дымящийся котелок, принялся кормить с ложки.
Фесс глотал горячие разваренные комки какой-то кати, и тюремная бурда представлялась ему сейчас пищей богов.
…Сколько так продолжалось, он не помнил. Глаза мало-помалу привыкали к свету, и когда в лекарскую камеру (а притащили его именно сюда) пожаловал сам преподобный ртец Этлау в сопровождении положенной по его рангу свиты, Фесс уже мог нормально видеть.
При появлении инквизитора все остальные не то что пытянулись по струнке, но и, похоже, вообще дышать перестали. Этлау быстро и остро взглянул на некроманта – похоже, проверял, не притворяется ли? Вопросительно шглянул на лекаря.
– Подследственный пришёл в себя после трёхдневного забытья, – поспешно зачастил медикус. – Состояние нормальное, несмотря на голодание.
Этлау кивнул.
– Почему мне не доложили, что подследственный от-
казался принимать пищу? – ровным голосом спросил Этлау у сводчатого потолка. – Почему не были предприняты немедленные меры?
Ответа не последовало. Все, похоже, просто тряслись; от ужаса.
– Хорошо, – не меняя интонации, подытожил Этлау, – молчание допустивших сие служит ясным показанием осошания ими своей вины. Наложим епитимью. Отец келарь! Отдайте необходимые распоряжения. Пусть обвиняемого препроводят в допросную.
Приказы Этлау с некоторых пор выполнялись в Инквизиции беспрекословно. И вновь знакомая комната, забитая пыточной машинерией, те же четверо палачей в красных колпаках и тот же подпалачик. Вот только длинный стол следствия на сей раз пустовал. Этлау дождался, пока Фесса прикрутят к решётке, и повелительно махнул рукой стражникам – мол, свободны. Инквизитор сам тщательно запер двери дозна- вательнсго покоя, подошёл вплотную, встал в головах у Фесса так;, чтобы некромант мог его видеть.
– Тебя ещё будут допрашивать по-настоящему, не сомневайся, – брезгливо проговорил экзекутор. – Тебе ещё зададут немало вопросов и, разумеется, не забудут поинтересоваться теми, кто тебе помогал.
– Они все мертвы. – Фесс постарался как можно циничнее пожать плечами. – Те, кто мне помогал, погибли в Эгесте Больше никого не осталось. Под пытками я, возможно, и назову тебе вымышленные имена, инквизитор, – просто для того, чтобы прекратить собственные мучения но разве тебе это нужно, Этлау?
– Вымышленные имена в устах Разрушителя перестают быть просто вымышленными, – парировал инквизитор. – Те, кого ты назовёшь, могут стать подручными, Сущности, её рабами. Поэтому мы, само собой, не оставим в живых никого из них.
– Даже если я назову какого-нибудь Жгрумбайдумбайла из деревни Хрумбрумбом? – постарался усмехнуться Фесс.
– Этот ответ не будет принят, – очень серьёзно, словно и не замечая издёвки пленника, заявил Этлау. – Постарайся назвать настоящие имена. Очень советую также вспомнить о своихдрузьях из Нарна и Вечного леса. Равно как и с мекампского пограничья. Не забудь также и Ордос. Это так, дружеский совет, некромант, перед завтрашним допросом. Ну а сегодня мы поговорим о другом.
– О чем же, преподобный отец? – Фесс постарался, чтобы Этлау не почувствовал насмешки.
– Мы поговорим с тобой о трёх вещах. О Даэнуре, твоём бывшем наставнике, о Вейде, королеве Вечного леса, и о тех птенцах которых ты столь доблестно защищал в Салладоре. Покончив с этим, мы перейдём к могиле Эвенгара Салладорского, на которую тебе посчастливилось наткнуться в пустыне. Как тебе такой план, некромант?
– Отчего ж не поговорить, – как мог легко и беззаботно ответил Фесс. – Учителя всегда приятно вспомнить, даже при таких обстоятельствах…
– Не паясничай, – строго сказал Этлау – Не заставляй меня окончательно поверить, что ты просто ломаешь комедию и тянешь время в надежде, что совершится какое-то чудо, или же, к примеру, ты наконец допросишься помощи от твоей нынешней госпожи. Давай, рассказывай, Неясыть.
– О чем же, Этлау? Ты задал слишком общий вопрос.
– Ты прав. Хорошо, тогда так: что ты знаешь об «Анналах Тьмы» и что говорил тебе на эту тему Даэнур?
