станешь свободной.
— А я и так свободна! — огрызнулась она. — мне не нужна твоя смерть, чтобы доказать это. Когда я увидела, как он потянул тебя под воду… — Она закусила губу, радуясь, что под покрывалом он не видит ее лица.
— Весьма сожалею. Наблюдать всегда тяжелее, чем переживать самому. А худшее еще впереди. — Росс помрачнел. — Я бы предпочел, чтобы ты оставалась в Сереване.
«Он совершенно прав: в Бухаре будет еще страшнее, а мне придется контролировать себя тщательнее, чем сейчас». Она глубоко вздохнула и сказала:
— Ты не остановил бы меня, я бы все равно поехала.
— Знаю. Только поэтому ты здесь. — Он поднял один из тяжелых бурдюков и водрузил его на спину верблюду. — Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала, Джулиет.
Она подозрительно посмотрела на Росса. Он стоял так близко, что в голове ее вмиг пробудились воспоминания о том, как он выглядел, когда вылез из воды. Влажная туника и брюки обрисовывали каждый бугорок его сильного тела. Она с трудом перевела дыхание, пытаясь отогнать от себя чарующее видение.
— Что именно?
Он пристроил бурдюки и покорно произнес:
— Я должен был знать, что ты не согласишься, прежде чем не выяснишь, о чем идет речь.
— Конечно, нет. Знать, что ты подписываешь, — это первый закон договоров. — Она принялась привязывать бурдюки к седлу.
— Я говорю не о контракте. — Он потянулся к ней и накрыл ее руку своею, придержав
перевязь. — Джулиет, посмотри на меня.
Она неохотно подняла взгляд, зная, что он видит ее глаза, и опасаясь, что они скажут ему слишком многое. Росс очень серьезно произнес:
— Дела могут обернуться не лучшим образом, и я не вернусь из Бухары живым. Но ты, как слуга- мусульманин, получишь шанс избежать моей судьбы. Обещай, что сделаешь все, чтобы выжить. Если речь пойдет о твоей жизни, то ты непременно покинешь меня, даже выдашь людям эмира при необходимости. И ради Бога, не пытайся строить никаких безумных, безнадежных планов в бесплодной попытке освободить и спасти меня. Я не хочу, чтобы ты погибла из упрямства, бравады или какого-то там чувства вины.
Она ничего не ответила, и Росс крепче сжал ее руку.
— Обещай мне, Джулиет. Пожалуйста.
Джулиет едва выдерживала этот разговор, отказываясь принимать его безжалостную практичность.
— Разве я не имею права распоряжаться своей жизнью по собственному усмотрению? — спросила она.
— Наверное, имеешь, но дело не в этом. — Он вздохнул и опустил руку. — А если я скажу, что умру счастливым, зная, что ты спасена?
В памяти Джулиет тотчас всплыли потоки воды, в которых он едва не утонул, и у нее перехватило дыхание.
— Ладно, — бросила она. — Обещаю тебе, что если они осудят тебя и выследят меня, то я спокойно приму такое положение вещей и не стану делать никаких глупостей.
Длинные пальцы Росса легко коснулись руки Джулиет.
— Благодарю тебя.
Она молча повернулась и пристроила бурдюки. «Обещать-то я обещала, но совсем не уверена, что смогу сдержать слово. Я с легкостью рискну собственной жизнью, пусть даже в обреченной на провал попытке помочь ему, нежели стану сидеть сложа руки в минуты опасности для дорогого мне человека.
Что ж, Джулиет, ты можешь признаваться в этом только себе. И совсем не важно, какова степень риска: ведь невозможно же стоять рядом и не пытаться предотвратить смерть любимого».
Глава 10
Наблюдая, как муж рискует жизнью во время наводнения, терзалась Джулиет, а через неделю пришла очередь Росса беспомощно стоять и смотреть, как подвергается опасности жизнь Джулиет.
