Финита ля комедиа

Наташе.

– Откуда такие детали? – усмехнулся Тартищев. – Сдается мне, у вас там свой интерес?

Желтовский посмотрел на него исподлобья и сделал еще несколько глотков, по-прежнему не притронувшись к пирожному.

– Вы правы, – ответил он сухо, – у меня есть свой интерес. С Любкой я познакомился пару лет назад, когда писал о местной богеме. Любка-Гусар была одной из ярких ее представительниц и вполне оправдывала свою кличку – бесшабашная, заводная, совершенно лишенная меркантильных интересов и на первый взгляд абсолютно без царя в голове. Мы с ней быстро подружились. Она снабжала меня контрамарками на все представления варьете. У них, знаете ли, хороший стол, так что мы частенько с друзьями туда захаживали. И представьте, каково было мое удивление, когда я узнал, что у этой размалеванной и весьма вульгарной девицы есть сестра – совершенно неиспорченное, неискушенное создание, очаровательное и умненькое... Любка всячески ее оберегает и не знакомит со своими приятелями. Даже квартиру ей отдельную снимает, чтобы Наташа не узнала об ее подлинных занятиях.

– Насколько я понимаю, вы испытываете к Наташе теплые чувства и озабочены ее судьбой не меньше, чем сама Любка? Но при чем тут убийца, которым вы меня заинтриговали вначале? – полюбопытствовал Тартищев.

Желтовский отставил чашку.

– Будет вам убийца, Федор Михайлович. – И улыбнулся. – Но чуть позже. А пока слушайте по порядку. Мы с Наташей собираемся обвенчаться после Пасхи. И сегодня хотели с утра поехать по магазинам купить кое-что к свадьбе. Но Наташе нужно было до десяти появиться в ателье, провести примерку платья какой-то важной заказчице. Мне же требовалось срочно сдать репортаж для воскресного выпуска газеты, и после этого я был бы свободен весь день. Мы договорились, что я заеду за Наташей в ателье. Я так и поступил. Но мадам Сезан встретила меня чуть ли не на пороге и с беспокойством сообщила, что Наташа сегодня в ателье не появлялась. Клавдия Леопольдовна лично провела примерку, но была сильно озабочена, не случилось ли чего с Наташей. Ее тревога передалась мне. И я отправился к ней домой. Наташу я застал всю в слезах, чуть ли не в истерике. – Желтовский судорожно перевел дыхание. – Одним словом, Федор Михайлович, сегодня утром к ней прибежала Любка, вся избитая, с синяком под глазом. И рассказала сестре, что ее таким образом отделал кавалер. Она едва вырвалась из его рук. Наташа уговорила ее заявить в полицию, а после пожить некоторое время у нее, – пояснил Желтовский и продолжал свой рассказ: – Любка согласилась, но прежде решила забежать к себе на квартиру, там у нее остались кое- какие сбережения и документы, и прихватить их с собой. Когда я появился у Наташи, прошло уже более четырех часов, а Любка так и не вернулась. Я принялся Наташу успокаивать, но она смотрела на часы и рыдала все сильнее. В конце концов я догадался, что дело здесь не совсем простое и моя невеста что-то от меня скрывает. Я слегка поднажал, и она призналась... – Журналист опять перевел дыхание и беспомощно посмотрел на Тартищева. И последние слова произнес с отчаянием и почти шепотом: – И Любка, и Наташа косвенно, но причастны к убийству в гостинице «Эдем».

– О, матерь божья! – поперхнулся чаем Тартищев. – Предупреждать надо, молодой человек, о подобных сюрпризах! – И пристально посмотрел на Желтовского. – Вы полностью отдаете себе отчет, когда заявляете о таких вещах?

– Я похож на идиота? – в свою очередь справился Желтовский. – Думаете, мне было легко решиться на подобный шаг? Но девушки, насколько я их знаю, согласились помочь этому мерзавцу только потому, что он их об этом очень просил. Причем Наташу уговорила Любка, а не ее кавалер.

– Как я понимаю, причина в Любкином кавалере? И вы именно его склонны считать убийцей?

– Я не склонен считать его убийцей, – нахмурился Желтовский, – я точно знаю, что он убийца.

– Хорошо, продолжайте, – Тартищев откинулся на спинку стула.