– Странный вопрос. – Фесс вновь пожал плечами. – Насколько мне известно, Даэнур не враг Святой Церкви. Он чтит Договор. Его всегда можно спросить самого.
– Несомненно, – вежливо кивнул Этлау. – Но мне особенно интересны именно твои слова. Не будешь ли ты настолько любезен, что удовлетворишь моё любопытство?
Фесс с трудом удержался от предложения инквизитору поискать различных видов удовлетворения у профессионалок соответствующей квалификации и специализации.
– Я знаю, что «Анналы Тьмы» провозгласили грядущее появление Разрушителя, того, чьими руками Ничто сотрёт привычный нам мир и превратит его во что-то инс ведомое только Ей.
– Замечательно, – подбодрил некроманта Этлау. И что же дальше? Что ещё говорилось в «Анналах»?
– Воистину ты зря теряешь время, инквизитор…
– Предоставь мне самому заботиться о моём времени, – холодно заметил Этлау. – Так всё-таки?
– Всё-таки? Ну так вот тебе моё мнение, отец-экзекутор, моя самая расправдивая правда: «Анналы Тьмы» предрекли гибель этого миропорядка и открытие дороги новому. Чему именно – этого человеческий разум постичь не в силах.
– И ты по мере сил служишь этому? Приближаешь этот час? – немедленно спросил Этлау.
– По-моему, я уже ответил на этот вопрос, – в который уже раз пожал плечами Фесс.
– Ну что ж, иного я и не ожидал, – кивнул инквизитор. – Тогда я хочу узнать вот что: как можно остановить Разрушителя? Не тебя именно, не некроманта Неясыть, который, я готов признать, делал хоть и тёмное, но порой нужное дело. Как остановить именно Разрушителя? Как сделать так, чтобы планы Сущности оказались сорваны? Ты понимаешь меня, Неясыть? Понимаешь? – Этлау наклонился вперёд, скрестил горящий взгляд со взглядом Фесса – Вот что мне нужно у тебя вызнать. И, чтобы добиться этого знания, я готов погубить свою собственную душу, если потребуется.
Фесс заметил, что руки инквизитора судорожно трясутся.
– О, нет, ты не прав, – перехватив его взор, хрипло прокаркал Этлау. – Я не боюсь ни смерти, ни Его Суда. , Я свершил всё, что было в моих силах… и вернулся сюда с особой Миссией. Но я с радостью отдам всё, чем наделил меня Он, всё, до последней искры моего дыхания, чтобы остановить Тьму. Ты напрасно считал меня маньяком и садистом, некромант. Я не ты, я не нахожу удовольствия в чужих страданиях. Мне надо, чтобы жил мир, и, скольким
при этом придётся погибнуть, уже неважно. Родятся новые люди, возникнут новые города, будут написаны новые книги, картины, высечены из мрамора новые статуи. Но если Эвиала не станет – не будет и ничего этого, ни нового, ни старого, не так ли, некромант?! – Этлау почти кричал. – Вот почему между нами не может быть мира, некромант. Я почти сжёг тебя в Кривом Ручье. Случись это на самом деле, сейчас я горько пожалел бы об этом. Что ж, хорошо, что судьба и ты не дали тогда свершиться моей роковой ошибке. Потому что ты должен рассказать мне, как остановить Разрушителя, и ты мне это скажешь. Чего бы мне это ни стоило. Слышишь?! Чего бы мне это ни стоило!
Этлау подавился собственным криком, поперхнулся, закашлялся. Подпалачик немедля поднёс ему кружку с водой.
– Прекрасная речь, Этлау, – проговорил Фесс. – Прекрасная и трогательная. Ты только забыл об одном – у меня тебе ничего не вырвать, потому что конец Разрушителя станет также и моим концом. И никакие пытки, ничего, что сможет родить твоё извращённое воображение садиста, маньяка и убийцы – да-да, сколько бы ты ни утверждал обратного, – никакие муки не смогут сравниться с тем, что будет ждать Разрушителя, если он не выполнит свою миссию. Я понимаю, ты не колеблясь отдашь приказ перебить половину населения Эвиала, если это поможет спастись второй половине. Но я – не население. И у меня выбора нет. Никакие палачи не могут быть настолько искусны. Я просто умру, в тот самый миг, когда они перейдут некий предел. И всё. Что ты станешь делать тогда? Приведёшь сюда моего учителя? Потребуешь, чтобы Даэнур вызвал бы меня из Серых Пределов, дабы продолжить допрос? Дуотт-то, быть может, и будет