Караван был в неделе пути от города Мары, самого большого поселения между Серахсом и Бухарой. Путники устроились на ночлег у небольшого, почти пересохшего колодца с горькой водой. Они ставили палатки и разводили костры, и тут на лагерь напала банда туркменов.
Все побросали свои дела и уставились на всадников, по сравнению с торговцами гибких и сильных, как волки, и таких же опасных.
Мурад готовил пустынный хлеб, этакую смесь муки и воды, которую кладут в вырытую ямку, а потом засыпают сверху песком и горячими углями. Сидя на корточках, он смущенно произнес:
— Вряд ли бандиты вторгнутся в наш лагерь.
— Да, — согласился Салех. — Наверное, они находятся на службе в Хиве или Бухаре и пришли сюда, чтобы взять дань за караван. Это тоже форма разбоя, хотя и более мягкая.
Поскольку у Салеха был самый невинный вид из всего отряда Росса, пожилой узбек направился в центр бивуака, чтобы разузнать, что происходит. Через полчаса он вернулся и сообщил подробности.
— Главаря зовут Хосро-хан, он юз-баши, то есть «сотник». Он является офицером армии эмира Хивы и прибыл сюда получить дань в размере один к сорока. — Сев на корточки, Салех принял пиалу с чаем, поданную Мурадом, и продолжил:
— Каждая группа должна составить список товаров. Юз-баши посетит каждый костер, проверит записи и соберет дань.
Росс ничуть не удивился и кивнул головой.
— Представляю, как расстроены купцы. Между ханствами и так постоянные распри, и караван мог бы избежать обложения налогом хотя бы Хивой.
Салех улыбнулся.
— Да, купцы немного разочарованы. С них еще потребуют дань в Чарджоу, когда мы прибудем в Бухарское ханство, потом придется откупаться в таможне самого города. Но все же если заплатить дань, то караван избежит большего разграбления. — Он отпил из пиалы чай и с тревогой добавил:
— Абдул Вахаб сказал мне, что Хосро-хан известен своей ненавистью к ференги. Вам бы лучше не привлекать к себе внимание, Кхилбурн.
— Я и не собираюсь высовываться, — пообещал Росс.
Целый час Абдул Вахаб сопровождал юз-баши и его людей по лагерю. Путники занялись обычными делами, хотя прекрасно знали о передвижениях хивинцев. Джулиет и Росс разбирались с верблюдами, а Мурад готовил луковую подливку к хлебу. Салех тем временем составлял опись товаров.
Несмотря на то что туркмены не вскрывали багаж, устрашающий вид заставлял всех проявлять исключитальную честность. Атмосфера над бивуаком раскалилась. Никому не хотелось злить юз-баши: а вдруг тот забудет, что является официальным лицом, и станет вести себя, как его дикие туркменские собратья, и отберет не сорок процентов, а все сто?
Джулиет внимательно следила за мужем; казалось, его не особенно тревожило присутствие туркменов. «Если бы можно было написать книгу о том, как добиться британского хладнокровия, то никто не сделал бы этого лучше, чем Росс. Впрочем, не британского хладнокровия, а английского. Я ведь тоже британка, но вовсе не так бесстрастна, как он».
Мурад тем временем выкопал из ямки плоскую хлебную лепешку, постучал пальцем, чтобы стряхнуть песчинки с корки, а потом позвал всех обедать. Горячий хлеб с луковой подливкой — настоящее лакомство, но Джулиет, как всегда, мучилась с едой в своем покрывале.
Они как раз заканчивали трапезу, когда Джулиет подняла глаза и увидела Хабиба, зловредного погонщика верблюдов, который отвел в сторону одного из хивинцев, чтобы поговорить с ним наедине. Явно удивленные, туркмены посмотрели в их сторону, потом торопливо подошли к своему офицеру и о чем-то заговорили. Джулиет нахмурилась, однако, прежде чем она смогла предупредить кого-либо, юз-баши и его свита направились прямо к их костру.
Юз-баши оказался коренастым, крепким мужчиной с узкими туркменскими глазами. Оглядев всех членов отряда, он приказал:
