Этлау высокомерно поднял бровь, однако отвечать, по-видимому, счёл ниже своего достоинства.
– А потом я погиб. Меня убили, некромант. Я не мог сдержать их в одиночку. Молния, некромант. Простая молния. Могу тебе сказать, это очень неприятно.
Фесс покачал головой, всем видом своим выражая: «Ну-ну!»
– Молния, – повторил Этлау. – Я умер. И увидел твои Серые Пределы. И ещё многое другое. Но потом… – Голос его изменился, теперь в нём звучал чуть ли не экстаз. – Потом ко мне спустилась Его сияющая длань. Я был поднят из бездн смерти! Я победил её, Спаситель даровал мне великую победу и великую силу! Я выжил! Я вернулся! Сюда, назад, в мир живых! И принёс с собой Его дар! Дар, благодаря которому ты – здесь, в этой темнице, некромант, в цепях! Дар гасить магию! Это дар Свыше, дар Спасителя! – На губах Этлау проступила пена. – Что ты можешь сделать против этой силы, несчастный, что вся твоя богомерзкая волшба? Ты бессилен! Ты ничто против Света и Правды!..
– Не кричи, – холодно и твёрдо сказал Фесс, обрывая истерику инквизитора. – Ближе к делу, если можешь, конечно.
– Ближе к делу… – лихорадочно облизнул губы Этлау. – Я распознаю твою ложь, некромант! Говори правду! Спаситель вдохновит меня!
– Блажен, кто верует, – хмыкнул Фесс. – Ничего я тебе не скажу. Валяй, убивай. По крайней мере, здесь я могу умереть по собственному желанию. Если выдам – то исключительно по Её. Улавливаешь разницу?
– Улавливаю, – кивнул инквизитор. – И тем не менее я рискну. – Он повернулся к палачам и, не произнося ни слова, резко вскинул руку. Раскрытая ладонь смотрела вверх.
Вся четвёрка и пятый подпалачик тотчас рысцой бросились к своему господину. Этлау дёрнул подбородком, указывая на Фесса. Глаза заплечных дел мастеров вспыхнули – словно они давно только и ждали, что повода показать своё искусство.
Вот ещё одна точка перелома, некромант. Или ты умрёшь сейчас по своей собственной воле, или тебя разорвут на куски этой занятной машинерией, представленной здесь в таком изобилии.
Он глубоко вздохнул, крепко зажмурился – не хотелось поганить последние мгновения жизни лицезрением гнусных сводов темницы. Пожалуй, и в самом деле наступило время уходить. Может быть, он встретит там давно пропавшего отца…
Темнота вокруг него послушно расцвела зелёным весенним лугом. Вдали пролегла синяя лента реки, на противоположном берегу взметнулись синеватые сосны и ели, вдоль горизонта молчаливой стражей встали горы. Он стряхнул с себя мешающие оковы тела и побежал, наслаждаясь небывалой лёгкостью, – туда, прочь, где над рекой вставала семицветная радуга – здесь, в отличие от
Мельина, ею можно было просто любоваться. Легкие, воздушные облачка весело летели наперегонки по чистому и бестревожному небу, и Фесс знал – ему осталось совсем-совсем немного, добежать лишь до этой реки и окунуться в её ласковые, тёплые воды. Это будет означать покой. Покой и вечный сон, пусть даже и без сновидений. Что ж, сны зачастую оборачиваются кошмарами, поэтому, наверное, так оно даже и лучше.
Он бежал, и его босые ноги мало-помалу переставали чувствовать траву, лицо – дуновение ветра. Нагой, он стремился навстречу своему последнему приключению, и даже что-то слегка зацепившее ногу не смогло вернуть его обратно.
На противоположный берег реки вышли какие-то люди, четверо или пятеро, ему показалось – он видит среди них отца. Кто-то приветственно, как представилось Фессу, махнул ему рукой.
Он засмеялся радостно, освобождаясь от последних следов страха. Так надо. Значит, пусть так будет. А вопросы задавать уже нет никакого смысла. Время вопросов навсегда осталось в прошлом.
Он уже достиг берегового песка, когда вода в речке внезапно забурлила и потемнела. Прямо посередине, вздымая тучи брызг, отфыркиваясь и отплёвываясь, вынырнули двое, кого Фесс меньше всего ожидал здесь встретить. Мокрые, со слипшимися волосами, посреди его последней реки некроманта ждали маски. Полуэльф и Бахмут. Первый уже успел выхватить и вскинуть над головой длинный кинжал.
