... По хлопанью двери в бывшей детской (бывшей, потому что дети из милой сентиментальной комнаты сделали какую-то техногенную катастрофу) я поняла, что Марья и Дарья отправились-таки спать.
– Не дом, а кошмар, – вздохнул Авдей, вернувшись на кухню. – Не дети, а...
– Ай, Белинский, лучше молчи! Бывают и худшие варианты.
– Согласен. – Муж, воровато глянув в коридор, достал из кармана халата пузатую бутылочку «Ани» и пачку «Собрания». – Давай, а? Для снятия стресса.
– Если дочери увидят, что мама курит, они тоже потянутся к сигаретам, – нравоучительно сказала я, закуривая у открытой форточки. – Кстати, откуда у нас «Собрание»? Я же покупаю «Вирджинию слимз».
– У Машки. Из сумочки. Вот тебе и «слимз».
– Совсем они без моего пригляда распоясались! Одна курит и с вампиром встречается, а с другой вообще все непонятно...
Муж откупорил коньяк, нарезал лимончик.
– За взаимопонимание!
– Да тихо ты!...
... Коньяку нам хватило как раз до раннего майского рассвета. Но это не значит, что мы, отгородившись от родных дочерей дверью родительского авторитета, бесконтрольно развлекались.
Наоборот.
В нашем возрасте развлечения отходят на второй план.
А проблемы с наследниками – на первый.
– И все-таки я считаю, что в ситуации с вампиром ты перегибаешь палку, – заявил муж, слизывая с блюдечка лимонный сок. – Пусть дружат. Под твоим негласным надзором, конечно. Ну какая от него угроза? По-моему, вполне приличный парень из хорошей семьи.
– А если он ее соблазнит?
– Так это и не вампир может соблазнить.
– Логично. Но он ведь не человек!
– Пр-рально. Поэтому не пьет, не курит, не ширяется, и всякими жуткими болячками типа СПИДа не заражен. Лучше было б, если Машка обжималась в подъезде с каким-нибудь алкоголиком или наркоманом?
– Избавь, Святая Вальпурга! – отмахнулась я. – Просто вампиры... Они непредсказуемы. Все всё про них знают, а на деле – они скрыты, как статьи федерального бюджета. Вот зачем ему Маша? Вампиресс подходящих нет?
– Да парень просто влюбился! Все-таки девчонок мы симпатичных состряпали. Даже вампиры заглядываются.
– Он разобьет ей сердце, – горестно прошептала я. – Первая любовь всегда драматична. Бессмертный вампир и смертная девушка...
– Полный улет! – поддакнул муж. – Кино об этом уже было.
– Так то кино... Нет! Что ты ни говори, а я своей дочери дружить с нежитью не позволю! Пусть лучше алкоголик, наркоман, рэпер, хрен с рогами, но не вампир!
– Как скажешь, ведьма ты моя дорогая. Дракончик ты мой наследственно-сиреневенький!
– Ты на что намекаешь?
– Ни на что. А где ты видела хрен с рогами?
– Отстань. Спрячь бутылку и пойдем спать. В нашем возрасте вредно...
– Нет. В нашем возрасте полезно! Мы отправились спать, без оптимизма встречая грядущее.
Грядущее нам тоже не улыбалось.
Марья Белинская не была бы самой упрямой и своевольной девицей (за исключением сестры, конечно), если б унизилась до того, чтобы слушаться советов матери.
Как известно, дружеские советы и вражеские запреты в равной степени бесполезны для влюбленного сердца. А уж препятствия на пути любви лишь разжигают пламенное чувство.
Поэтому Марья Белинская вопреки здравому смыслу и ценным нравоучениям продолжала встречаться с вампиром Романом Кадушкиным.
То, что встречи носили полулегальный характер, придавало им особенную ценность. Да и какой интерес целоваться с мальчиком, которого родители одобрили? Вот наоборот – другое дело.
Хотя Машка с вампиром еще толком и не целовалась.
Их свидания носили сугубо платонический характер. Вампир водил Машу на выставки, в кино, в зоопарк и концертный зал «Россия». Словом, вел себя вполне прилично и очень по-человечески. И Марья забывала о том, что он вампир и что фамильный склеп Кадушкины выстроили не для хранения запасов картошки на зиму.
Роман был интересным собеседником. Он был интеллектуалом. Он читал Маше стихи: Вийона – на французском и на русском – свои собственные. Маша, правда, стихов не оценила. Она не разбиралась в поэзии.
Зато в поэзии разбиралась Дарья и однажды выпросила у вампира тетрадку со стихами – почитать (Роман игнорировал электронные носители информации и творил по старинке – при помощи пера и бумаги). Читала их по вечерам, когда родители были заняты своими делами: отец сочинял роман, мать – колдовала на кухне. От стихов Романа Даша приходила в тихое исступление и, выйдя на балкон, что-то шептала, подняв хорошенькое бледное личико к усыпанному звездами летнему небу:
Даша вздыхала и грезила наяву. В ее грезах мальчик Роман Кадушкин превращался из вампира в стройного рыцаря с благородным неулыбчивым лицом. Дарья благословляла его на подвиги ради ее имени и уходила на самую высокую башню своего воздушного замка, чтобы в одиночестве и печали предаваться размышлениям о любви земной и небесной.
Бедная, бедная Дашка! Ей крупно не повезло и с рыцарем, и с собственными грезами. Потому что пресловутый рыцарь увлечен был другой девицей. И потому что влюбленность двух сестер в одного человека грозит превратиться в индийскую мелодраму со слезами, попытками выброситься из окна и повеситься на собственной косе.
А еще Дарье приходилось скрывать от сестры свое увлечение. И если они втроем: Маша, Даша и вампир– шли на какой-нибудь очередной концерт, Машка хихикала, заигрывала и кокетничала, а Дашка напускала на себя философическую надменность и терзалась ревностью.
Так и вышло, что родители узнали обо всем уже после того, как произошли неприятности.
Даже можно сказать, драматические события.
Поскольку появление вампира традиционно ими сопровождается.
Нет, Марья больше не убегала из дому, не спала в гробу и даже (чтобы Вика не придиралась) перестала пользоваться красной подводкой для глаз. Марья, розовощекая, крепкая телом, упругим, словно мячик, и
