оба откинулись на спинки своих стульев и вернулись к происходящему на площадке. Или притворились, что вернулись. В любом случае, они не намеревались атаковать меня через всю танцплощадку. Ладно, раз уж я пришел, останусь здесь. По крайней мере, пока не поболтаю с Хуанитой и, может быть, с Фу и его дружком. Стеклянная стена была восстановлена, и пташки успокоились. Мне даже стало как-то неловко за царивший в зале полный порядок. Единственное свободное место оказалось за столиком почти рядом со мной. Один стул был занят каким-то рыжим молодым человеком, второй свободен. Если я попробую угнездиться здесь, то прямо напротив меня через площадку окажется столик с двумя уголовниками и одной уголовницей. Но поскольку они меня уже видели, это не имело никакого значения. Я подошел к рыжему, наклонился и спросил:

— Не возражаете, если я займу этот свободный стул ненадолго?

— Да, да, — ответил юнец, — тащите его, куда вам угодно.

Его взгляд прилип к Хуаните, на меня он даже не покосился, кажется, до него не дошел смысл моих слов.

— Я хочу присесть здесь, за вашим столиком.

— Валяйте, валяйте. Ого! Нет, вы только посмотрите! Вот это да!

Наконец я уселся и заказал порцию бурбона с водой для себя и порцию для рыжего. После этого попытался сосредоточить свой взор на Хуаните.

Доложу вам, что сосредоточить взор на этой крошке — хитрая задача. Она дергалась назад, вперед, справа налево, вверх, вниз — все одновременно.

При этом еще ухитрялась петь. Карлос не рассказал и половины всей правды.

Хуанита являла собой сексуальный тайфун. Ее длинные черные локоны развевались во все стороны, из полных губ на смуглом чувственном лице раздавались стоны — это были слова песенки на каком-то непонятном языке. Правда, с ее манерой пения она вполне могла распевать и по-английски, текст все равно звучал бы как иностранный.

Она выглядела так, словно хорошо сложенную женщину ростом пять футов десять дюймов слегка сжали сверху до пяти футов семи дюймов, при этом все лишнее выпятилось наружу и переполняло самые интересные места. Неистовое вращение певицы заставляло эти переполненные места трепетать по-особому. Оркестранты время от времени помогали своим инструментам хлопками, выкриками, свистом и топотом. Свистела, аплодировала и топала также значительная часть зрителей.

Хуанита бешено носилась по сцене, волоча за собой микрофон. При этом казалось, что ее груди живут самостоятельной жизнью и, того гляди, взлетят, словно какаду. Она небрежно носила неизвестно как державшийся прозрачный, будто паутинка, бюстгальтер (наверное, он был сплетен из тончайших рояльных струн) и алую с разрезом спереди и доходящую до пола сзади юбку. К попке, которая, казалось, при движении захлестывалась вперед, был прицеплен веник из страусовых перьев — красных, фиолетовых, желтых, черных и белых, которые сейчас выглядели как слегка размытая радуга. Картину дополняли черные туфли-лодочки на очень высоком каблуке. Все остальное было Хуанитой как таковой. Она захватила край алой юбки, сдернула ее с бедер и продолжала танец, оставаясь лишь в бюстгальтере, туфлях и с каким-то серым клочком впереди, прозрачностью своей похожим на легкое облачко сигаретного дыма.

Раздался последний аккорд, и музыка смолкла. Хуанита остановилась.

Первое мгновение было слышно лишь клацанье зубов, затем зал взорвался воплями, аплодисментами, свистом и неистовым топотом.

Дикари, подумал я, деревенщина. Мои ладони начали гореть, и я перестал аплодировать. Парень за моим столом без устали твердил: «Вот это да! Вот это да!» Я посмотрел через зал — интересно, что делают мои друзья.

Они ничего не делали. Их там просто не было.

Не было двоих. Бэби сидела за столом в полном одиночестве.

