Штоклянд, Громова'. Приговор привести в исполнение.
Лисицын вышел вперед, вскинул револьвер и выстрелил в уже окончательно потерявшего самообладание, плачущего Макарова. Как и ожидал Марк, Алексей не убил, но ранил приговоренного в грудь. Тот, задохнувшись, закашлявшись, перемазавшись хлынувшей кровью, упал. Лисицын затрясшимися руками испуганно взвел курок и еще раз выстрелил. Снова не насмерть. Обезумевший от боли Макаров, корчась, пополз, издавая страшные, булькающие звуки. Лисицын стрелял, пока не кончились патроны. Рука его дрожала, он никак не мог убить. Устимов добил Макарова выстрелом в голову. Лиза подошла к трясущемуся, мокрому от пота Лисицыну, коротко обняла его за плечи. Взяла из окоченевших от напряжения рук револьвер.
Направилась к Марку и спросила строго:
- Ты что, нарочно Лисицына поставил?
- Ну нарочно. Не мог я допустить, чтобы эта скотина легко померла!
- А о Лисицыне ты подумал?
- Подумал, - буркнул Марк. - Ничего, не барышня, оклемается. Слушайте, товарищи, у меня к вам предложение. Денек был - с ума сойти, так что...
- Я - за! - подхватил Свободин. - Тут одна баба первач гонит, так мы реквизируем.
- Мы тоже - за, - сказала Лиза. Кивнула на Алексея. - Ему сейчас больше всех это надо.
- Эх, жись! - тиская за талию разомлевшую от выпивки и горячего мужского тела стряпуху, воскликнул Серега. - Марк, кем бы я стал, не будь революции! Возил бы навоз на поле. А теперь я кто? Марк, давай выпьем за новую жизнь.
- Давай. - Штоклянд налил себе и Свободину самогону в кружки.
Тот лихо опрокинул мутную, вонючую жидкость в рот, мотнул головой, потянулся за хлебом и салом.
- Что ты такой скучный, Марк? Как старик. А ведь ты младше меня!
- Может быть... - Марк закурил и сквозь дым окинул взглядом сидевших за столом.
В избе было шумно и душно. По другую сторону от Свободина Устимов рассказывал что-то не совсем, видно, приличное молодой солдатке, та хохотала, прикрываясь рукавом. Балашов обнимал сразу двоих, весело поглядывая по сторонам. Лиза сидела на дальнем конце стола, с Лисицыным. Алексей был сильно пьян и, запинаясь и сбиваясь, что-то горячо доказывал ей. Та слушала, изредка отвечая ему. Лицо у нее было по-прежнему задумчивое и грустное, но напряженная маска, не сходившая с него последние дни, разгладилась, и сейчас она была почти хорошенькой.
Марк поднялся с места и направился туда. Сквозь шум едва разобрал пьяное бормотание Алексея.
- Лиза, это безумие... Люди обязаны помнить о том, что с ними было, что они делают. Должно быть время, чтобы прожить... прочувствовать радость и боль! Война сминает чувства людей! Вот так! - Он с силой скомкал кусок хлеба, лежавший перед ним, клеклый мякиш пополз у него сквозь пальцы. - Это ненормально... Мы утром потеряли товарищей... Откуда это дикое веселье? Вертеп разбойничий! Если мы так быстро будем забывать о потерях, о совершенном зле - мы превратимся в зверей!
- А если долго помнить - сойдем с ума или сопьемся, - садясь рядом с Громовой, встрял в разговор Марк.
Лисицын встрепенулся, бешено сверкнул на него глазами из-под пенсне и вдруг вцепился в его гимнастерку, прохрипел злобно:
- Вы убийца, Штоклянд, вы палач и убийца!
- Перестань, Алексей! - Лиза решительно перехватила его руки, с трудом отцепила их от гимнастерки и отпихнула Лисицына назад, загородила его собой. Напряглась вся, готовая принять на себя ответный удар, но взгляд ее был испуганным, просящим.
- Ты всех хочешь сделать убийцами, как сам! - крикнул Лисицын.
