Кошмары в родильном доме

Никитина НадеждаКошмары в родильном доме

НАДЕЖДА НИКИТИНА

КОШМАРЫ В РОДИЛЬНОМ ДОМЕ

рассказ ужасов

Эта столь жуткая история случилась в одном из центральных родильных домов. Началось с того, что среди ночи привезли роженицу.

Ее подобрали на вокзале. Откуда и куда она ехала, выяснить так и не удалось, потому что на все вопросы роженица упрямо молчала, утнув книзу косматую голову. По виду ей было не больше двадцати, хотя вульгарно накрашенное лицо ее носило следы всех пагубных страстей. Уже в приемном покое, в перерыве между схватками, больная достала из кармана пачку сигарет и начала было прикуривать, но пожилая нянечка с возмущением вырвала у нее беломорину:

- Дитя бы пожалела, распутная! Успеешь еще, накуришься.

- А чо? - покосилась роженица. - Вон за ноги его, да об стенку!

Бедная нянечка так и отшатнулась. Роженица сидела на кушетке, вульгарно раскинув ноги в фильдеперсовых чулках, из-под короткой юбки торчали желтые портки на резинках. Когда ее стали раздевать для процедуры, из кармана выпала початая бутылка водки и разбилась на кафельном полу.

- Эх, такое добро мне спортили! Когда еще доведется теперь! - с сожалением заметила больная, подняла с пола чудом сохранившееся донышко от бутылки и опрокинула в рот его содержимое. Акушерка не успела воспрепятствовать этому и только всплеснула руками.

- Я позову доктора! Больная, вы ведете себя неподобающе! - вскричала она.

Но тут роженицу скрючили схватки, и она упала с кушетки на пол. Нянечка бросилась к телефону, а от роженицы раздался громкий отвратительный звук. Доктор с двумя санитарами подоспели как раз в тот момент, когда нянечка, ругаясь, шваброй протирала забрызганную стену и поливала водой из шланга испачканную роженицу.

Когда больную под руки тащили наверх, сумели выяснить, что зовут ее Нинкой и ехала она к своему возлюбленному, которого неделю назад забрали в армию.

- Тяжко было, вот и не доехала, - пояснила она без зазрения совести медсестре, которая списывала с нее личные данные. - Вот избавлюсь от тягости и дальше поеду. Уй-юй-юй-юй-юй! - тут больная схватилась за живот и стала сползать со стула.

- Похоже, рожает уже, - сказала одна из акушерок. - Таким всегда легче других дается.

И Нинку поволокли на стол. Дорогой больная опять обмаралась и изгадила весь коридор. Рассерженные акушерки, матюгаясь и подсаживая роженицу под бока, взгромоздили ее на стол и принялись готовить инструменты. Роженица выгибалась в дугу, закатывала глаза и так громко орала, словно ее резали без наркоза.

- Да замолчишь ли ты, проклятая! - кричали акушерки, зажимая уши.

Давно они не принимали такой горластой роженицы. Вдруг крики внезапно стихли, а через некоторое время раздался пронзительный плач новорожденного.

- Готово? Не может быть, родила! - акушерки бросили свои дела и повернулись к молодой матери.

Как повернулись, так и застыли, сраженные наповал открывшимся им отвратительным зрелищем. Да, молодая женщина уже родила. Видно было, что освободившись от бремени, ей сразу полегчало, - она уже не лежала, а сидела на столе и, вытаращив глаза, почему-то шарила под собой обеими руками. Задушенный писк новорожденного младенца доносился откуда-то между ног мамаши. На глазах у оторопевших акушерок роженица дотянулась до собственного последа, ухватила его за длинную, свешивающуюся до самого пола сизую кишку и подняла в воздух, как бурдюк с красным вином. Акушерки качнулись в ее сторону, будто, маятники, но с места так и не сдвинулись. А роженица широко разинула рот, опустила туда послед и смачно принялась жевать, чавкая и причмокивая - кишка вульгарно торчала у нее изо рта.

Еще не прожевав, она уже нагнулась за младенцем, но тут самая шустрая акушерка тигрицей бросилась вперед и хотела выхватить младенца у кровожадной мамаши. Ей удалось схватить ребеночка за ножки, но и мамаша ухватила его за головку. Бедное дитя пронзительно вскрикнуло, захрипело и забулькало - пальцы роженицы сомкнулись на тонкой шейке и принялись крутить ее, как решетку семечек. Тут подоспела вторая акушерка и ударила роженицу подкладным судном по спине. Та вякнула и выпустила младенца, но было уже поздно. Тоненькие ножки и ручки новорожденного бессильно повисли, головка свернулась набок, и две капельки крови показались из ушей. Акушерки бросились с мертвым дитем прочь, громко зовя на помощь. У дверей родильного зала одна из них обернулась - роженица сверлила налитыми кровью глазами, и с губ ее капала розовая пена. Последнее, что увидели убегающие акушерки молодая женщина низко наклонилась над тазом, в который собирали донорскую кровь - послышалось гнусное чавканье.