Я инстинктивно нырнул под стол, полагая, что в эту секунду они заносят сзади над моей башкой металлические прутья, медные кастеты, стулья или нечто подобное. Однако ничего не произошло. Заметив поблизости официанта, я подозвал его и спросил, куда делись два человека со столика напротив. Он сказал, что они покинули клуб еще до того, как кончился танец Хуаниты. Казалось, официант был безмерно этим удивлен.

Я тоже был удивлен, хотя и совсем по другой причине. Но вообще это не имело серьезного значения. Я был лишь недоволен собой, тем, что позволил им уйти незаметно. Меня извиняло то, что я раньше не видел Хуаниты. В конце концов, за каждым может водиться один-два грешка.

Хуанита раскланялась, помахала ручкой, послала всем воздушный поцелуй и направилась к открытой двери в дальнем конце зала. Через дверь можно было видеть часть узкого коридора. Я уже приготовился встать, чтобы последовать за ней, когда заметил, что оркестранты подталкивают друг друга локтями и перешептываются. Двое из оркестра поглядывали на Бэби-сиську, которая, кажется, уже — порядочно нагрузилась. А может быть, и парила в эмпиреях.

Оркестр опять заиграл. Он начал без вступления. Громко, пронзительно зазвучал «Сан-Луи-блюз». Голова Бэби дернулась, как будто кто-то резко потянул ее за волосы. Широкая, счастливая улыбка растянула губы, и она вскочила со стула. Пока труба пела, Бэби выбралась на середину площадки. Кажется, она не совсем растеряла свое техническое мастерство. Блузка была уже сброшена наполовину, когда оркестр неожиданно замолк.

На один короткий момент меня охватило чувство неловкости за нее.

Мне показалось, что она может в наступившей тишине устыдиться своей заплетающейся походки, своего растерзанного вида пьяной женщины. Но я ошибся. Она как бы вышла из транса и оглянулась вокруг себя.

Затем Бэби со смехом кинулась к оркестру и повисла на шее у одного из музыкантов. Оркестранты смеялись, часть публики орала:

— Валяй без музыки, Бэби!

Я спросил парня за моим столиком:

— Что все это значит?

Теперь он был способен выражаться членораздельно.

— Кажется, вы здесь не частый гость. Они устраивают эту шутку всегда, когда Бэби здесь. После того, как она примет пару стаканов. Пойло и «Сан-Луи» заставляют ее танцевать. Такое впечатление, что она ничего с собой не может поделать. Музыканты не позволяют ей кончить танец. Хочется, чтобы когда-нибудь она дотанцевала до конца. Бэби никогда не останавливается, пока звучит оркестр. Хотелось бы быть здесь, когда это произойдет, — ухмыльнулся он.

— Держу пари, что вы не пропустите этого захватывающего зрелища. Благодарю за стул.

Я выплеснул в себя остатки бурбона, поднялся и пошел в конец зала.

Свет лился в коридор из открытой двери в паре ярдов слева от меня. Когда я заглянул в комнату, то увидел Хуаниту, сидящую в кресле у гримерного столика. Она покрывала свои губки новым слоем помады. Ей не помешало бы покрыть чем-нибудь и некоторые другие части тела.

Хуанита сидела ко мне спиной, но могла видеть мое отражение в зеркале. Я сказал:

— Привет.

Она подняла глаза, и наши взгляды в зеркале встретились.

— Кто вы?

— Не возражаете, если я войду?

Я вошел, закрыл за собой дверь, извлек бумажник и показал ей мою лицензию.

— Хотел бы с вами потолковать немного.

— Еще один легавый, — сказала она. — Уже трое со мной толковали. — Хуанита повернулась на стуле лицом ко мне. — Скажите, вы знакомы с Карлосом? Как там его? Кажется, лейтенант. Очень милый парень.

Она принадлежала к явно латинскому типу, но говорила без всякого акцента. Карлос был кубинцем, красавчиком и классно танцевал румбу.

— Конечно, — сказал я. — Карлос Рената. Мой лучший друг.

— Присаживайтесь.

Она указала на стульчик, такой хилый, что я засомневался, выдержит ли он меня. Стул выдержал, и я

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату