задумал провокацию. Он решил сделать фотографию Распутина вместе со скандально известным епископом Исидором, в окружении веселой компании, с подвыпившими сестрами милосердия - 'распутинскую оргию'. Вот почему смешили сестру Кощееву, вот почему в миг съемки Ломан присел... Хитрый полковник уже просчитал варианты на будущее и служил заговору.
Приближалась развязка. Крысы бежали с тонущего корабля. И Ломан потрудился - организовал фото 'оргии', которое, видимо, и передал в Думу.
'ЭТО БУДЕТ... РЕВОЛЮЦИЯ ГНЕВА И МЕСТИ'
'К концу ноября 1916г. атмосфера дома на Гороховой становилась все более напряженной, - вспоминала Жуковская. - С внешней стороны продолжался тот же базар... беспрерывные звонки телефона... в приемной, столовой и спальной толпились и как осы жужжали женщины, старые и молодые, бледные и накрашенные... приходили, уходили, притаскивали груды конфет, цветов, какие-то коробки... все это валялось... Сам Распутин, затрепанный, с бегающим взглядом, напоминал подчас загнанного волка, и от этого, думаю, и чувствовалась во всем укладе жизни какая-то торопливость, неуверенность, и все казалось случайным и непрочным... близость какого-то удара, чего-то надвигающегося на этот темный неприветливый дом... '
Жуковская записала (или придумала потом?) его шепот: 'Вон они, там, враги... все ищут, стараются, яму роют... Мне все видать. Я, думаешь, не знаю, что конец скоро всему... Веру потеряли... Веры не стало в народе, вот что... Ну, прощай, пчелка!.. Поцелуй на прощанье... '
Больше она его не видела.
Не пули террористов-революционеров, не немецкие снаряды - но существование этого человека грозило разрушить одну из величайших мировых империй. Оппозиция, общество, двор - все тщетно боролись с мужиком из безвестного села.
Незадолго до убийства Распутина Василий Маклаков, думский депутат от партии кадетов, приехал в Москву, чтобы выступить перед крупнейшими фабрикантами и купцами. На квартире миллионера Коновалова, соратника по партии, Маклаков говорил о неминуемой революции, подготовленной... Распутиным!
Среди слушавших речь был и агент охранки. Его запись осталась в архивах департамента полиции: 'Династия ставит на карту самое свое существование не разрушительными силами извне... Ужасною разрушительною работой изнутри она сокращает возможность своего существования на доброе столетие... ' И далее Маклаков произнес пророческое: 'Ужас грядущей революции... это будет не политическая революция, которая могла бы протекать планомерно, а революция гнева и мести темных низов, которая не может не быть стихийной, судорожной, хаотичной!'
Князь Жевахов рассказал тогда царице о видении некоего полковника О. Этот О. был возведен на высокую гору, и оттуда ему открылась вся Россия - залитая кровью от края до края.
ОДНИ
В ту осень во дворцах в Крыму еще не знали, что заканчивается их последний год. Но чувствовали - наступает грозное, неотвратимое время.
И во всей этой надвигавшейся катастрофе царь был один. Его двоюродный брат великий князь Николай Михайлович записал впоследствии в дневнике: 'При императоре Александре Третьем был кружок - замкнутый, из немногочисленных доверенных лиц... После 23 лет Николаева царствования он не оставил ни одного друга - ни среди родных, ни в высшем обществе'. Точнее, одинокий царь имел лишь одного друга - и это был все тот же ненавидимый всеми 'Наш Друг'!
Даже мать была теперь против сына, губившего империю.
Из показаний Вырубовой: 'Враждебно к Государю и Государыне относилась и вдовствующая императрица Мария Федоровна... Они... настолько редко виделись друг с другом, что за 12 лет моего пребывания около Александры Федоровны я, может быть, только раза два видела Марию Федоровну'.
Ненависть к царице стала модной. К фрондирующим великим князьям примыкали и двор, и знать в Царском Селе. Князь Жевахов вспоминал, как начальница епархиального женского училища в Царском при встрече с Аликс не только не поклонилась, но демонстративно отвернулась от Государыни всея Руси. 'Мне больно... не за себя, за дочерей', - сказала тогда Аликс князю... По всей России ходили карикатуры, изображающие в непристойных позах царицу и бородатого мужика.
'Николашка' - так теперь презрительно звали в обескровленной войной, ожесточившейся деревне царя, который еще
вчера был для крестьян грозным 'батюшкой'. На тысячах рисунков его изображали жалким рогоносцем, обманутым бесстыдной женой и распутным мужиком.