- Людоедка в родильном зале! - страшная весть донеслась до ординаторской, где дремали на ночном дежурстве доктора. Наспех запахивая халаты, врачи и медсестры мчались в родильный зал. Но они опоздали. Роженицы уже не было в зале. Из дверей по коридору вела длинная цепочка кровавых капель. Бросились по следам. Кровавые следы вели почему-то куда-то наверх. На лестнице обнаружили отпечаток босой ноги людоедки. Следы довели до чердака, а там оборвались. Можно было подумать, что людоедка вылетела в трубу.

Тот час же вызвали милицию. Как всегда, милицейской Машины ждали больше часа. Там решили, что сообщение о людоедке ни что иное, как розыгрыш, и поэтому не спешили. Пришлось звонить еще раз. Наконец милиция приехала. Ринулись прочесывать больницу, когда услышали вдруг отчаянные крики из детского отделения. Кричали две молоденькие дежурные медсестры. Они выбежали с перекошенными лицами, в сбившихся набок белых шапочках и измятых халатах.

Оказалось, в детском отделении случилось непоправимое. Под утро обе сестры задревали на посту, а в палату в это время пробралась людоедка. Она вытаскивала норовожденных из кроваток, вытряхивала из пеленок и скручивала головы, как курятам. Людоедка съела лишь двух или трех младенцев, а передушила более дюжины и набросала в углу целую кучу. Трупики еще не остыли - убийца скрылась только что и не могла уйти далеко. Началась плановая охота. Прочесали родильный дом сверху донизу, но тщетно.

Так прошел целый день. В холле у парадных дверей оставили дежурить двоих милиционеров. Один из них часам к десяти задремал, а другой мерил шагами вестибюльвзад-вперед, взад-вперед. В этот вечерний час внизу было тихо. Приемные часы закончились, удалось даже выставить разгневанных папаш, которые громогласно требовали выяснить обстоятельства смерти бедных новорожденных и наказать виновных. С верхних этажей доносились крики и рыдания матерей, лишившихся своих чад.

Вдруг милиционеру показалось, что за окном на улице промелькнула чья-то черная тень. Он разбудил напарника, и оба выскочили на больничный двор.

- Смотри, наверно, это и есть людоедка!

- Она самая! Догоняй!

Приземистая женская фигура с большим животом мчалась по алее по направлению к моргу. Откуда она выскочила, сейчас выяснять было уже поздно. Милиционеры кинулись в погоню.

В это время с черного хода больницы вынесли накрытые белой простыней носилки. На них лежала одна из родильниц, только что скончавшаяся - бедная мать не перенесла известия о смерти своего первенца, с нею случился сердечный приступ, и в суматохе врачи опоздали с помощью. Тело уже сносили по лестнице, когда шедшего сзади санитара кто-то толкнул в спину, он опрокинул носилки, и все вместе - санитары, мертвая и носилки - покатились по лестнице. Людоедка упала откуда-то сверху и поехала вниз на носилках, как на санках с горы. Один из санитаров во время падения свернул себе шею и так остался лежать на полу с неловко подвернутой ногой и выброшенной вперед рукой.

Воровато оглядываясь назад, людоедка торопливо зарыскала от одного мраморного стола к другому, приподнимая клеенки, которыми были накрыты мертвые. Она бессовестно сбрасывала покойников наземь, пинала и топтала ногами, шарила по столам и, наконец, нашла то, что так упорно искала. На одном из столов, прикрытые рогожкой, в рядок лежали мертвые младенцы. Людоедка облизнулась и схватила крайнего. Сырое, без соли, усопшее мясо было не очень вкусно, но людоедку терзал зверский голод. Она оторвала и запихала в рот сначала одну скрюченную тоненькую ручку, потом другую, одну за другой оборвала кривые ножки - целый пучок их торчал изо рта людоедки. Смачно прожевав, она выплюнула кости и, ухватив жалкое тельце обеими руками поперек, принялась обгладывать его, как кукурузный початок. Таким образом людоедка расправлялась уже с четвертым младенцем, гора обгрызанных костей под ней росла, когда наверху лестницы появился милиционер с револьвером в вытянутых руках.

- Стой! Руки вверх! - грозным голосом крикнул он.