- Марк! - умоляюще воскликнула Лиза.
- Пьяный дурак, - беззлобно отозвался Штоклянд и улыбнулся Лизе.- Ты чего всполошилась? Я таких не бью.
- Марк, отойди. Пожалуйста! Потом! - пробормотала она скороговоркой и оглянулась на Лисицына. Тот все рвался в бой.
- Ладно.
Штоклянд встал и вернулся на свое место. Сел и уставился на дальний конец стола. Лиза уже успела успокоить Алексея, тот снова что-то говорил ей, но она уже не слушала - смотрела на Марка. Потом, не сводя с него глаз, достала кисет, свернула козью ножку, ломая спички, прикурила. 'Дуреха ты, с неожиданной нежностью подумал Марк. - Знала бы ты, что ты со мной вытворяешь! Знаешь, сколько я баб обработал? И каких! Не чета тебе. А вот ни к одной так не привязался'.
Лисицын тронул Лизу за руку. Она нетерпеливо отмахнулась. Ей было страшно и радостно - а может, радостно и страшно - от взгляда Марка.
- Ты что, на Громову нацелился? - удивленно заметил Серега. - Что-то ты с ней долго миндальничаешь.
- Дурак, - усмехнулся Марк. - Сам посуди, разве можно к чекисту и товарищу по партии с дореволюционным стажем иметь тот же подход, что и к деревенской Дуньке? Недиалектично мыслишь!
Серега загнулся от смеха. Марк отхлебнул самогону, неторопливо закусил салом, а потом сказал спокойно:
- А если без шуток - то я с ней по-серьезному собираюсь.
Серега, все еще фыркавший, поперхнулся смешком, недоуменно поднял брови:
- Чего вдруг?
- А чем плоха? - пожал плечами Марк. - Мне нравится.
Свободин внимательно уставился на Лизку, честно попытался увидеть в ней что-нибудь особенное и наконец подытожил:
- В лесу леса не нашел! И вообще... Какой смысл жениться, Марк, когда кругом баб - до черта?
- Да так уж. Решил... - неопределенно отозвался Штоклянд, давая понять, что не собирается обсуждать этот вопрос.
Лиза, словно почувствовав, что говорят о ней, засмущалась. Тряхнула за плечо уже задремавшего Лисицына:
- Алексей Иванович, пойдем, а?
Подняла его, повела к выходу.
Уложила Лисицына в соседней избе и хотела уйти, но скрипнула дверь, кто-то вошел. По шагам, по звуку дыхания Лиза поняла - кто. Да что уж говорить, была почти уверена, что он пойдет следом. Спросила в темноту:
- Марк, ты?
- А что, ждала? - отозвался Штоклянд без тени ухмылки. Подошел близко, его дыхание с запахом самогона и махорки коснулось щеки Лизы.- Все нянчишься?
- А ты после первого расшлепанного не блевал? - поинтересовалась она насмешливо. А сердечко сжалось, заколотилось, как у воробышка.
- Давно было, - отозвался он, замыкая ее в объятия, как цепями сковал.
- Не бросать же его? - сказала Лиза тихо. Голос ее был совсем чужим, и разговор не имел смысла: оба прекрасно понимали, что все это - как бы конспирация. Речь-то должна была пойти о другом.
- Говоришь, а сама будто извиняешься, - сказал Марк, решительно прекращая игру. - Ты всегда извиняешься. Почему?
- А мне откуда знать? - попыталась удержаться она в прежнем тоне.
Не вышло, Марк гнул свое.
- А я знаю. Ты просто прикидываешься такой... железной. А на самом деле ты - русская баба. А русские бабы - они ласковые и покорные, так?
Лиза промолчала, только совсем затаила дыхание, выжидая... ожидая.
Он запрокинул ее голову, впился губами в губы, жадно, как в добычу, почувствовал дразнящий запах ее пота. Она задохнулась, обвила руками его шею, попыталась обмякнуть в его объятиях, но только больше напряглась, сжалась.
