В голосе её Фесс услыхал металл, но притом – и тщательно сдерживаемые слезы, словно случилось нечто непоправимое.
– Говорила или нет, о неразумный, недостойный высокого звания чародея человек?.. Что ты молчишь? Ответь мне!..
– Он не может говорить, Aigsil (Светлейшая), – сказал чей-то мужской голос. Музыкальные ноты и обертоны выдавали в говорившем ещё одного эльфа. – Полное… dreararine, истощение внутренней сути. Если мы оставим его здесь хотя бы на несколько часов, он умрёт.
– Умрёт?! – зашипела Вейде. – Здесь, возле самых моих границ?! Не бывать этому! Эллидан, Треолорн, берите его. Галлстон, следи за дорогой. Миалли, к тебе это тоже относится. Где носилки? Где носилки, Треол, я же тебе это поручала!
– An endion Aigsil, me to maro cairo…
– He оправдывайся. И говори на имперском. Я хочу, чтобы он понимал нас.
– Повинуюсь, Светлейшая. Носилки сейчас будут.
– Не сейчас, а сейчас же, Треолорн! Иначе отправишься у меня к недомеркам…
– Уже, уже, Aigsil…
Фесс почувствовал, как мягкие, но очень сильные руки поднимают его, осторожно кладут на что-то упругое, чуть раскачивающееся.
– Понесли, – вполголоса сказал кто-то ещё из эльфов.
«Куда вы меня?! – захотелось крикнуть некроманту. – В Эгесте у меня остались друзья, я должен…»
– Ничего ты уже не должен, – отрывисто и зло бросила эльфийка, даже не пытаясь скрыть, что читает его мысли. – Все ты испортил, никчёмный Xraibe, все, что только мог! Тебе незачем идти в Эгест. Твои спутники либо мертвы, либо умирают, а силой освободить их я не могу. Ты убил отца Марка, но среди инквизиторов хватает сильных чародеев, знатоков святой магии. Даже если бы я очень хотела спасти… гм… Рысь, я бы…
«Зачем же ты тогда спасаешь меня, глупая эльфийка? Ты не понимаешь, что я…»
– Я-то всё понимаю. Но я не позволю Разрушителю умереть вот так вот просто, на снегу, и обречь на страшные беды и напасти все окрестные земли на несколько дней пути. Нет, я в Эгест тебя не пущу. И думать не смей. Ты же не можешь даже ходить! Заклятья не сложишь, а если и сложишь, в ход не пустишь! Идешь больше чем на смерть – идёшь на погибель всему Эгесту и всему Вечному лесу! Хоть волоком, хоть в путах – я тебя дотащу до Пика Судеб! И послушаем, что ты тогда скажешь…
Фесс заскрежетал зубами, попытался перевалиться с носилок на снег – шагавшая рядом эльфийка, не Вейде, ту, которую звали Миалли, легонько толкнула его в грудь, и этого хватило, чтобы он, шипя и отдуваясь от боли, рухнул обратно.
– Легче, Миа, легче! – резко бросила Вейде. – Думай, что делаешь. Ему сейчас каждое прикосновение – пытка. И не знаю, сумели бы инквизиторы придумать что-то поизощрённее…
– Прости, некромант, – изменилась в лице Миалли. Она была очень хороша собой, в шитой бисером короткой курточке мехом внутрь, и глаза у неё, в отличие от Вейде, были молодыми. По-настоящему.
Чтобы не заплакать от злого бессилия, Фесс зубами впился в рукав куртки. Всё потеряно. Друзья остались в этом проклятом городе, и даже если не умерли от ран, то, что намного хуже, угодили в руки к инквизиторам. Умереть от ран в таком случае, само собой, становилось великим облегчением. А его самого, беспомощного, потерявшего меч, коня, книги – тащат, как заполеванного волка, какие-то эльфы с острыми косицами, заплетёнными на висках…
– Никуда твой коняга не денется, – вновь прочитала его мысли Вейде. – Тиэдор позаботится. Она нас скоро догонит. А пока что лежи и, пожалуйста, перестань думать обо мне как о враге. Поверь, всё это ещё может обернуться тебе на пользу. А умирать, как это говорится у вас, людей, никогда не бывает поздно. Этот выбор от тебя никуда не уйдёт. Только, если уж решишь сводить счеты с жизнью, пожалуйста, будь любезен, соизволь перед этим убраться куда подальше от моих владений. Например, за Стену Салладора. И там вешайся, давись, режься, топись сколько угодно. Слова никто не скажет. А сейчас – нет, ты на моей земле… на бывшей моей земле, и умирать тебе здесь я не позволю, это уж ты как хочешь…
Фесс молчал. От того, что эльфийка так легко и свободно могла копаться у него в голове, становилось ещё хуже. А что, если ей удастся выведать…
– Не бойся за свои тайны, – немедленно отозвалась Вейде. – Поверь мне, они у тебя очень хорошо запрятаны. Ни один маг не отыщет. Мне, некромант, твои секреты тоже без нужды. У меня свои беды, свои заботы и свои цели. И пока что главная моя цель на сегодня – утащить тебя как можно дальше от Эгеста, чтобы уж никуда ты подеваться не смог!
