Дайала кивнула.
– Но почему лес не реагирует на нападение кота?
– Он не использует ни чистую гармонию, ни чистый хаос.
– Вот оно что! Но если я отвечу на физическое нападение, скажем на нападение хищника, – будет это воспринято лесом как действие, сопряженное с гармонией или хаосом?
– Ты... да и любой друид преобразует всякое физическое действие в сопряженное с равновесием гармонии и хаоса. Великий Лес наносит удар тогда, – продолжила она, – когда происходит резкое нарушение равновесия. Природа не терпит попыток разделить неразделимое, расчленить единое, расслоить присущее ей равновесие на два уровня существования. На то, что ты видишь и слышишь, и то, что воспринимаешь сверхчувственно.
– Так, значит, – промолвил он наконец, – вычленение гармонии из мира, эту гармонию создающего, представляет собой форму насилия?
Дайала кивнула:
– Верно. И вычленение хаоса, хотя осуществляется оно с большей легкостью, тоже являет собой насилие и зло.
– Погоди, погоди... Ты хочешь сказать, что всякое отделение любого магического начала, что гармонического, что хаотического, от повседневности бытия есть зло? Но в таком случае злом можно назвать любое соприкосновение с магией!
– Это трудно объяснить, – со вздохом сказала Дайала, отпив еще воды. – Например, усиливая внутреннюю гармонию дерева, ты прибегаешь к магии, но не творишь зла, ибо роль дерева в равновесии и заключается в укреплении гармонии. Для этого оно и растет. Допуская существование хаоса, ты тоже не совершаешь никакого зла, но отделяя гармонию от дерева или творя хаос там, где его наличие не предусмотрено равновесием...
Джастин обхватил руками голову, а потом осторожно коснулся пальцами покрытого волдырями лица.
– Но в таком случае... зачем нужны такие испытания?
– Все не так просто, – промолвила Дайала, отводя глаза и глядя на запад, где еще таяли серые вечерние сумерки. – Вот смотри: мы выкопали в пустыне яму, чтобы добраться до воды. При этом мы нарушили природное равновесие почвы, привнеся хаос. Однако загвоздка в том, что наша смерть от жажды в непосредственной близости от источника привнесла бы хаос несравненно больший. Равновесие не есть нечто застывшее, оно неустойчиво и в той или иной мере, нарушается ежеминутно. Поэтому...
Джастин глубоко вздохнул:
– Поэтому испытание имеет своей целью показать...
– Что ты достаточно силен, дабы разумно использовать гармонию, – закончила за него Дайала. – Если же ты не сможешь противостоять лесу, тогда... – она пожала плечами, отчего Джастин почему-то ощутил беспокойство и печаль.
– Разве можно противостоять такому лесу? – пробормотал он, вглядываясь в сумерки. – Вот ты – как тебе удалось справиться с испытанием?
– С большим трудом. Я связала хаос в гармонии и прошла сквозь фонтаны и того и другого, но этот способ не годится для всех. Каждый... из тех, кто возвращается, находит свой собственный путь, – она опустила глаза, зевнула и сказала: – Давай ложиться. Я устала, а завтра нам предстоит тащить на себе поклажу до самой Мерты.
Позднее, уже растянувшись на циновке, накрывшись стеганым шелковым одеялом и уставясь на тент над головой, Джастин уточнил:
– Значит, говоря, что прибегать в Великом Лесу к магии опасно, ты имела в виду именно это?
– Неуравновешенное использование гармонии или Белой силы вообще опасно, но в Великом Лесу опаснее, чем где бы то ни было.
Дайала повернулась на своей циновке, и Джастин чуть ли не физически ощутил боль в ее руках.
– Но вот я еще чего не пойму: отчего у тебя все эти волдыри и ожоги? Ты ведь вроде бы уже прошла испытание.
Дайала молчала – молчала так, что Джастин приподнялся, скривившись от боли в руках. Она поморщилась, словно ощутив его боль, но не шелохнулась. Он присмотрелся к ней и увидел струящиеся по ее лицу слезы, казавшиеся ему в слабом звездном свете капельками жидкого серебра.
– О Тьма! – Джастин воззрился на шрам на своем запястье, точно такой же, как и у нее, и ему показалось, что оба они пламенеют черным огнем. – Тьма!
Он нежно прикоснулся пальцами к ее пальцам.
Потом Джастин пододвинул свою циновку и лег рядом с ней. Пальцы их оставались сплетенными, а в глазах продолжали стоять слезы, в то время как над ними мягким эхом прокатывались ночные шорохи и шумы Великого Леса.
76
Элдирен сосредоточился на магическом зеркале, однако, хотя на лбу его от напряжения выступил пот, так и не смог разогнать затянувший поверхность клубящийся белесый туман.
– Одно из этих проклятых мест, – пробормотал маг, отступившись от тут же ставшего пустым зеркала.
– Думаю, все дело вон в тех деревьях, – промолвил Белтар, указывая на древний, зеленевший в долине ниже лагеря Белых лес. – Не из-за них ли никому никогда не удавалось заглянуть в Наклос?
– Да, такое предположение высказывалось, – ворчливо отозвался Элдирен, утирая лоб квадратиком сложенного платка. – Так когда мы должны связаться с Зиркасом?
– После того как займем Берлитос.
– А как мы его, во имя Света, займем? – спросил Элдирен. – Из-за этих деревьев с их распроклятой гармонией мне не удается увидеть даже расположение их войска! А попытка атаковать вслепую может стоить нам всех оставшихся сил. Ты бы хоть тряханул их как следует.
– Не могу, – покачал головой Белтар. – Не могу по той же причине, по какой ты их не видишь. Эти деревья не только скрепляют землю корнями, но и наполняют ее гармонией. Здесь все проникнуто ею, древней и устоявшейся. Легкое колебание почвы – это все, что я способен устроить.
– А ведь до сих пор у тебя все шло как по маслу! Мы прибрали к рукам и Клинию, и Борнт, только вот тот захудалый городишко на правом притоке Сарронна, как там бишь его...
– Рорн, – подсказал Белтар. – Забудь об этой дыре. Рано или поздно настанет и ее черед. А сейчас мы не можем позволить себе еще большие потери. Хватит и того, что Клиния далась нам нелегко. Если бы ты не зашел в обход через холмы и не разжег тот пожар... – он осекся, поскольку в белый шатер вошел герольд.
– Ну? – спросил его Белтар, подняв глаза.
– Высокочтимый маг, они отвергают любые условия.
– Вот как?
– Именно так. И держатся вызывающе, я бы сказал нагло.
По лицу герольда струился пот. Темной от пота была и синяя шапка, которую он снял при входе в шатер.
– Они заявили, что Берлитос не сдался даже величайшему тирану в истории, а уж нам – и подавно.
– Идиоты! – рявкнул Белтар. Герольд, стоя навытяжку, ждал.
– Нет, они не сдадутся! Ведь и вправду не сдадутся, кретины! Готовы умереть ради чести, славы и прочего вздора! – гневно говорил маг, меряя шагами шатер.
Герольд бросил вопросительный взгляд на Элдирена.
– И что теперь? – спросил Белтар. Элдирен жестом указал на герольда.
– Ах да... – Белтар кивнул. – Можешь идти.
– Слушаюсь! – отчеканил герольд и исчез за пологом.
– Ох Белтар, похоже ты на всех нагнал страху, – заметил Элдирен.
– Нагнать-то нагнал, да не на тех, на кого надо. Лучше бы меня боялись не собственные солдаты, а эти одержимые гармонией сарроннинцы. Но ведь нет, они заставляют, просто вынуждают меня использовать против них всю мою силу!
