обогнала их на одном из поворотов дороги, ведущей к Североеланску. – Уж как я порадуюсь, когда матушка всыплет ему по первое число. – И, подняв вверх указательный палец, изрек назидательно, но с трагическим надрывом в голосе: – А всему причиной – книги! От них все мерзости и послабления в вере! Откуда мог Ярослав узнать о такой наглости – почтенному человеку угрожать, смертельно его запугивать? От матушки? Ни в коем разе! От друзей-приятелей? Так тем и вовсе откуда это дело знать, коли из хороших семейств, испокон веку в достатке живут. Но всегда найдется белая ворона, которой хочется жить лучше всех, но чтоб особых трудов при этом не затратить. – Полиндеев открыл табакерку, затолкал в обе ноздри по щепоти крепчайшего табака, оглушительно чихнул и после этого пришел в более спокойное состояние. Его лицо приобрело благостное выражение, хотя в речи заметно проскальзывало недовольство: – Я ведь и Вере, и Надьке, почитай, постоянно твержу: не сушите зря мозгов, бросайте эти книжки к чертовой матери! Коли родились дурами, так дурами и помрете, умней от своей грамоты не станете! Да с ними разве сладишь? Ты им слово, а они тебе дюжину в ответ, да так все складно и ладно у них получается, что вмиг тебя заговорят, сам забудешь, о чем речь шла. Никакого прока от такой учебы! Начитаются этих самых... как их?.. романов, а там, того гляди, замуж не по-людски пойдут, а сбегут с кем-нибудь из приказчиков. – Он тяжело вздохнул и скривился, как от зубной боли. – Вишь, Надежда моя что удумала? На пару с этим мерзавцем бежать? Непременно устрою ей выволочку, чтобы навеки забыла и про книжки свои поганые, и про кавалеров сопливых!
И на этой жизнеутверждающей ноте коляска свернула к двухэтажному особняку, где Карп Лукич Полиндеев проживал со своим беспокойным семейством.
Глава 8
– Батюшка! Карп Лукич! Живой ли? – бросилась им навстречу высокая молодая женщина.
Она никак не вязалась с образом толстой курносой купчихи, который Алексей успел создать в своем воображении. Екатерина Савельевна Полиндеева была стройна, красива, с роскошными темными волосами, уложенными в высокую прическу.
«Однако, – мелькнуло в голове Алексея, – отхватил купчик себе супругу, явно не по своему статусу и вернее всего из обедневших дворян».
– Живой, живой и здоровый! – Карп Лукич обнял жену за плечи и ласково заглянул ей в глаза. – Места небось себе не находила, думала, привезут меня закоченелого? Только не родился тот мерзавец, кто сумел бы купца Полиндеева вокруг пальца... – Карп Лукич покосился на сыщиков, молча взиравших из-за его спины на воссоединившееся семейство, и фразу не закончил.
– Господи, Карп Лукич, о чем ты говоришь? – Екатерина Савельевна сложила молитвенно руки на груди. – Мы ни минуты не сомневались, что в полиции тебе помогут. – И она с любопытством посмотрела на гостей.
Полиндеев заметил ее взгляд и, подхватив Ивана и Алексея под локти, представил хозяйке:
– Познакомься, голубушка, два наших самых замечательных сыщика – Иван Александрыч Вавилов и Алексей Дмитрич Поляков. Вмиг злоумышленника вычислили и так дело обставили, что я и глазом не успел моргнуть, как его за руку схватили.
– О боже! – Екатерина Савельевна всплеснула руками. – Надеюсь, он не стрелял в тебя?
– Что вы, дорогая Екатерина Савельевна, – Иван учтиво шаркнул ножкой и приложился губами к ручке купчихи, – не в наших правилах допускать, чтобы в безвинных людей стреляли. Мы лучше сами под пули ляжем, но чтобы подставить кого? Ни-ни, у нас с этим строго!
«Ну, понесло по кочкам», – усмехнулся про себя Алексей и в свою очередь поцеловал руку хозяйке. Она у Екатерины Савельевны была маленькой и изящной, с длинными сильными пальцами. И он подумал, что она наверняка хорошо играет на фортепиано и поет при этом романсы низким грудным голосом.
– Проходите, гости дорогие, проходите в столовую, – Карп Лукич протянул приглашающе руку, – как раз к ужину поспели. – Он весело подмигнул жене. – За успех можно и по рюмочке-другой пропустить. Вино у меня знатное, а кому в охотку, так тому и водочки подать не возбраняется.
– Спасибо за приглашение, – Алексей придержал шагнувшего было к дверям столовой Вавилова за плечо, – ужин от нас не убежит, но мы с Иваном Александровичем хотели бы поначалу исполнить то, зачем приехали.
– Ну да, – купец помрачнел, – непременно надо исполнить. – И посмотрел на Екатерину Савельевну. – Голубушка, приведи сюда Надежду. Господа начальники желают с ней поговорить.
– Наденьку? – побледнела купчиха. – С какой стати?
– А с такой! – побагровел в свою очередь Полиндеев. – Не успел я сказать, а ты не спросила, кто под именем Ворона скрывался!
– Кто? – прошептала испуганно Екатерина Савельевна. – Неужто из наших знакомых?
– Знакомее некуда, – совсем сердито ответил Карп Лукич и погрозил кому-то невидимому кулаком. – Ярослав это, нашей Надьки ближайший друг. Говорил я тебе, что его визиты до добра не доведут? Говорил или нет?
– Говорил, – и вовсе едва слышно, одними губами ответила Екатерина Савельевна, – но все же под приглядом? Никаких вольностей. Такой вежливый молодой человек, гимназист. И с маменькой его мы хорошо знакомы.
– То-то и оно, что знакомы! – вздохнул Карп Лукич. – Забрал я свое заявление из полиции. Пусть
