Из кузницы слышится звон металла.
– А наш Доррин, как всегда, все в трудах? От восхода до заката?
– По-моему, вы все такие. Я имею в виду уроженцев Отшельничьего, – отвечает Лидрал с едва уловимой ноткой горечи. – Он трудится не покладая рук – если не выполняет повинность, то мастерит вещи на продажу или возится со своей машиной... – осекшись, Лидрал стряхивает снег с непокрытой головы. – Но что это я тебя на крыльце держу? Давай поставим лошадь в стойло, а потом я угощу тебя горячим сидром и накормлю, чем смогу.
– Так он по-прежнему занимается этим дурацким двигателем? – спрашивает Кадара по пути к конюшне. – Все не угомонится?
– Какое там – «угомонится»! Он даже нашел корабль, куда собирается эту штуковину поставить. Загвоздка только в том, чтобы сдернуть этот корабль с мели. Он уже и на верфи место подыскал, куда его поставить, а ночами пропадает на борту. Делает обмеры и расчеты, чтобы впихнуть свою железяку в старый корпус.
– Надо же, я и не знала... – голос Кадары звучит хрипло, она кашляет. – Может быть... Может быть, следующей весной или летом собственный корабль окажется очень даже кстати.
Открыв дверь конюшни, Лидрал нашаривает фонарь с прикрепленным к нему огнивом.
– Тесновато здесь, – говорит она. – Но всяко лучше, чем под открытым небом.
– В сравнении со многими местами, где мне приходится ночевать, это настоящий дворец, – возражает Кадара. – Тут даже сухо.
– Да, здесь неплохо. Я была рада сюда вернуться.
– Знаешь, сначала мне казалось, что обзаведясь домом и всем таким, Доррин наконец успокоится, – говорит Кадара, привязывая поводья гнедой к железному кольцу рядом со стойлом Меривен. – Но он ведь неугомонный, верно? – Кадара снова заходится в кашле. – Ох уж мне эта солдатская жизнь... Прости, Лидрал, я не люблю нытья, но уж больно вымоталась.
– Тебе надо согреться, – говорит Лидрал, касаясь ее плеча.
– Бриду нужны магические ножи... и какие-нибудь речные ловушки, и... все, что только может придумать Доррин.
Кадара ступает через порог конюшни, скользит на слежавшемся мокром снегу и хватается за стенку сарая.
Задув светильник, Лидрал вешает его на место и с легким стуком закрывает дверь.
– Мне необходимо как можно скорее вернуться в Клет, – вздыхает Кадара. – Тьма, до чего же я устала!
– В Клет? Брид сейчас там?
– Сейчас там все стражи. Именно туда по весне заявятся Белые со своей проклятой солдатней.
Медленно ступая, Кадара поднимается по ступенькам и отряхивает сапоги.
На кухне Мерга рассказывает дочке, как выпекают хлеб.
– Фриза, – просит девочку Лидрал, – сбегай к мастеру Доррину, скажи, что к нему приехала Кадара.
– Беги, только смотри не поскользнись. И не забудь куртку накинуть, – добавляет Мерга.
Кадара тяжело опускается на стул.
– Сидр нельзя держать горячим все время, – поясняет кухарка, в то время как Лидрал выставляет на стол кружки. – Но я его мигом разогрею.
– А я пока принесу из погреба сыру, – Лидрал выскальзывает наружу. Дверь погреба находится под крыльцом, но ее присыпало снегом, и открыть ее оказывается не так-то просто.
Вернувшаяся с завернутым в навощенную бумагу сыром, Лидрал ищет глазами нож.
– Я сама порежу, хозяйка, – говорит Мерга, проследив за ее взглядом.
– Я не хозяйка...
Кадара ухмыляется, но на ее изможденном лице ухмылка кажется гримасой.
Дверь открывается, запуская вместе с Фризой холодный ветер.
– Мастер Доррин сказал, что они придут, как только он забанкует горн и умоется, – с важным видом сообщает Фриза. – Так и сказал – «забанкует».
Наконец являются Доррин с Ваосом. Ворвавшийся вместе с ними порыв ветра заставляет лампу мигнуть.
– Кадара!
Мерга разливает подогретый сидр.
– Хлеб почти готов. Сейчас я нарежу сыру.
Как только Мерга ставит на середину стола блюдо с нарезанным сыром, Ваос тянется к нему и хватает сразу два кусочка. Доррин смотрит на паренька с укоризной, и тот отдает один из них девочке.
– Ты выглядишь усталой, Кадара, – говорит юноша.
– Я и вправду смертельно устала, – Кадара кашляет и прикрывает рот рукой. – Брид послал меня, потому что сам приехать не смог. Нашего друга сделали маршалом. Называть его так не стоит, но сути дела это не меняет. Спидлару не хватает ни оружия, ни обученных людей.