– Любкин кавалер, или, как она его называет, «ухажер», объяснил ей, что хочет разыграть двух своих приятелей, которые постоянно над ним подшучивают, что он в его-то годы роман завел с молодой девицей. И попросил Любку помочь ему. Дескать, сами святошами прикидываются, так вот возьмем и проверим их на предмет святости. Именно Любка заказывала пятый номер и оставила в нем бутылку вина. Ее приятель предупредил, что в нее подсыпан сонный порошок и чтобы она ни в коем случае вина не пробовала. Любка же передавала записку с приглашением на свидание от «актриски» старичку, якобы приятелю ее ухажера, а он сам вызвался подбросить записку с точно таким же посланием Каневской. Фамилии женщины и старичка Любка узнала после из газет и бросилась искать своего милого, чтобы расспросить, почему все так получилось. Не нашла. Оказывается, такого адреса вовсе нет, который он ей сообщил при знакомстве.

– Они что ж, только у нее встречались? – спросил Тартищев.

– Судя по всему, именно так, но Наташа доподлинно всего не знает. Сами понимаете, Любка ее в свои амурные дела не слишком посвящала.

– Итак, они все-таки встретились, если этот ухажер, по вашим словам, ее отделал как следует? И как, объяснились?

– Любка рассказала сестре, что он заявился ночью. И когда она потребовала от него объяснений, страшно рассвирепел и кинулся на нее с кулаками, так что вместо ответов получила она синяки да шишки. Но не это меня волнует. Дело в том, что по просьбе сестры письмо Сергею Зараеву написала моя Наташа и она же пришла к нему на свидание! Она страшно этого не хотела, боялась, но Любка чуть ли не на коленях ее умоляла. На нее, мол, он не клюнет, а перед Наташиной красотой не устоит. Так моя невеста оказалась причастной к этим грязным делишкам.

Я ей верю. Она действительно ни о чем не догадывалась, равно как и ее сестра. Хотя та, как понимаете, и Крым, и Рым прошла, и Альпы покорила! А Наташа сейчас в голос рыдает и говорит, что, когда письмо писала, меня представляла. Так что это объяснение в любви не актеру, а мне... – Желтовский растерянно посмотрел на Тартищева. – Что дальше делать, ума не приложу! Я пообещал Наташе скоро вернуться. Поехал в редакцию сообщить, что завтра не появлюсь по семейным обстоятельствам, и вдруг вижу, вы возле трактира из коляски вышли. Эх, думаю, была не была!..

– Постойте, битый час вы рассказываете мне столь душещипательные истории, а фамилию убийцы так и не назвали, – остановил его движением руки Тартищев. – Кто он таков?

– Понятия не имею! – с удивлением посмотрел на него журналист. – Я его ни разу не видел, равно как и Наташа. О его существовании мы знаем только со слов Любки. Она каждый раз обещала с ним познакомить, но все как-то не складывалось. Похоже, ее кавалер всегда находил причину, чтобы не встречаться с нами. Любка извинялась и говорила, что он не любит шумных компаний, большой домосед и вообще очень скромный человек.

– Но по имени она хотя бы его называла? Упоминала, где он служит? – нетерпеливо спросил Тартищев.

Журналист пожал плечами:

– Право слово, не помню! Если даже и называла, то в памяти моей подобный факт не отпечатался. Мне этот человек был абсолютно неинтересен!

– Ну, Желтовский, вы и фрукт! – Тартищев озадаченно покачал головой. – Делаете заявление, что знаете убийцу. Я сижу, развесив уши, а вы вдруг сообщаете с самым невинным выражением лица, что вовсе не знаете ни его имени, ни рода занятий! И как мне прикажете с вами поступить? – Он слегка приподнялся со стула, оперся ладонями о столешницу и заглянул в лицо Желтовскому. – Ну-с, господин Пинкертон, вы Любкин адрес хотя бы помните?

– Помню, – покраснел тот, – простите, Федор Михайлович, я ведь с самого начала хотел предложить вам встретиться с Любкой. Уверен, она гораздо больше сумеет рассказать. И вспомните, я ведь и вправду обещал вам сообщить имя, но не убийцы, а того, кто его знает. То есть Любки-Гусара...

– Все! Довольно! Едем! – приказал Тартищев и, поднявшись из-за стола, крикнул половому: – Человек, счет! – Расплатившись, он прошел к выходу, где швейцар подал ему шинель из гардероба. Натягивая перчатки, он смерил взглядом Желтовского и неожиданно хлопнул его по плечу ладонью. – Ладно, не журись, как у нас в Одессе говорят! Найдем Любкиного кавалера непременно, а Наташе твоей ничего не грозит, разве что урок хороший получит и больше на поводу у сестрицы не пойдет!

– Федор Михайлович, давайте сначала к ней заглянем, – попросил журналист, – возможно, Любка уже там!