этот человек с блестящим буддистским образованием, глубокий знаток истории и культуры Востока, был живым первоисточником. Помогая ему осуществлять сложнейшую дипломатическую миссию в Петербурге, художник не уставал черпать из этого кладезя знаний все новые и новые сведения о государстве, которое его особенно интересовало, — об Индии. Но не только о ней…
От Дорджиева он впервые услышал и то, что повлияло коренным образом на всю его дальнейшую жизнь: посланец Далай-ламы поведал ему о стране Шамбале и ее правителях-махатмах, обладающих тайными оккультными знаниями, ядром которых является ключ к космической энергии вселенского бытия. При этом Дорджиев назвал Николаю Константиновичу место, где находится Шамбала, — на стыке границ Индии, китайской провинции Синьцзян и северо-западного Непала.
Если на этом стыке вы выйдете к широкой долине, по которой течет небольшая река с чистейшей прозрачной водой, в ней плавают медленные золотистые рыбы, а далеко в перспективе, на горизонте, возникает горная гряда, и в ней будут выделяться четыре вершины, отдаленно напоминающие четырех стариков, сидящих в позе лотоса, значит, вы у цели: за этой грядой Шамбала…
И тут надо заметить, что на географической карте местонахождение страны обетованной, указанной Агваном Дорджиевым, точно соответствует району Нгари, которым правил Нага Навен, а он в двадцатые годы, став сепаратистом, замыслил отделение своей вотчины от Тибета при поддержке коммунистического интернационала и даже строил планы создания буддийского интернационала — не без подсказки, конечно, из Москвы.
… Их разбудили громкие голоса, смех.
В палатке уже не было ни мальчиков, ни Ильи, ни Вадима.
За ночь тепло растаяло, и не хотелось вылезать из спального мешка.
— Папа! Мама! — кричал радостно и нетерпеливо Святослав — казалось, совсем рядом. — Когда же вы наконец проснетесь? Посмотрите, какой парусник!
— Встаем, Коля, — сказала Елена Ивановна, и в ее голосе слышалось явное нетерпение: значит, все у Вадима получилось.
Действительно, когда через несколько минут они вышли из палатки, — уже высокое солнце в совершенно ясном небе, блеск водной глади, ласковый свежий ветерок, крики чаек — первое, что увидели Николай Константинович и Елена Ивановна, был красавец парусник, причаливший к берегу, с высокой кормой и мачтой, похожей на многоярусный крест. Под его острым килем в воде играли солнечные блики.
Возле парусника стояли мальчики, Владимир и Илья, Вадим, Глеб и высокий крепкий парень с крупными рябинками на мужественном обветренном лице. Рябинки его вовсе не портили.
— Проснулись! Проснулись! — обрадовался Святослав и пустился в дикий пляс вокруг родителей.
— Доброе утро, — сказал Владимир улыбаясь. — Сладилось! Вот, знакомьтесь: Александр Захлебов, капитан этого безымянного парусника.
— Я предлагаю назвать его так: «Наутилус»! — воскликнул Юрий.
А Александр Захлебов сказал:
— Здравствуйте! — и добавил с достоинством: — Хорошо, сходим на Роговый, вернемся, тогда и с названием, раз вы считаете, что без него негоже, определимся.
— Так давайте грузиться на парусник! — потребовал самый младший Рерих.
— Сначала завтрак, — возразила Елена Ивановна. Часы показывали половину первого пополудни, когда парусник отправился в путь — сначала на веслах.
— Отойдем сажен на триста, тогда и парус поднимем, — сказал капитан. — Там, на волне, ветер покрепче.
Их провожали, наверно, все жители села Иван-дом: стояли молчаливой толпой, смотрели — ни единого слова, хмурые лица; несколько малых детишек, как и вчера, державшихся за подолы мам и бабушек, почему-то плакали. Над молчаливой толпой явно витали неодобрение и страх.
На веслах сидели Илья и Владимир, мальчики устроились на носу, жадно всматриваясь вдаль, в, казалось, беспредельный водный простор, сливавшийся с горизонтом; противоположного берега не было видно.
Возле мачты к палубе была накрепко приделана скамейка с низкой спинкой, и на ней устроились Елена Ивановна и Николай Константинович. Заботливая мама не уставала повторять: «Юрик! Слава! Держитесь крепче!»
Ветер, хотя и дул ровно, усилился. По водной глади бежала нервная зыбь.
— Суши весла! — скомандовал капитан. — Поднимаем парус!
— Ура-а-а! — закричали мальчики.
Громко хлопнул взбиравшийся по мачте полотняный парус, тут же надулся пузырем; Александр, орудуя туго натянувшимися канатами, развернул его по нужному курсу, и парусник стремительно помчался вперед. Под килем запела, забурлила вода, а сзади, от кормы, бежали в стороны два белых пенных уса, постепенно исчезая в волнах.
— И сколько нам плыть до острова? — спросил Николай Константинович.
— Если так будем идти, — откликнулся капитан, — думаю, часа полтора.
И почему-то все примолкли, даже мальчики больше не разговаривали.
Только плеск воды за кормой, свист ветра, пронзительные крики чаек, которые рваной белой стайкой летели следом.
Прошло больше часа. На горизонте, по ходу парусника, возникла полоса земли.
— Роговый, — тихо сказал Александр.
Полоска земли становилась все отчетливее, обозначились на ней высохшие макушки низких елей, росших, казалось, на самом берегу.
Вынырнул из воды огромный валун, гладко обточенный водой, темный, мрачный; мимо него прошли совсем рядом, и от древнего ледникового пришельца будто пахнуло могильным холодом.
Николай Константинович старался рассмотреть рисунок трещин на камне — что-то в нем угадывалось… Но уж слишком быстро все промелькнуло мимо. И тут его руку цепко, сильно сжали пальцы Елены Ивановны — они были неестественно холодны. Он, повернувшись, увидел побледневшее лицо жены с замершими, широко распахнутыми глазами, в которых застыл ужас.
— Лада…— прошептал он, накрывая своей рукой ее руку. — Что случилось?
— Он живой… Он был живым…
— Кто?
— Камень. Я встретила его взгляд. Он…
Елена Ивановна не успела договорить — внезапно навстречу паруснику ударил тугой, плотный шквал ветра. Мгновенно парус натянулся, судорога пробежала по корпусу, послышался треск досок…
— Держитесь крепче! — закричал капитан, а Глеб, цепко взяв за руки мальчиков, уже тащил их к высокой задней корме. К ним бросились родители, и скоро все сбились в плотный комок, держа друг друга. Илья и Владимир помогали Александру, который пытался опустить парус, но у них ничего не получалось.
— Нас относит от острова! — крикнул Глеб. Действительно, оказывается, парусник развернуло, и теперь, боком кренясь на левый борт, он стремительно отдалялся от острова Роговый.
— Посмотрите на небо!.. — крикнул Илья, и страх был в его голосе.
Небо затянула серая клубящаяся дымка, которая все сгущалась, но самое невероятное было то, что в серой, казалось, живой пелене все двигалось, перемещалось, сталкивалось, и светили ДВА солнца, совершенно одинаковых, густо-лилового цвета, и на них можно было смотреть.
Ветер теперь налетал беспрерывными порывами, они становились все сильнее и сильнее, вокруг свистело, трещало, за кормой поднимались волны с пенными гребешками, парусник начало заливать водой.
Налетел шквал невероятной силы — он ударил в борт парусника с таким остервенением, что мачта затрещала, и медленно накренилась к борту, увлекая за собой парус…
Мачта переломилась, однако не упала за борт; торчали острые, как клинки, щепы.
— Мы перевернемся!.. — закричал Саша, пытаясь отвязать парус, — Глеб, Вадим — топор!.. Вон, под мешком с песком!
