было все равно, что они подумают.
– На самом деле это секрет многих известных красавиц: им нет дела до того, что подумают о них люди. Они уверены в себе, они пренебрегают мнением тех, кто неизмеримо ниже их, они завораживают, даже не обладая классической красотой, а зачастую так оно и бывает.
– Если красота – необязательное условие, по крайней мере его я выполнила.
– Напротив! При виде тебя у мужчин перехватывает дыхание, скромностью ты покоряешь женщин. Ты можешь блистать как на кейли в Мелроузе, так и на балу в Дорнли. – Он усмехнулся. – А еще ты умеешь отлично притворяться, будто тебе весело.
Трот пришлось признать, что Кайл прав: и в том и в другом случае она притворялась.
– Вы сами сказали, что я могу рассчитывать лишь на одно: что ваш отец будет терпеть мое присутствие. Я не хочу, чтобы вы разрывались между обязательствами передо мной и долгом перед ним, поскольку родителей надлежит чтить превыше всего.
– Мы не в Китае. – Кайл повернулся к ней, его глаза раздраженно блестели. – Выслушай меня внимательно, Трот Монтгомери. О тебе, как о моей жене, я обязан думать в первую очередь. Если ты не желаешь жить под одной крышей с моим отцом, мы поселимся в другом месте. Если тебе не по душе светское общество – пусть так, хотя я считаю, что, освоившись в новом мире, ты станешь блистательной светской дамой. Если ты не хочешь жить в Лондоне долгие месяцы, пока я буду заседать в парламенте, ты можешь остаться в Мелроузе – правда, без тебя мне будет тоскливо. Я ответил на все твои возражения против брака?
Трот уставилась на него, потрясенная страстью в его глазах. Он снова стал мужчиной, с которым она познакомилась в Кантоне, – решительным, упорным, полным жизни. И если он будет и впредь твердить, что она красива, рано или поздно она поверит ему.
– Я… не знаю, что и сказать.
– Тебе незачем что-либо говорить. У тебя есть время, чтобы найти новые возражения, а у меня – чтобы опровергнуть их. Но не забывай и об этом…
Он обнял ее свободной рукой, рывком притянул к себе и завладел ее губами. Губы Трот приоткрылись, она невольно обняла его за плечи. У Драйбергского аббатства он целовал ее с нежным обещанием. Но на этот раз он оставлял на ее губах свое клеймо, напоминание о близости, чуде, опасности и восторге, которые они пережили вдвоем.
Трот дорожила независимостью, но как она могла считать себя независимой, если так легко поддавалась ему? Когда они были любовниками, она считала себя рабыней Кайла, готовой исполнить любую его прихоть.
Впрочем, он ни о чем не просил – разве что о возможности доставить ей наслаждение. Но если он узнает, что она носит его ребенка, он навсегда завладеет ее телом и душой, а она не сможет противиться. Даже сейчас ей хотелось заявить о своей преданности…
Кайл отстранился, часто дыша, но в его глазах не отражалось ликования – только жажда, как в глазах Трот.
Она неловко вытерла губы ладонью.
– А мне казалось, вы говорили, что пока мы воздержимся от близости…
– Я не пытался соблазнить тебя. Просто просил обо всем подумать. – Овцы наконец прошли мимо, и Кайл хлестнул лошадей. – Я решил проверить, сгораешь ли ты от страсти, как и я.
Трот возмущенно уставилась на его профиль. Желая распалить ее, он добился своего.
Будь он проклят!
42
Прикрывая глаза ладонью, Кайл вглядывался в силуэт замка, гордо возвышающегося на скале перед ними.
– Я совсем забыл, какое это зловещее место. Здесь страх пробирает до костей.
– Зато вы не забыли, что замок стоит на вершине скалы, – отозвалась Трот. – Можно ли подъехать к нему?
– Нет, таких мучений лошадям я не доставлю. Мы пойдем пешком, заодно и проверим, помогла ли мне тайцзицюань. – Он выбрался из двуколки, помог Трот спуститься и повел двух лошадей к ручью, чтобы напоить.
– Откуда взялось название замка? Оно словно сошло со страниц готического романа.
– Его настоящее, гэльское название было гораздо длиннее, но оно начиналось со слога «дум» и так удачно подходило этой крепости, что прижилось. Это замок клана Кэмпбеллов, уничтоженного англичанами после восстания якобитов. С тех пор в замке никто не живет.
Кайл взял из двуколки корзину, в которую жена хозяина маленького постоялого двора уложила им съестные припасы. Путешествие на север было тихим, неспешным, они часто сворачивали в сторону, чтобы осмотреть очередную достопримечательность.
Как и надеялся Кайл, в такой обстановке между ним и Трот возникли непривычные спокойные и непринужденные отношения. Он ограничивал ласки поцелуем на ночь. Желая отомстить чисто по-женски, Трот отвечала долгим, соблазнительным поцелуем, и Кайл едва сдерживался, чтобы не схватить ее в объятия.
