IV
– Проклятье, Доррин! – взяв щипцами короткий, еще сохраняющий желтовато-коричневый цвет, но уже начинающий приобретать черноватый блеск железный брусок, кузнец кладет его на кирпичный очаг рядом с наковальней.
Румянец стыда заливает и без того раскрасневшееся в жару кузни мальчишеское лицо.
– Прости, Хегл.
– Из извинений, малец, ничего путного не выкуешь. Видишь, теперь у меня имеется кусок черно- гармонизированной стали, который решительно ни на что не пригоден. Его ни к чему не приспособишь и даже расплавить можно только в чародейском горниле. Тьма, ты привносишь слишком много гармонии во все, с чем имеешь дело. Сам Найлан вряд ли выделывал такие трюки! Скажи хоть, о чем ты при этом думал?
– О том, что у тебя выйдет, когда ты закончишь работу.
– Ну вот что, – говорит кузнец, покачав головой. – Закончу-ка я тут без тебя. А за тобой, когда придет время, пошлю Кадару.
Доррин поворачивается и направляется к дверям – их держат открытыми, чтобы кузница проветривалась. Кузнец берет щипцами новую полосу железа и подносит к горну.
Губы рыжеволосого паренька побелели, так сильно он сжал их. Он еле-еле уговорил отца позволить ему проводить время в кузнице, и вот, пожалуйста, – Хегл его выставляет!
Выйдя наружу, Доррин первым делом направляется к умывальне, где прохладной водой смывает с лица и жар кузницы, и краску смущения. Попив из крана, он переводит взгляд на сад. Бордюры из серого камня разбивают посадки разноцветных трав и немногочисленных пурпурных цветов бринна на аккуратные, почти правильные прямоугольники.
Доррин тянется чувствами к растениям и тут же ощущает, как начинают подгнивать в теплой земле корни пряного зимника. Матушка говорила ему, что это растение, привычное к несравненно более холодному климату Нолдры, с трудом приживается в прогревающейся почве Отшельничьего. Наработанным практикой усилием он добавляет душистой голубовато-зеленой травке внутренней упорядоченности. Теперь у нее достанет сил справиться с темным грибковым наростом.
Паренек привычно проверяет и остальные растения, даже розмарин, растущий на более сухом верхнем ярусе разбитого на террасе сада. Потом он выпрямляется, покачав головой, но не растрепав при этом ни единой прядки из своей плотной курчавой шевелюры.
– А я-то удивляюсь, с чего это в нынешнем году у меня так удались пряности! – произносит невесть откуда взявшаяся у водоема плотная седовласая женщина.
– Прошу прощения, – бормочет Доррин.
– Не за что. Травкам твое воздействие на пользу, даже если ты обладаешь лишь малой толикой умения твоей матушки, – с улыбкой говорит она. – Но почему ты в саду?
– У меня мысли блуждают, – признается паренек. – Я задумался не о том и превратил непрокованный брусок в черную сталь. Хегл был очень недоволен.
– Еще бы! – понимающе кивает жена кузнеца. – Но ничего, невелика беда. А бруску применение найдется. Сгодится хотя бы как пример силы твоего воздействия... – Не договорив, женщина качает головой и меняет тему: – У Кадары сегодня вечерние занятия, она останется в Храме допоздна.
– Знаю. Я собираюсь домой; посижу, пока не понадоблюсь Хеглу.
Рыжеволосый юноша поворачивается и шагает по мощеной дорожке к выложенной каменными плитами улице. Жена кузнеца, слегка покачав головой, смотрит ему вслед, после чего переводит взгляд на свои грядки. На лице ее появляется улыбка.
V
Отец, как всегда, – в черном. Он полностью погружен в свои занятия и при виде шагающего по каменной дорожке паренька лишь слегка приподнимает голову.
За спиной отца Доррин видит Черный Чертог – здание, где проходят встречи Совета, членом которого состоит маг. Жильем Чертог не служит уже три столетия, с самой кончины Основателей. Левее Черного Чертога начинается Главный тракт, тянущийся к юго-восточной оконечности Отшельничьего. Южная половина острова, не считая нескольких ремесленных поселений и плодородной, дающей лучшие урожаи злаков долины реки Фейн, остается лесистой и почти безлюдной.
Доррин хмурится, задумавшись о том, насколько правдивы предания о Креслине и Мегере. Как, например, могло случиться, чтобы они оба умерли в одно мгновение – на заре, с появлением над горизонтом солнца? Не выдумка ли это, которую ему предлагают просто принять на веру? Вот конструкции машин – те основаны вовсе не на слепой вере. Или – тут юноша еще пуще сдвигает брови – без веры не обходится и тут?..
– Доррин! – окликает его отец. – Нам нужно поговорить. Сходи, позови брата.
– Хорошо.
Юноша спускается с террасы в сад Кила. По его расчетам, братец должен был заниматься прополкой, поскольку матушка пригрозила, что пока сады обоих братьев не будут приведены в порядок, оба останутся без сладкого. Для самого Доррина – при мысли об этом он даже ухмыльнулся – поддержание порядка в саду никогда не представляло проблемы. А вот Кил, его темноволосый младший братишка, предпочитает рыбачить, охотиться на крабов или просто глазеть на океан. Все что угодно, лишь бы не возиться с грядками.
Коренастый мальчуган и не думал заниматься прополкой. Он уныло сидел над кучкой увядших сорняков.
– Терпеть не могу возиться с веточками-цветочками, – проворчал он, завидев брата. – Ну почему меня не отпустили с Брайсом, как мне хотелось?
– Наверное, – промолвил Доррин, опускаясь на колени и начиная прямо за разговором удалять лишние