форсированные методы посланец не имел. Патриарх Гермова замечен покидающим город вместе с семьей, ближними советниками, охраной и своей долей казны. Своим людям он отдал приказ покидать Мельин самостоятельно. Патриарх Фома сейчас направляется прямиком к башне Голубого Лива. Его люди получили приказ драться на стороне магов. Патриарх Дренмар ответил, что он – не самоубийца и выводит верных ему людей из Мельина через подземелья.
– Все, как я и ожидал, – хрипло хохотнул Патриарх Хеон. – Фома – трус и предатель, сразу же кинулся с доносом. Дренмар просто не верит в успех и тщится занять мое место, после того как мятеж будет подавлен, а остатки Лиги не примут ни обкакавшегося с перепугу Фому, ни тем более Гермову. Элиас мне пока неясен. Осторожничает. Да, ничего иного я и не ожидал. Приятно оказаться правым в собственных прогнозах. Травка готова, Фихте?
– Так точно, ваше патриаршество. Все сорок мешков, в аккурате.
– Где Ланцетник?
– Прибыли-с уже. Ожидают.
– Зови Ланцетника. И этого гнома-алхимика тоже зови.
Ланцетник явился в своей неизменной кирасе; только слева у него сегодня был еще привешен меч; седая бородка воинственно задрана.
Рядом с ним стоял гном. Ничем не примечательный, в простой одежде, какую носит мастеровой люд. Вот только перепачканный, прожженный в нескольких местах и покрытый пятнами кожаный фартук показался бы правителю Мельина очень, очень знакомым.
Это был тот самый гном, чей нож так удачно прервал страдания приговоренной волшебницы на Лобном месте.
– У тебя все готово, гноме? – деловито осведомился Патриарх.
– Не извольте беспокоиться, экселенц, – прохрипел тот. – Представим в лучшем виде.., и маму свою вспомнить не успеют, гады!
– Ланцетник, вместе с почтенным гномом пойдете в башню, как только ваши снадобья сработают. На тебе, Ланцетник, пленные. Обездвижить каждого, чтобы и глазом моргнуть не смог, а не то что колдовать.
Глаза Ланцетника тускло сверкнули. Борода задралась еще выше. Откуда-то из кармана он выудил кусочек замши, лишний раз принявшись протирать бока своей кирасы, и без того сегодня начищенной до зеркального блеска.
– Ваше патриаршество, я этого дня восемнадцать лет ждал, так неужто теперь сплохую? Сколько я моделек этих башен наделал, все прикидывал, как действовать, когда ее брать будем.
– Доклад, ваше патриаршество, – скрипуче сообщил Фихте. – На улице народишко сцепился с магами. Тот самый народишко, из «Полосатого Кота». Марик знатно идет…
Да, мое заточение рухнуло. Я нарушил клятвы. Я спас девчонку от, казалось бы, неминуемого. Заточивший меня – да, Он будет в ярости. Зато явившийся из Тьмы не получит свою добычу. И теперь, мне не знать ни сна, ни покоя, прежде чем я пойму, откуда же явилось это существо и что ему, в сущности, нужно.
…Ее отчаянный призыв достиг меня, несмотря ни на что. Пущенная в ход сила изумляла – раньше я думал, что такое под силу только магам Радуги, и притом не ниже второй ступени.
Огненная вспышка нарушила мое бдение, и я увидел. Увидел громадный подземный зал, испуганную, жмущуюся к стене девушку – и торжествующего, наглого победителя. Того самого, кого я так усердно и безрезультатно отыскивал в окрестностях Мельина.
И я не устоял.
Когда-то в прошлом я был слишком осторожен. Я слишком любил свое тогдашнее положение, наслаждался властью и милостями Богов. Потом пришла пора платить, позорным бегством и капитуляцией перед злейшим и исконным врагом. Жизнь в шутовской оболочке.., путь в распад, в ничто, в такие бездны, что дух корчится от ужаса, едва заслышав об этой дороге.
И на сей раз я рискнул.
Я пробился под толщу гор, несмотря на бушующий вокруг Смертный Ливень. Я брел всю дорогу от города до гномьих копей. Мне казалось, что ядовитые струи Ливня начисто слизнули плоть, оставив один лишь громыхающий костяк.