Труднее всего было сознавать, что Трот наверняка не отказалась бы провести с ним ночь. Но Кайлу этого было слишком мало, поэтому он всегда возвращался в свою комнату один.
Пока они переходили ручей по грубо сколоченному дощатому мосту, Трот произнесла:
– Это настоящий конец света, где годами никто не бывает.
– Здесь и вправду редко бывают люди: замок стоит в стороне от больших дорог, последний отрезок пути труден для лошадей. – Кайл прищурился, глядя в небо. Что это за дымок вьется над замком? Наверное, просто облако. – Мы с Домиником побывали здесь много лет назад. Замок за это время не изменился. А ведь совсем неподалеку находятся Гебриды, куда пассажиров доставляют быстрые современные пароходы. Поразительный контраст.
– Пароходы? Я бы хотела когда-нибудь увидеть их. Но здесь, в глуши, мне нравится больше.
Разговор оборвался: они начали взбираться по каменистой тропе, вьющейся по склону горы до самого замка. Преодолев четверть пути, Кайл предложил, тяжело отдуваясь:
– Давай сделаем привал. Мне надо отдышаться.
– Ручаюсь, обитатели замка никогда не покидали его, чтобы лишний раз не взбираться на гору! – Трот благодарно опустилась на низкую каменную стену, защищающую путников от камнепада. – Хорошо, что вы предложили мне надеть китайскую одежду. Это прогулка не для дам.
– И не для слабых сердцем и легкими. – В эту категорию путников входил и сам Кайл: малярия все еще давала о себе знать.
Согревшись, Трот сбросила с плеч плед, в который куталась, сидя в двуколке. В Стерлинге, где они побывали в лавке шотландских тканей, она сначала пришла в восторг, а потом была разочарована, узнав, что у клана Монтгомери нет своих цветов.
Кайл утешил ее пледом расцветки клана Кэмпбеллов, заявив, что Трот вправе носить его, потому что его мать происходит из этого старинного рода. С тех пор Трот не расставалась с зеленым клетчатым пледом. Когда она набрасывала его поверх китайской туники и штанов, впечатление получалось странным, но очаровательным.
Трот устремила взгляд вдаль.
– Здесь два ручья, а не один. У подножия холма они сливаются.
– Один из них называется ручьем Горя, а второй – ручьем Отчаяния. Вот еще одна причина, по которой замку дали такое прозвище.
Трот состроила гримаску.
– Мрачные люди эти горцы!
– В романтических историях Вальтера Скотта о горцах есть немало правды, но этим людям всегда жилось нелегко. – Он посмотрел на север, в сторону Киннокберна. – Думаю, мама вышла замуж за моего отца главным образом для того, чтобы ее клан не вымер от голода. Она была Киннокбернской девой – этот титул переходил по наследству, его носили вожди нашей ветви клана Кэмпбеллов. Ее единственным богатством была красота, поэтому она отправилась в Лондон и нашла лорда, который настолько обезумел от любви, что согласился на все ее условия.
– Рексхэм – обезумел от любви? – изумилась Трот.
– Трудно поверить, но это правда. Отец обожал ее. – Кайл встал, подал Трот руку и зашагал по тропе. – В брачном контракте было указано, что земля, доставшаяся в наследство моей матери, навсегда останется в пользовании арендаторов из ее клана. Так она позаботилась о том, чтобы их не согнали с обжитых мест, – такое часто случается в горах.
– И ваш отец согласился? Пожалуй, я все-таки начну уважать его.
– Он вспыльчив, но его чувством справедливости можно только восхищаться. Он понял, как мать привязана к своей земле и клану, как она стремится всеми силами помочь ему. Несколько месяцев в году она проводила в Шотландии, ходила босиком, закутавшись в плед, как какая-нибудь жена фермера. И мы, дети, тоже часто бывали здесь – особенно я, поскольку на меня была возложена обязанность заботиться о членах клана.
– И вы тоже бегали здесь босиком?
– Разумеется.
– Это многое объясняет, – задумчиво проговорила Трот. – Местным фермерам повезло, что вашей матери удалось заключить такую сделку. Она любила мужа?
– Думаю, да. Но оба ставили долг превыше личных желаний. Вероятно, этот долг и связывал их неразрывными узами.
– Наверное, ваша мать была незаурядной женщиной.
– Она понравилась бы тебе, Трот. Вы с ней полюбили бы друг друга.
Трот поплотнее запахнулась в плед.
– Я хотела бы познакомиться с ней.
– Люсия очень похожа на нее. Все мы унаследовали материнскую внешность.
Тропа становилась все круче, зигзагами шла по склону, что удлиняло путь, но позволяло сберечь силы. Несколько раз путникам пришлось делать привалы, однако Трот ни разу не предложила вернуться обратно.
Когда они, наконец, вошли в открытые ворота самой нижней из трех стен замка, Трот в изнеможении прислонилась к тенистому дереву.
– В следующий раз, задумав такое восхождение, напомните мне вовремя