Некромант стиснул зубы и ничего не ответил. Более того, он старался даже не думать. В голову вползала бесформенная серая мгла, и от этого, как ни странно, становилось даже немного легче.
Итак, он лишился всего, ну, или почти всего, потому что посох как-никак при нём. Вейде обещала привести их коня. Но что потом, что он будет делать потом и куда…
– А это уже зависит от тебя, – сказала Вейде, нагибаясь к нему. – Отрекись от некромантии, и, клянусь вечным Древом, ты станешь почётным гостем моего леса. Сможешь остаться там и жить сколько и как захочешь.
– И помогать инквизиторам ловить ведьм? – прохрипел Фесс.
– Одну ведьму ты им и так помог поймать, – пожала великолепными плечами Вейде. – Если б не ты, Красная осталась бы жива.
– Ты… её… знала? – выдавил из себя молодой чародей.
– Конечно. Как ты думаешь, кто помог деревенской простушке из Кривого Ручья, утопающего в коровьем навозе и гнилой соломе, кто помог ей сделать первый шаг?..
– Тогда ты тоже виновна! – Фесс попытался зарычать, но из горла вырвалось только какое-то жалкое хрипение.
– Виновна, виновна… тогда во всех грехах убийцы виновна его мать? Даже если она умерла сразу при его рождении и не могла ни увидеть его дел, ни узнать о них? Я разбудила Красную, помогла сделать первый шаг… дальше она шагала сама.
– Почему?.. – Фесс не мог скрыть удивления. – Если вы в союзе с инквизиторами, а они…
– А они жгут ведьм? Правильно, только не каждая ведьма идёт по тёмной дороге, мой добрый некромант. Тех, что вступили на тёмный путь, увы, следует или понуждать к раскаянию, или сжигать. Я уже говорила тебе и повторю снова – только мы да инквизиторы, несмотря на их варварские методы, удерживаем западную Тьму от последнего рывка. Ни хвалёный Белый Совет, ни ещё более хвалёный Волшебный Двор не сделали и сотой доли работы. Тьма – она ведь прежде всего в нас самих, не только в Затенённых Морях. И тот, кто дал этому ростку укорениться, взойти, начать плодоносить – пусть пеняет только на себя, что пришёл… садовник и выполол дурное растение с корнем. Пусть лучше погибнет один, чем сотня. Принцип меньшего зла не так ли, некромант? Ваша любимая установка. Ваш догмат.
– Я не могу… с тобой… спорить… сейчас… – слова едва-едва выбирались на свободу из его гортани. Силы стремительно убывали. – Погоди… ещё… выясним…
– Конечно, конечно, – усмехнулась Вейде. – Конечно, мы всё выясним.
Хвала небу, что мы всё-таки успели и нашли тебя! Вот о чём думать надо, а не о том, что, мол, «выясним»… Могу тебя обрадовать, некромант, – дело твоё дрянь, и, если бы не мы, твоя голова уже оказалась бы в банке со спиртом у… вижу по глазам, что сей чудесной истории ты не знаешь. Корпоративная солидарность, в просторечии характеризуемая пословицей «ворон ворону глаз не выклюет». Как ни парадоксально, факультет святой магии от ректора Академий практически не зависим, подчиняется только аркинскому Престолу, и, понятное дело, никто из его профессуры никогда не скажет ничего порочащего святых братьев. А надобно тебе сказать, что отец Марк, которого расклевали твои миленькие птички… костяные птички, летающие черепа, имел противоестественную склонность коллекционировать головы знаменитых еретиков. Читаю в твоих глазах вопрос – как он мог их коллекционировать, если еретики поголовно присуждаются к сожжению, никак не к обезглавливанию или повешению? Объясню. Не все еретики и ведьмы сжигаются. Иным… оказывают честь другими способами. В том числе и такими, что позволяют сохранить в целости некие части тела. Конечно, голову можно мумифицировать, но отец Марк предпочитает спирт. Точнее, предпочитал. Надо сказать, дурной пример заразителен. Даже для высших