Вызывало тревогу и творящееся в имперской столице.
Я видел, как все это происходило. Преследуя странного гостя из мрака, мысль моя неотступно тянулась к Мельину. Можно было лишь догадываться, какая катастрофа, мрачно усмехаясь, поджидает нас впереди; я настойчиво искал создание, явившееся сюда из бездонных провалов, перешедшее вековечную Границу; искал и не находил.
Зато нашел нечто иное.
Мельин всегда эманировал очень сильно. Возведенный на старых фундаментах Дану (а они, в свою очередь, зиждились на еще более древних основаниях), вобравший в себя горе, радость, страх и отчаяние многих людских множеств, напоенный до краев магией, город, где по ею пору чувствовались еще древние чары самых первых хозяев этой земли, что носили звериные шкуры и не знали огня; город, где ковалась мощь семи Орденов – он не мог не притягивать моего взора.
Ночную тварь я в тот раз, конечно же, не нашел. Наивно было полагать, что она так просто останется дожидаться, пока я до нее доберусь. След терялся среди мрачных буреломов южнее Хвалинского тракта, под непроницаемой для меня завесой Смертного Ливня. Да, да, отсюда, из накрытого плотной пеленой туч Хвалина я могу видеть, что происходит в отдаленных землях, могу дотянуться даже до Южного Берега. Но вот окрестности самого города (да что там окрестности!) я не вижу, как и то, что творится на площади перед храмом Хладного Пламени! – лежащее совсем рядом так и оставалось сокрытым.
Да, гость из мрака нашелся потом.., под Хребтом Скелетов, когда я уже лишился всякой надежды.
…Волна отчаяния и ярости, хлынувшая с мельинских улиц, сбила меня с ног, захлестнула и поволокла за собой. Я уже не мог сопротивляться.
– Первое дело, робяты, это шоб магики вас не заметили. А сейчас, стал быть, всем рассыпаться. Рассыпаться, говорю! Кто из арбалетов бить умеет, вперед. Пращники есть? Ага, вижу. Камни готовьте. Как где взять? – мостовую видишь? Господа магики вблизи своей башни грязи не желают, значить, ну дак мы энтим тоже попользуемся. На открытое место не высовываться – изжарят, ну да это вы, мельинские, лучше меня знать должны. Как двери вышибать? – двери, мил человек, мы вышибать не станем. Если хочешь, можешь в них лбом побиться. Авось поможет. Дорога у нас одна – через окна, через вон ту галерейку стеклянную. У них там, вишь, сперва-то бойницы были, да потом решили – надо окна прорубить. И прорубили. И вокруг, эвон, балкон обвели. Ну так вот нам на тот балкон и нужно. Веревки, крюки – у всех все ладно? Тут ведь вам не легион, центурион не проверит. Оплошаешь – магики тебя на жаркое себе подадут. Ну, готовы, смертнички? Тогда ждем, счас нам сигнулу подать должны…
Это говорил стоявший в укрытии за изломом стены высокий человек с жестким, бездушным лицом. Глаза его были словно черные дырочки. Он один из всей толпы имел хороший меч и приличные доспехи.
А наискосок через площадь, отделенная от тяжело дышащей, потной, несмотря на осеннюю ночь, толпы пустым пространством мостовой, высилась башня. Я не мог в темноте различить герб, понять, какому Ордену она принадлежит. Впрочем, это сейчас было неважно. Люди Мельина сошлись грудь на грудь с магами Радуги.
Тяжелые бронзовые двери, изукрашенные рунами и отпугивающими незримых гадов мордами чудовищ, были, разумеется, плотно заперты. Башня подслеповато щурилась на разные стороны узкими щелями бойниц. Когда-то ее строили с расчетом на осаду. Но потом, за неимением осаждающих (даже в год наибольших своих успехов Дану не дошли до Мельина добрых полсотни миль), за неимением бунтов маги часть бойниц расширили, превратив в нормальные окна, правда, достаточно высоко над землей.
Из темноты свистнул первый камень. Кому-то надоело ждать, тоскливое стояние на самом пороге драки выпило силы до дна, и неведомый пращник рванул ременную петлю. Зазвенело стекло, обрушиваясь
