колонии за толковые разъяснения и предложил продолжить беседу вечерком, за рюмочкой хорошего коньячка. Если, конечно, Борис Серафимович не возражает.
Нет, полковник не мог возразить против столь разумного предложения и, сняв трубку, сердито поинтересовался, почему до сих пор не выполнено его указание и ему все еще не доложено, что осужденный Репин уже находится в указанном помещении?
– Что-о?! Только ведут? Так какого ж... хм! – Он опустил трубку на аппарат и поднялся, чтобы лично проводить адвоката в соседнее помещение...
Андрей Репин выглядел примерно так, как Юрий Петрович себе его представлял. Выше среднего роста, плечистый, видимо светловолосый, хотя по стрижке-нулевке определить масть было довольно затруднительно. Лицо спокойное, похоже, упрямый и волевой парень. Да уж какой теперь парень – вполне взрослый и наверняка опытный мужик! Колония, известно, может и убить в тебе человека, и быстро заставить повзрослеть, так сказать – на ноги поставить. Андрея, кажется, уже поставила сама жизнь. И голодным он не выглядел. Тоже разные тому могли быть причины. Известно ведь, что к осужденным по сто пятой статье Уголовного кодекса, то есть к убийцам, на зонах особое отношение других заключенных. Тут и влияние местных паханов, и атмосфера строгого режима, и многое другое.
Самое же любопытное для Гордеева заключалось в том, что Репин, казалось, совсем не интересовался, зачем к нему приехал московский адвокат. Не мог же не знать. Местный телеграф наверняка уже донес о посетителе. А он смотрел на Юрия Петровича будто на пустое место. Так стоило ли ехать? Или это реакция на присутствие хозяина, то есть начальника ИТУ на языке осужденных?
Предыбайло критически оглядел Репина, непонятно с каким чувством покачал головой и наконец кивнул разрешающе Гордееву. А сам вышел и махнул рукой контролеру, который привел сюда Андрея, чтоб шел за ним, оставил помещение.
– Ну здравствуйте, Андрей Петрович, – улыбнулся Гордеев, протянул ему руку, пожал его загрубевшую ладонь и пригласил садиться напротив. – Как настроение?
– Вы?..
– Юрий Петрович Гордеев, в дальнейшем – ваш адвокат. Некоторым образом тезка.
– Ладно, учтем. Так вы, значит, приехали, чтобы спросить, какое у меня может быть настроение? – В голосе явно звучала насмешка.
– Нет, это проверка вашей реакции. Стонать начнете и жаловаться или орать и врать, требуя немедленной справедливости. Ни то и ни другое, – значит, жить будете, как выражаются остряки хирурги. Раз хватает сил на юмор, наше дело пойдет. Ну хорошо, а теперь слушайте меня внимательно, поскольку я не знаю, сколько у нас с вами будет времени на все разговоры. Не знаю также, готовы ли вы сами к тому, что хочет предложить вам Лидия Валентиновна Поспеловская, которая, собственно, и наняла меня для вашей защиты. И наконец, у меня нет пока никаких твердых доказательств вашей невиновности, кроме эмоциональных, но, повторяю, голословных заявлений указанной дамы. Впрочем, уезжая сюда, к вам, я дал указание своим друзьям-коллегам из одного частного разыскного бюро проверить кое-какие факты, сам смотрел ваше дело, беседовал с судьей. Некоторые соображения у меня сложились, но, естественно, без вашей заинтересованной помощи я ничего сделать не смогу. Готовы сотрудничать? Тогда давайте начнем без всяких предисловий.
– Но я должен задать вам, Юрий Петрович, несколько вопросов, которые для меня являются главными. А уже потом скажу о своем окончательном решении. Я могу начать спрашивать?
– Валяйте! Все, что знаю, ваше.
– Отлично. Лида сама к вам пришла или ее кто-то заставил?
– Я беседовал и с ней, и с ее отцом. Идея приглашения адвоката, как мне показалось, была явно не его, но он, в общем, охотно поддержал инициативу дочери.
– А... остальные? Они как отнеслись к этой «инициативе»? – Он опять насмешливо сморщил нос.
– Понятия не имею. Больше я ни с кем не встречался. А что, для вас это важно?