– Стой! – завопил тем временем Бахмут. – Стой, дурак, кому говорят! Что ж ты задумал, башка пустая?!
Фесс решил не отвечать. Его больше ничто уже не держит. Мимо, мимо этих призраков – в воду. В ласковую, тёплую, мягкую воду, которая примет и обнимет и которой нет дела ни до чего, которая помогает всем и каждому, у кого только хватит сил до неё добежать.
– Держи, держи его! – завопил полуэльф, верно, обращаясь к своему напарнику.
Маски с завидным проворством выскочили из воды. Массивный Бахмут оказался прямо на пути некроманта, в то время как полуэльф одним броском повис у него на плечах.
– А, чего там! – прорычал Бахмут и прежде, чем некромант успел даже отдёрнуться, с размаху влепил Фессу звонкую оплеуху.
Некромант не удержался на ногах. Неведомая сила швырнула его назад, река вскипела кровавым паром, небеса заскользили вниз, лес распался сухим серым пеплом, и прямо в глаза Фессу глянул чёрный закопчённый потолок подземелья. Над ним склонялись красные колпаки палачей, рядом судорожно дёргался и что-то вопил Этлау… И ещё была боль. Такая боль, что впору немедленно умереть обратно.
– Прекратить, немедля прекратить!. , – дошёл наконец до его сознания истеричный, надрывающийся вопль Этлау.
Палачи испуганно таращились на беспомощно распятую жертву. Похоже, они понимали только знаки, так что инквизитор напрасно надрывал глотку. Тем не менее некоего результата он достиг – жуткие инструменты в руках профосов опустились.
Вне себя от бешенства, Этлау вцепился тонкими холодными пальцами Фессу в лицо.
– Умереть решил? – прошипел инквизитор. – Вижу, вижу, решил. Ну что ж, раз так – то придётся вспомнить кое-что из «Анналов Тьмы». Обряд, который многие мои братья почитали позднейшим вкраплением фольклора. Похоже, однако, что они ошибались.
– Ты… понял… теперь… что меня не запытаешь? – с трудом разлепил губы Фесс. – Так что… не грози. Я всё равно… умру сам.
– Не-ет, – хищно ухмыльнулся Этлау. – Ты забыл, что у Святой Инквизиции имеется кое-что, чему позавидуют даже в Ордосе. Ты будешь умирать долго, некромант, очень долго. Я не смогу тебя допросить, но и не смогу повернуть это вспять, ибо это – именно казнь, но казнь медленная. Неспешная. И тебе, как бы ты ни старался, собственную смерть ускорить не удастся.
Этлау резко повернулся, что-то негромко скомандовал. Палачи проворно отцепили некроманта от решётки и уступили место замелькавшим в глазах Фесса белым, чёрным и коричневым рясам.
Инквизиторы засуетились вокруг него. Некромант понимал, чего они хотят – во что бы то ни стало не допустить его самоубийства. Что ж… очень может быть, что они и преуспеют, – если дорогу к его реке ему перекрыли маски. Уж не в порядке ли мести за Мечи?
Он очень осторожно попытался вновь соскользнуть туда, где только что так ярко светило солнце и приветливо голубела речная гладь, где его ждали вечный покой и бестревожность; однако оказалось, что святые братья сильны были не только в пытках.
Фесс не увидел ничего. Ни реки, ни леса на её берегах, ни неба над ней. Его трясли, хлестали по щекам, лили холодную воду, но с этим он, наверное, бы справился. Нечто большее, чем это, преграждало ему дорогу. Маски появились не зря и приняли свои меры, оказавшиеся очень действенными.
После этого его ни на миг не оставляли одного. Вокруг толпилось не меньше дюжины инквизиторов. Стража сменялась каждый час. Ни на какие слова некроманта инквизиторы не отвечали. Насмешки и оскорбления, даже богохульства оставляли их каменно-невозмутимыми.
Наконец Фесс выбился из сил. Ни воды, ни кормёжки ему уже, похоже, не полагалось. Он оставался всё так же распяленным на пыточной решётке – без сна, потому что его беспрестанно толкали и кололи, не давая ни на миг забыться.
И всё так же давила, нисколько не слабея, та самая пожирающая магию Сила, которую Этлау, явно слегка повредившись умом после Арвеста, называл «даром Спасителя».
Сколько это длилось – Фесс не мог сказать. Он прекратил попытки уйти, спокойно лежал, озираясь по сторонам, надеясь этим усыпить бдительность стражей. Прорываться сквозь возведённые масками преграды – нелёгкое дело, хотелось бы обойтись без всяких помех типа пощёчин или ледяной воды в лицо.
