беспокоили его. Росс почти готов был выпрыгнуть из собственной шкуры.
Она по-прежнему сидела справа от Карлайла и теперь занялась порезами и легкими ранами у него на боку.
— Нет нужды говорить, как я была потрясена, когда выяснила, что ференги, о котором шла речь, — это ты.
— Ничуть не сомневаюсь, но отчего же ты сразу не открылась? Мне твоя игра не кажется забавной.
Она в нерешительности молчала.
— А я и не собиралась раскрываться. Я намеревалась отправить тебя дальше, ничего не сказав.
— В таком случае не надо было подавлять желание унизить меня перед своими слугами. — Голос его зазвучал напряженно. — До того момента я ни о чем и не подозревал.
Она снова залилась краской, но сделала вид, что полностью поглощена чисткой глубокой кровоточащей царапины у него на руке.
— Я и не пыталась унизить тебя. Хочешь верь, хочешь нет, но я заставила тебя снять рубашку лишь потому, что сильно обеспокоилась. Мне показалось, что ты серьезно ранен. В сущности, в первую минуту я решила, что все кончено, потому что видела, как в ференги в упор выстрелил туркмен.
— Не так-то просто подстрелить бегущую мишень с лошади! — усмехнулся Росс. — И все же полагаю, что Дил Асса проклинает себя за то, что промахнулся.
— Вероятно, он сейчас слишком занят преследованием моих людей, если у него на это есть время. — Джулиет произнесла эти слова весьма непринужденно, но ее первое ужасное впечатление от вида лежавшего на земле близкого ей человека по-прежнему обжигало память.
Она и не надеялась вновь увидеть своего мужа и, уж конечно, не ожидала увидеть, как его убьют прямо на глазах.
— А как только я поняла, что европеец жив, ты поднялся, но с таким трудом! И когда мы приехали сюда, я не знала, то ли ты стоически переносишь боль, то ли ранен серьезнее, чем думаешь. Поэтому я решила убедиться сама.
— Вполне возможно, что ты беспокоилась, и это главное, но ведь есть и другие причины. Интересно знать, какие?
Джулиет снова залилась румянцем и в очередной раз прокляла свой светлый цвет лица, присущий рыжеволосым. Слишком уж часто он выдавал ее чувства.
— Ты был такой… такой чертовски непроницаемый, несмотря на обстоятельства. Я подчинилась недостойному желанию посмотреть, смогу ли я вызвать у тебя хоть какую-то реакцию. — Закончив обрабатывать раны, она поставила медицинские принадлежности на поднос.
— Если реакция именно та, которой ты ждала, то ты, безусловно, преуспела, — натягивая рубашку, задумчиво произнес Росс. — Интересно, а как ты считаешь, почему мое спокойствие так раздражает людей? Однажды из-за такого же поведения меня едва не убили. Неужели же сдержанность англичан столь опасна?
— Впечатление именно такое. — Разумеется, его стоическая бесстрастность привела Джулиет в ярость. Они только-только поженились, и она уже тогда замечала, как он возводил такой вот барьер отчуждения по отношению к другим. — А что, эта пуля, пробившая тебе грудь, также является результатом твоего чрезмерного спокойствия?
— Нет, просто пытались убить моего друга, а у меня хватило глупости вмешаться.
Джулиет хотела было еще порасспросить его, но потом передумала. Скромный аристократ, Росс ни за что не стал бы признаваться в столь вызывающей смущение добродетели, как храбрость. Да и зачем ей знать, что с ним произошло?
Он же, застегнув манжеты, сказал:
— Конечно, для тебя было бы проще, если бы ты сохранила свою тайну, но ты этого не сделала, и поэтому я считаю себя вправе задать тебе множество вопросов. Ты тоже можешь спрашивать меня. Может, начнем?
Теперь, когда тайное стало явным, Джулиет хотя бы справедливости ради не могла отказать ему в возможности спросить, как она оказалась здесь, на краю света. Однако в настоящий момент она была не расположена заводить в высшей степени тяжелый разговор.
— Не сейчас. — Она встала. Черные одежды ее взметнулись. — Мне надо еще кое-что сделать. Пообедаешь со мной вечером? Тогда уж поговорим до хрипоты и… ярости.
— Не сомневаюсь, что так оно и будет, — заметил он, и в его карих глазах мелькнул веселый лучик.
Проигнорировав его реплику, она продолжила:
— А между тем тебе надо отдохнуть, возможно, сходить в баню. От горячей воды кое-какие синяки пройдут. — Она протянула ему небольшой сосуд с мазью, чтобы он смог снова наложить ее, когда потребуется.
— Прекрасно. — Росс поднялся и натянул на себя свой разодранный плащ. — Кстати, я пленник?
Джулиет озадаченно поглядела на него:
— Разумеется, нет. — И закусила губу, сообразив, что никакого «разумеется» во всем этом нет, по крайней мере в том, как она раньше с ним обращалась. — Тебе отвели комнату, я провожу тебя. Твои вещи наверняка уже там.
Росс молча проследовал за ней по приземистому зданию. В отведенных ему покоях его уже поджидали седло и поклажа с вьючной лошади.
Распорядившись насчет восточной бани, Джулиет сказала:
— Через час после захода солнца. Я пришлю за тобой.
В какой-то миг в голове у нее пронеслось, что они стоят на пороге спальни; они вошли туда вместе, не отставая друг от друга. Судя по загадочному взгляду, который бросил на нее Росс, мысли его работали в том же направлении.
Джулиет резко повернулась на каблуках и, не оборачиваясь, вышла из комнаты, заставляя себя двигаться медленно, а не спасаться бегством. Она свернула в следующий коридор, затем снова свернула. Во дворце и в лучшие его годы было немного обитаталей, а эта его часть обычно пустовала. Наконец-то она одна — в первый раз с тех пор, как обнаружила Росса.
Решительность, что поддерживала ее несколько прошедших часов, вдруг исчезла. Силы оставили ее. Джулиет прислонилась к стене. «Боже милостивый, Росс прав, было бы намного легче, если бы он никогда не узнал, кто я… но мне некого винить, кроме самой себя, за то, что я открылась ему».
Джулиет бил озноб. Она приникла к стене, прижавшись щекой к грубой штукатурке, и судорожно, прерывисто задышала. «Если б я хотя бы не подгоняла его! Это правда, что я тревожилась о его ранах, меня вывело из себя и его спокойствие, однако я вела себя вызывающе из-за гнева. В очередной раз проклятый нрав рыжих подвел меня, и все мои поступки подогревались только этим. Подобное уже не раз случалось».
Она испытывала гнев не по отношению к самому Россу, но к его присутствию. Джулиет несколько лет провела в одиночестве, пытаясь заново построить свою жизнь, обрести покой, но за какой-то миг муж разрушил и то и другое. «В его распоряжении целый мир, он может скитаться где угодно, так какого же дьявола он оказался на моем дворе?»
Росс наверняка погиб бы, если бы не своевременное появление Джулиет и ее людей, поэтому она, в сущности, не могла сожалеть о таком повороте судьбы. И тем не менее она по-прежнему злилась, а ее гнев, вызванный несправедливостью, побудил ее вести себя, как покупательницу среди работорговцев. «А вся ирония в том, что я, будучи в шоке от его безобразных шрамов, не смогла вовремя опомниться и поэтому стала казаться опаснее, чем намеревалась. И в результате привела в ярость человека, который известен своим благонравием. Таким образом я осудила себя на глубокую, причиняющую боль вражду. Но что хуже всего, коснувшись совершенного, знакомого тела Росса, я пробудила в себе чувства, которые пыталась похоронить еще двенадцать лет назад…»
Джулиет ненавидела свой первый выезд в лондонский свет.
Она была слишком высокой и неуклюжей, ее рыжие волосы сверкали каким-то нелепым маяком, а происхождение оказалось чересчур неподходящим для того, чтобы снискать успех в обществе. И тот факт, что она в общем-то и не стремилась к такого рода успеху, не делал ее унизительный провал менее