'ОНА МЕНЯ ВЫГНАЛА, КАК СОБАКУ... '
Как точно сказал тот же Маклаков: 'В высших дворянских и придворных кругах... тревога, что идущая к гибели власть потянет за собою их всех со всеми их привилегиями'.
Центром аристократической оппозиции стал в то время легендарный 'Яхт-Клуб', основанный еще в 1840 году, при Николае I. Только самые родовитые - 'голубая кровь' - допускались в его стены. При Александре III 'Яхт-Клуб' был закрытым политическим собранием, окруженным атмосферой таинственности. По традиции его возглавлял министр двора - граф Фредерике. Членами клуба были в то время и великий князь Дмитрий Павлович, и Феликс Юсупов.
Но теперь в этой цитадели монархии 'открыто критиковались поступки императрицы' - писал в дневнике великий князь Николай Михайлович. И это был грозный симптом... Аликс через Фредерикса пыталась прекратить эти разговоры. Но престарелый граф был прекрасен на балах (с его великолепной выправкой старого гвардейца и безукоризненными манерами, напоминавшими об исчезнувших вельможах времен французских Людовиков) и беспомощен в роли министра гибнущая власть всегда окружена жалкими людьми... Разговоры о царице не только продолжались, они становились вызывающими.
В Петрограде и Москве зрели заговоры - и во дворцах знати, и на квартирах богачей. А под Петроградом жила одинокая Семья, безнадежно замкнувшаяся в Царском Селе. И по-прежнему без устали трудилась Аликс, вызывая в Царское покорных, но, увы, уже безвластных министров... Николай же был далеко от столицы - в Ставке.
Между тем большая Романовская семья сделала последние шаги. Аудиенции у императрицы попросила Зинаида Юсупова. Недаром Хвостов говорил о деньгах, которые получил от нее на убийство Распутина! Эта красавица, наделенная многими талантами (несостоявшаяся актриса, которую сам Станиславский приглашал в свой театр), играла значительную роль в заговоре аристократов.
Аудиенция состоялась. Юсупову 'холодно приняли'. И как только она начала разговор о Распутине, ее 'попросили покинуть дворец'. Но Зинаида заявила, что прежде обязана исполнить свой долг перед Государыней и 'сказать все'.
Аликс слушала ее молча. Когда Зинаида закончила, царица сказала: 'Я надеюсь больше вас никогда не увидеть'.
После чего к Аликс приехала главная подруга Зинаиды - великая княгиня Елизавета Федоровна. Когда-то столь любимая сестра Элла... Императрица выслушала ее также молча. И молча проводила до кареты. Как вспоминал Феликс Юсупов: 'Элла... пришла в слезах: 'Она меня выгнала, как собаку... Бедный Ники, бедная Россия... '
И это не фантазии Феликса. В архиве я прочел письмо самой Эллы, написанное царю уже после убийства Распутина. Она описала там это свидание: 'В отчаянии я бросилась к вам, которых я искренне люблю, чтобы предупредить вас, что все классы, от низших до высших, дошли до предела... Она мне велела ничего не говорить... и я уехала с чувством: встретимся ли мы еще когда-нибудь... какие еще трагедии могут разыграться, какие еще страдания у нас впереди... '
К промозглой, дождливой петроградской осени заговор, видимо, сформировался окончательно. Как вспоминал Юсупов: 'Великие князья и некоторые аристократы составили заговор, стремясь удалить императрицу от власти и добиться ее удаления в монастырь. Распутин должен быть сослан в Сибирь, император смещен, а цесаревич коронован'.
Той осенью Пуришкевича позвали во дворец к великому князю Кириллу Владимировичу. И будущий убийца Распутина, монархист Пуришкевич записал в дневнике: 'Выходя из дворца великого князя, я под впечатлением нашего с ним разговора вынес твердое убеждение, что он... затевает что-то недопустимое в отношении Государя'
Однако 'недопустимое' по старой российской традиции было только в разговорах. Нарушить присягу никто не посмел.
ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Но великим князьям надо было спешить, ибо заговор зрел и в Ставке опасный заговор генералов и думской оппозиции. 'Между Коноваловым (депутатом Думы. - Э. Р. ), Крымовым (генералом. - Э. Р. ) и Алексеевым (начальником штаба Верховного главнокомандующего. - Э. Р. ) зреет какая-то конструкция', писал генерал Брусилов. А офицер Ставки,. штабс-капитан Лемке меланхолично отметил в своей записной книжке: 'Меня ужасно занимает вопрос о зреющем заговоре... '
И Романовская семья в самый последний раз попыталась разрешить ситуацию 'по-семейному', как