– Я бы хотел, к примеру, знать, что думают на сей счет мой двоюродный братец, его дядя... Эти люди, надеюсь, вам известны?
– Зря надеетесь, нет. Но не исключаю, что они уже могли стать известными моим коллегам, о коих я упоминал. Попозже я свяжусь с Москвой и постараюсь выяснить новости. Из рассказа же Лидии Валентиновны знаю лишь то, что Григорий Носов просто исчез, растворился, так сказать, в пространстве, и брошенная им женщина, родившая прелестного мальчика Васю, названного в честь дедушки по отцовской линии, не видела несостоявшегося своего мужа около двух лет. О чем и не жалеет. Именно это она и просила передать вам. Сразу по приезде. До того, как мы займемся текущими делами.
Репин помолчал, глядя на лежащие на коленях свои кулаки, а потом сказал:
– А... Валентин Васильевич, он как? В смысле, – чего говорил?
– Сказал, что заплатит за вашу свободу любые деньги. Ну то есть поможет дочери заплатить недостающую сумму. К сожалению, защита, при которой адвокат вынужден вести собственное расследование, что нашим законом ему категорически противопоказано, в денежном отношении стоит дороже обычного выступления в судебном заседании, где все факты изложены недвусмысленно и достоверно.
– И дорого?
– Полагаю, у Лидии Валентиновны скоро появится возможность ответить вам лично на этот вопрос.
– А про... про Юлию Марковну вам тоже ничего не известно?
– Ну почему же! Кое-что Лидия мне успела рассказать. И о ней, и о Григории. Да и о вас тоже. Мне показалось, что она очень к вам неравнодушна. Любит или нет – это уже не в моей компетенции адвоката, я предпочитаю оперировать точными фактами. Дело в том, что раньше я работал следователем в Генеральной прокуратуре и остро ощущаю весомость факта, понимаете? Так что, возможно, и любит. А касаемо Юлии Марковны отвечу так: она уже находится в нашей разработке. Время покажет. Еще вопросы?
– Она вам что, и про нас говорила? – настороженно спросил Андрей.
– Слушайте, Андрей Петрович, разве вам мало того, что я уже сказал? Да, она призналась, что однажды в весьма острой для нее ситуации вы нашли способ успокоить ее. Не дать совершить нечто непоправимое. А способ, – Юрий слегка улыбнулся, чтоб не обидеть случайно, – скажем прямо, традиционный, хотя, возможно, в определенных ситуациях и оригинальный. Я нормальный мужик. Лидия Валентиновна выглядит весьма и весьма. И я вас прекрасно понимаю. Но, может быть, перейдем наконец к делу? Или у вас остались еще какие-то сомнения?
– Давайте. Теперь я готов ответить на ваши вопросы.
– Поехали. Я буду записывать и в протокол, и – параллельно – на магнитофон. Не возражаете?
– Я же сказал. На любые вопросы и любым способом. А она хорошо выглядит?
– Во! – Гордеев с деловым видом показал ему большой палец. – Вопрос первый: кто убил Осинцеву?
– Гриша.
– За что?
– Это была инициатива, как вы выражаетесь, его отца Ильи Андреевича и... Меня, кстати, назвали в честь нашего любимого деда, вот так!
– Вы сказали – и?
– И Юлии Марковны, естественно.
– Почему – естественно?
– Да потому, что с уходом из семьи Валентина Васильевича рушилась их знаменитая триада, которой они чрезвычайно гордились: мэрия – архитектурная мастерская – строительная контора. Кто им обеспечил бы следующие миллионные заказы, если бы он ушел и из мэрии, и из семьи?
– Ну из семьи – понятно, но почему еще и из мэрии? Об этом он мне как-то ничего не рассказывал. Напротив, уверял, что просил не трогать его и Инну грязными руками, что он по-прежнему будет выполнять все свои обязательства. А из мэрии, то есть со своего руководящего поста, он ушел ведь уже после смерти Инны. Разве тут что-то не так?
– Может быть, теперь, по прошествии определенного времени, ему все представляется таким образом, не спорю. Но тогда я слышал эти бешеные крики! Эту руготню по сто раз на дню! Эти бесконечные телефонные истерики! Вы не представляете, какой там царил ад! Вот вам и еще один факт, который может
