голос:
— Свейтить бронхи!
Вася вопросительно посмотрел на дедушку, и тот шепнул ему:
— Это, видно, американец просит. Он же по телерадио всё видит и слышит.
Васю попросили повернуться спиной. Перед его глазами оказался экран. Он посмотрел на него и обмер. На экране светились, дышали, бились, двигались все его внутренности. Он видел, как сжимается и разжимается его сердце, видел, как вздыхают сероватые лёгкие, как бежит в жилах ярко-красная кровь. Он видел всё в красках, в цветах и не просто в натуральную величину, а в значительно увеличенном виде.
Так вот почему учёные даже не поднялись с мест! Они пользовались цветным рентгеновским аппаратом, который просвечивал тело насквозь, позволяя видеть невидимое, скрытое.
Кто-то попросил по радио:
— Включите сердечные шумы.
О, это было что-то совершенно невероятное! Вася услышал, как стучит его сердце, стучит так, что его можно было услышать даже за сто метров.
Учёные в зале и учёные в далёкой Индонезии изучали состояние Васиного организма с такой точностью, что ошибок в их оценке быть не могло. И всё-таки, когда длительный внутренний и внешний осмотр окончился, учёные вдруг стали спорить. В спор вмешивались и те, что были за океаном, и, как потом оказалось, африканские учёные, которые просто не успели прилететь, но были извещены о конференции. Все забыли о Васе, и он присел на диванчике. К нему подошёл дедушка, крякнул и присел рядом. Прислушиваясь к спору учёных, он с уважением сказал:
— Вот, брат, как разговорились! И, понимаешь, всё по-латыни! Подумать только — ведь кроме врачей и аптекарей теперь уж, наверное, никто не знает латинского языка. А они на нём, как на родном, разговаривают.
Вася следил за молодым врачом, который почти не участвовал в споре. Он стоял на сцене, заложив руки за спину, выпрямившись, и на его лице играла лёгкая улыбка собственного превосходства. Она почему-то показалась Васе такой неприятной, что он спросил:
— А кто этот задавака?
— Это? А ты не знаешь? — хитро улыбнулся дедушка.
— Не-ет…
— Это, брат ты мой, сын Сашки Мыльникова. Да… Вот стал врачом.
— Сын… Сашки Мыльникова?… Значит, он жив?!
— Ну как же! Известный поэт.
— Он и сейчас пишет?
— А как же?… Товарищ Мыльников! — окликнул дедушка молодого врача. — А что пишет сейчас ваш отец?
Мыльников-младший выпрямился и с гордостью, отчеканивая слова, ответил:
— Мой отец пишет сейчас новую поэму! Называется она «Космос». В ней будет двести тысяч строк.
И Вася подумал, что этот Мыльников-младший не столько сам «воображает», сколько кичится своим папашей. Однако Вася невольно ощутил прилив уважения к поэту Александру Мыльникову. Подумать только — двести тысяч строк! Это ж надо высидеть!
Между тем учёные-врачи как будто окончили свой спор, и Мыльников-младший обратился к Васе очень официально:
— Мы вам очень благодарны, товарищ Голубев, но вам придётся ещё потрудиться. Нам нужно съездить с вами на то место, где вы замерзали и отмерзали.
Прежде чем Вася успел что-нибудь сказать, дедушка решительно запротестовал:
— Нет! Я не разрешу этого. Человеку нужно отдохнуть. У него и так слишком много впечатлений.
Ли Чжань первый согласился с дедушкой, и все порешили, что экскурсию на место Васиного «воскрешения» нужно отложить до следующего дня.
Глава девятнадцатая
Что такое счастье?
В машине Васю ждали Лена и Женька.
Солнце скрылось за ближними домами, и над сопками в зеленоватом небе показалась бледная, пятнистая луна. Она была едва заметна и казалась заплутавшимся обрывком облака. В домах зажглись разноцветные огни. Слышались звуки музыки. Бесшумно проносились сияющие мягким светом электронки.
В небе, освещённые последними отблесками розовой зари, почти бесшумно проплывали вертолёты — маленькие, похожие на жучков, индивидуальные и побольше — семейные или общественные. Много было и пешеходов в лёгких красивых одеждах. У иных модников одежда была отделана цветной светящейся тканью, которая мягко и загадочно мерцала в сумерках.
И Васе почему-то стало грустно…
Он устал во время врачебного осмотра и сейчас, вспоминая его, не мог не думать и о Сашке Мыльникове.
Значит, он жив! Значит, он не сумел сделать всё для того, чтобы спасти его из занесённого снегом шурфа! Разве он, Вася, смог бы успокоиться, если бы знал, что его товарищ погибает или даже уже погиб! Да он бы сам лучше замёрз! А Сашка, оказывается, смог и даже не расстроился.
Он, наверно, окончил школу отличником. Ведь не мог же человек, окончивший школу кое-как, стать известным поэтом, который пишет космические поэмы в двести тысяч строк! Потом он, наверно, окончил какой-нибудь литературный институт и вот теперь пишет себе свой поэмы по всем правилам, и все его уважают.
А то, что этот уважаемый человек оставил в беде товарища, никто и не знает.
Но тут впервые Васе показалось, что он ошибается. Ведь не может быть, чтобы Сашка — пусть парень и положительный, хотя порой и вредный, самолюбивый и всё такое прочее, но всё-таки пионер, советский школьник, Васин товарищ, — поступил так подло! Не мог он так поступить! И стоило Васе начать оправдывать Сашу, как он немедленно вспоминал, что ведь и родители тоже не нашли его. Так чего же ждать от Сашки Мыльникова? Значит, были какие-то особенно серьёзные причины. И узнать о них он может только тогда, когда повидается с Мыльниковым.
Словом, почти всё выяснилось, но ощущение грусти всё-таки не пропадало. Может быть, ещё потому, что Вася как будто даже завидовал и Женьке Маслову, и Сашке Мыльникову. Подумать только! Один — биомеханик, второй — известный поэт. А что он, Вася! Что из него ещё выйдет! Ох, неизвестно… Вокруг столько интересного…
— Нужно спешить, — сказал дедушка, — сейчас самая лучшая видимость межпланетных телевизоров.
— Да, — подтвердила Лена, — а то начнутся служебные переговоры — не настроишься на волну.
И, несмотря на то что Вася чувствовал себя немного несчастным, он всё-таки заинтересовался этим разговором и спросил:
— Это что ж, можно будет посмотреть, как живут люди на других планетах?
— Да, конечно, — безразлично ответила Лена и едва заметно зевнула.
Вася был неприятно удивлён таким равнодушием.
— И что же, служебные переговоры очень мешают настраиваться на волну?
— Да как тебе сказать… Не так чтобы очень… Лунные ещё ничего, а вот те, что работают на наводке межпланетных кораблей, и особенно те, что связаны с Марсом и Венерой, — вот эти очень мешают. Они же очень сильные! Шутка сказать — послать радиоволну сначала на Луну, оттуда передать на промежуточный искусственный спутник, а потом уж оттуда на Марс или на Венеру! Вот эти-то служебные станции и мешают… Да и вообще-то мы уже не смотрим Марс или Венеру, а уж Луну тем более! Ничего интересного! — капризно
